Крепость на дюнах (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 25

Однако сопротивлялись большевики ожесточенно, наступавшие германские «боевые группы» то и дело встречали огнем замаскированные танки с красными звездами на башнях. Но это лишь ненадолго задерживало 8-ю панцер-дивизию — придвигались 105 мм гаубицы, и преграда сносилась артиллерийским огнем. Лишь к вечеру у литовского городка Рассеняй сопротивление стало более ожесточенным — там оказалась советская пехотная дивизия, что спешными маршами выдвигалась к границе. К тому же она оказалась усилена тяжелой артиллерией — бои приняли напряженный характер. Пришлось выставить заслон до подхода 3-й моторизованной дивизии, и двигаться дальше, к Дубиссе, не теряя времени.

А вот в полосе 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта дела пошли скверно — из допросов пленных удалось выяснить, что русская 125-я пехотная дивизия получила приказ занять укрепрайон заблаговременно. Кроме того ее инициативный и решительный командир подчинил себе саперные батальоны и вооружил несколько тысяч работавших на возведении укреплений строителей. Оборону усиливали два гаубичных артиллерийских полка, да несколько дивизионов легкой артиллерии.

Бои с самого начала приняли ожесточенный характер — русские отчаянно дрались и медленно отступали к Тоурагену, взорвав мосты через Югру. Вскоре к противнику подошли серьезные резервы — моторизованная дивизия, тяжелый артиллерийский полк, два танковых батальона, а после полудня еще один пехотный полк и несколько дивизионов противотанковой артиллерии. Вся эта группировка войск предназначалась для прикрытия полосы, по которой наступал его 56-й корпус, и она должна была остановить его. Просто русские не успели прикрыть «прореху», запоздав с выдвижением, так что ему повезло в отличие от соседа, продвижение которого сразу же застопорилось. Пришлось даже помочь, пододвинув ближе беспрепятственно наступавшую 290-ю пехотную дивизию, входившую в состав корпуса.

Все же через сутки упорных боев, большевики, несмотря на помощь собственной бомбардировочной авиации, дрогнули под напором главных сил 4-й панцер-группы. Натиска пяти дивизий — 1-й и 6-й танковых, 36-й моторизованной, 269-й и 290-й пехотных — хватило. Советские войска начали отходить из города, однако продолжая оказывать яростное сопротивление. И собирались продолжить драться дальше — час назад воздушная разведка отметила выдвижение с северо-запада на помощь больших танковых колонн, которые сопровождали грузовики с мотопехотой и артиллерией…

— Ничего страшного, что мост взорвали, — Манштейн оглядел широкую речную долину с обрывистыми берегами. Отсутствие надежной переправы не помешало мотопехотному полку, усиленному танковым и разведывательным батальонами, с дивизионом гаубиц, перейти на противоположный берег. Заняв там плацдарм, можно будет завтра с утра перебросить на него еще одну «боевую группу». Та состоит из танкового и мотопехотного полков с мотоциклетным батальоном. А затем подтянуть артиллерийский полк с тыловыми службами дивизии.

Стоит лето, надежды большевиков на подрывы мостов не оправдаются — речушки пересохли, везде можно найти броды. Грунтовые дороги позволяют передвигаться достаточно быстро, дождей нет, и не предвидятся. Нужно двигаться на Динабург как можно скорее двумя подвижными дивизиями, не обращая внимания на открытые фланги и все более отстающую собственную инфантерию. А там и корпус Рейнгардта подтянется, обеспечив открытый левый фланг, и расширив «пролом» большевистского фронта до критических размеров. До Двины осталось двести тридцать километров, несколько суточных бросков для его танков…

Либава

Комендант 41-го укрепрайона

дивизионный комиссар Николаев

— Езжай спокойно, обо мне не беспокойся. Так лучше — ты другим подаешь пример. Да и я перестану беспокоиться о тебе, ведь бомбежки идут не прекращаясь. А если немцы подступят, то обстрелы начнутся. Эвакуация населения пойдет полным ходом, жителей нужно выселить, чтобы они не стали жертвами во время осады и штурма. Так что езжай, Вера, отвезешь письмо Миле от Николая Алексеевича.

