Хранить вечно. Дело № 1 (СИ) - Батыршин Борис - Страница 48

Итак, можно подводить итоги. Пока что промежуточные – но всё же. Первое – книгу, ту самую, из-за которой расстался с жизнью ребе Бен–Цион, отыскать не удалось. Мало того, след англичанина в тропическом шлеме, который, похоже, и организовал нападение, тянется в Европу, в сторону, прямо противоположную той, куда направляется сейчас Яша – в Мессину, куда сутки назад ушёл пароход германского Ллойда, унёсший с собой похитителя.

Самое обидное, что в случившемся Яша может винить только себя. Собирался же он отправиться в Турцию, а потом и в своё ближневосточное турне ещё в конце августа? Поступи он так – книга давно была бы у него, и убийцам не понадобилось бы врываться в дом раввина и лить там невинную кровь. А всё мальчишки – Яша тогда убедил себя, что перед поездкой обязательно надо навестить Марка; потом выяснилось, что поганец удрал из коммуны, и не один, а с приятелем, ещё более «непростым», чем он сам. Последовали поиски, засада в Штатном переулке, посещение лаборатории Гоппиуса… в общем, Яша оказался в Стамбуле, а потом и в Палестине на две недели позже того, что планировал раньше. Хотя, конечно, если бы не кое-какие нюансы, которые стали ему известны тогда в Москве и, главное, не настойчивые призывы его интуиции – непременно заняться мальчишками! - он бы и не подумал забирать у ребе книгу. А значит, арабы с ножами всё же сделали бы своё дело, только он, Яша, не смог бы в последний момент пустить по следу похищенной реликвии своих людей.

Ладно, сетовать о том, что уже случилось, смысла нет. Агент «Бегун» и его супруга, «Двойка» знают своё дело; денег Яша оставил им достаточно, пообещав не требовать отчёта в расходах – разумеется, если будет положительный результат, - так что надежда всё-таки есть. К тому же перед отъездом он успел подключить к поискам ещё одного своего агента, до сих пор работавшего автономно - бухарского еврея по фамилии Исхаков. Он держал в Яффо пекарню и успел обзавестись здесь широкими связями, и может оказаться весьма полезен «Бегуну» в его непростой миссии.

Куда больше беспокоил Яшу предстоящий визит в Стамбул. За всеми этими заботами он временно задвинул на второй план свои отношения со «львом революции» - и вот теперь, кажется, приходит время определяться окончательно. А этого Яше не хотелось до зубной боли – он-то знал, как отнесутся к контактам с изгнанником и его коллеги по ОГПУ и другие, не менее серьёзные и, главное, облечённые властью люди. И в первую очередь – непримиримый враг Льва Давыдовича, Генеральный секретарь ВКП(б) невысокий, с жёлтыми тигриными глазами кавказец, ни на миг не расстающийся со своей курительной трубкой…

Над полуютом «Умбрии», где у лееров устроился Яша, раскатился долгий прощальный гудок. Ему ответили свистками портовые буксиры, рыбацкие шхуны и наконец, после приличной паузы, два раза коротко рявкнул «Эмеральд». Плаванье началось.

Предсказание моё пропало даром – никто не собирался запирать нас в «особом корпусе» или хотя бы изолировать от прочих коммунаров. Но кое-что в нашей повседневной жизни изменилось – и изменилось кардинально. Например, больше мы не работали на производстве, отдавая первую половину дня новым, «специальным» предметам. По большей части это было развитие «особых способностей»; каждый из «спецкурсантов» занимался по индивидуальной программе, с преподавателями, которых мы до сих пор ни разу не видели, но от которых на версту разило то ли откровенным безумием, то ли парапсихологическими наработками спецслужб - и далеко не одного только ГПУ. А может, и тем и другим вместе.

После обеда мы занимались привычными вещами – отрабатывали техники медитаций с учителем Лао, сотнями жгли патроны на стрельбище, или изнуряли себя на маленьком стадионе на задах «особого корпуса». После чего – ужин и свободное время в палаточном лагере - волейбол, купание в озере, песни у костра, свобода!

Татьяну натаскивал на биолокацию неказистый мужичонка откуда-то с Урала, лозоходец и искатель кладов и подземных родников – истово верующий, кажется, пятидесятник или баптист; наполовину юродивый, изъясняющийся по большей части, прибаутками и фразами из Писания. Но дело своё он знал туго, и девушка каждый вечер хвасталась новыми успехами.

Марком занимались совсем другие люди. Сначала его долго и упорно тестировали на признаки телепатии, а потом принялись обучать на кроликах – в самом буквальном смысле, предлагая вызывать у ни в чём не повинных зверушек приступы беспричинного страха. Успехи у него были не столь впечатляющими, как у Татьяны – но всё же он постепенно освоил способность «пугать» несчастных длинноухих вполне осознанно, а не случайным образом, как это было раньше. Мне было очевидно, что следующим шагом будут «тренировки» на людях – но я предпочёл об этом с Марком не говорить. Думаю, он и сам всё прекрасно понимал - и побаивался этого неизбежного часа.

А вот со мной самим всё было далеко не так просто. Порой я переставал понимать – а что я вообще делаю в программе доктора Гоппиуса, почему не отчислен, подобно девочке Ане и не переведён куда-нибудь с глаз подальше? В самом деле: выраженными парапсихологическими талантами, подобными тем, что имеются у моих товарищей, я похвастать не могу; протекция «дяди Яши» хоть и имеет некоторый весь, но вряд ли может оказаться решающей. Остаётся одно: неясные нейроэнергетические эманации, зафиксированные аппаратурой Гоппиуса в момент нашего с Алёшей Давыдовым «обмена разумов». Видимо, произведённый эффект настолько поразил учёного, что он сделал меня чуть ли не главным объектом исследований – в отличие от Марка, Татьяны и остальных, он занимался мной самолично, с использованием второго комплекта лабораторного оборудования, о котором он проговорился ещё в Москве.

Правда, привести его к такому же работоспособному состоянию никак не получалось, и моего инженерного образования и опыта, полученного при воссоздании лабораторной установки из подвалов родного ВУЗа хватало на то, чтобы понять: Гоппиус и его помощники занимаются не столько изучением феномена в моём лице, сколько отладкой оборудования. И, кажется, добились в этом кое-каких успехов: из подслушанного разговора следовало, что всё отработанное на моей тушке немедленно переносилось на восстанавливаемую московскую установку, для чего один из лаборантов Гоппиуса раз в три-четыре дня мотался в столицу. А ещё - он чего-то ждал. И это самое "что-то" должен доставить ему ни кто иной, как "дядя Яша". Гоппиус не раз проговаривался, что вот тогда-то дело сдвинется с места по настоящему, и не придётся, как сейчас, продвигаться вперёд черепашьими темпами...

И ещё один нюанс, подслушанный из учёных бесед: оказывается, несмотря на то, что московская аппаратура вышла во время эксперимента из строя, базовые настройки приборов сохранились, и учёный на полном серьёзе надеется повторить опыт со мной в качестве главного действующего лица. Это что же получается - мне светит снова оказаться в том самом креслице с проводами и металлической шапочкой на спинке, которая делает его подозрительно похожим на электрический стул? Нет уж, товарищи большевистские нейроэнергетики и пархатые эзотерики, я лучше пешком постою...

А ещё – в нашем расписании появились… будь дело в двадцать первом веке, я бы назвал их психологами, а пожалуй, что и психоаналитиками. Интеллигентные, эффектные барышни возраст самой старшей - не больше двадцати пяти. Все в белых врачебных халатах поверх элегантного, кажется, даже заграничного платья, с умело наложенным макияжем. Они как бы между делом подходили к нам во время перерывов между занятиями и завязывали беседу, после чего – предлагали пройти в отдельный класс. Разговор шёл самый естественный: «не трудно ли выносить темп учёбы», «как складываются отношения с «сокурсниками», «чего вы ждёте от будущего». Дальше – больше: в ход пошли психологические тесты в духе доктора Фройда и Юнга. В какой-то момент, я обнаружил, что милая девушка по имени Елена Андреевна (к каждому из нас была на постоянной основе приставлена своя, индивидуальная «психологиня») достаточно откровенно пытается ввести меня в лёгкий транс – знакомая мне по «той, прошлой жизни» техника «активного воображения» Юнга, нацеленная на общение с мистическим миром.