Серафим Петрович поцеловал жену и подсадил ее на подножку уходящего из Либавы поезда. Везде стояли военные в разнообразном обмундировании — все прощались со своими женами и детьми, обнимались и целовались, заносили внутрь забитых вагонов чемоданы и корзины. Люди понимали, что может быть прощаются со своими близкими навсегда. Отовсюду доносились всхлипы, а то и детский плач.

Состав из обычных пассажирских вагонов и «теплушек» для людей, и платформ, с увозимым оборудованием и имуществом. Вера помахала ему рукой, жена всячески крепилась, не показывая слезы, а он ей помахал рукою. Эшелон тронулся, вагоны медленно проходили мимо Николаева, на платформах виднелись синие гимнастерки милиционеров и черные форменки моряков. То были охранники, они ехали с винтовками в руках, на крышах первого и последнего вагонов стояли пулеметы. Обстрелы поездов «айзсаргами» стали обыденным явлением, не исключалось и прямое нападение, и тем более диверсия на железнодорожных путях. Так что требовалось принять самые энергичные меры для обеспечения безопасности…

— Так, товарищи летчики, у вас всех есть возможность подняться в небо и воевать с врагом, — Николаев пристальным взором обвел разношерстно одетую шеренгу, стоявшие перед ним люди невольно подтянулись. Четверо в армейской форме с голубыми петлицами, на которых остались выцветшие пятна от содранных «треугольников», и эмблемами ВВС — разжалованные сержанты имели проблемы с дисциплиной, за что и очутились в Прекуле в дисциплинарном батальоне.

Двое неулыбчивых латышей из «осоавиахимовских» инструкторов — за них ручались в горкоме, говорили, что сильно ненавидят немцев, а потому надежны. Эти летчики давно разменяли четвертый десяток, была заметна седина в голове. Рядом с ними трое парней лет двадцати, в строительных робах — все отобраны в Цираве, закончили аэроклубы. Чуть отдельно от них стоял мужчина лет тридцати с обожженным лицом — бывший капитан, участник «испанской» войны, из-за ревности угодивший в «места не столь отдаленные», но всегда неприятные.

Еще пятеро были в кителях ГВФ — начальник «Аэропорта» Карл Яншевский и его пилоты, по крайней мере, на почтовых самолетах Р-5 летали — два этих биплана стояли в ангаре.

— Все вы вызвались добровольно, никто вас не принуждал. Сейчас такая ситуация, что годных самолетов больше чем пилотов. А потому в воздух можете подняться уже завтра.

Полтора десятка стоявших перед ним пилотов от произнесенных слов заулыбались, ожили, видимо все искренне любили небо. А Николаев подошел к разжалованным сержантам — молодые парни, только после училища, где прошли ускоренный курс подготовки. Понятное дело, что молоды, кровь кипит, да и тянет к женскому полу — вот тебе и пьянки с выяснением отношений кулаками, «самоволки», неподчинение, и даже нанесение побоев сотрудникам милиции.

— На чем летать сможете?!

— В полку на «чайке»!

— Я тоже!

— Летал на «бисе»!

— На «ишаке»!

Ответы посыпались вразнобой, все оказались истребителями, причем ни один не назвал тип самолета, а лишь ходящие в обиходе названия. От их ответов стоявший рядом бывший капитан только морщился, смотреть на гримасу, что появлялась на обожженном лице, было неприятно.

— Вы на чем летали?

— На И-15, испанцы называли его «чатос». И на английском «бульдоге», когда они попали в Сантандер. Воевал на Северном фронте весной 1937 года.

— Звание? Награды? Сбитые есть?

— Бывший капитан, лишен Красного Знамени. Награжден орденом за сбитый лично итальянский «фиат». В группе сбил немецкий истребитель «хейнкель» в воздушном бою.

— Проявите себя в боях — вернете себе обратно звание с орденом, сам представление напишу! Сможете летать на И-153?

— Смогу, товарищ дивизионный комиссар! Только пробные полеты мне нужны, отвык от неба!

— Тогда всех пятерых передаю в 148-й ИАП — как видите, майор, я вам нашел пилотов.

— Посмотрим, что эти птенцы смогут. Впрочем, у нас были не лучше, а сейчас вполне прилично дерутся, — начальник штаба полка майор Чолок посмотрел на бывших сержантов скептически, зато к бывшему капитану отнесся подчеркнуто уважительно.