Пионерский гамбит (СИ) - Фишер Саша - Страница 2
- Предыдущая
- 2/66
- Следующая
Когда дверь открылась, я набрал в грудь воздуха и... понял, что собираюсь разговаривать с удаляющейся спиной. Поэтому просто буркнул:
— Привет.
Ответом она меня не удостоила.
Пить пиво расхотелось. Я скинул кроссовки, дошел до кухни и сложил не радующие больше запотевшие баночки в нижний ящик холодоса. Закрыл дверь и завис. И что теперь? Я почувствовал себя будто в тюрьме. Трешку я оставил при разводе жене, а себе купил однешку. Решил, что одному мне будет достаточно. Широченный диван, плазма в половину стены, шкаф-купе и балкон для велосипеда и раскладушки на случай гостей, вот как например, сейчас. Только дочь отказывалась на ней спать, и я, как джентльмен и отец благородно уступал ей свой офигенный удобный диван. Серьезно, я его три недели выбирал. Лежал на разных, придирался чтобы подлокотники и спинка были идеальными, чтобы механизм был надежный, а не такой, на котором спать можно только в одной позе и не шевелиться, иначе от скрипа проснешься не только ты сам, но еще и соседи. Больше всего мне хотелось прокрасться обратно к двери и сбежать. Карина, я уверен, даже не заметит. Уткнулась в свой смартфон, и ничего в этом мире ее больше не интересует. Перед женой будет стыдно потом.
Так что я вздохнул и отправился в свою бывшую комнату выполнять свой отцовский долг.
Я подергал шпингалет за шпенек. Хм, похоже, что этот запирающий механизм уже многократно отрывали от деревянной двери. Заметны следы повреждений. Хотя если все время дергать, то что угодно можно оторвать. Дверь распахнулась.
— Ну фто? — сказал я с зубной щеткой во рту. — Чифу фубы...
— Давай живее! Почему ты все время копаешься?! — женщина строго придирчиво осмотрела меня с ног до головы и поджала губы. Фартук она уже успела снять.
— Ефть, мэм... — пробормотал я, прополоскал рот. Побрызгал в лицо и пошагал на кухню.
Обои, похожие на клеенку в клеточку, голубенькие кухонные шкафчики, пузатенький холодильник с блестящим металлическим рычагом вместо ручки. Между шкафчиком и холодосом — короткая веревочка, на которой сушатся полиэтиленовые пакеты. Стол покрыт клеенкой в бледный цветочек. А на столе — тарелка. А в тарелке — неизбывный кошмар моего детства, блюдо, нанесшее непоправимую моральную травму нестойкой психике только что отправленного в детский сад ребенка. МОЛОЧНАЯ ЛАПША. Остывшая. Покрытая толстой тошнотворной застывшей пленкой.
— Садись быстро ешь! — скомандовала женщина. Сосбтвенно, почему я ее до сих пор называю про себя «женщина»? Судя по повадкам, она явно моя мать. Ну, не моя, ладно. А вот этого вот парня с вихрастой башкой, глазами которого я смотрю этот чертовски реалистичный сон. Стараясь больше не злить мать своей тормознутостью, я устроился на табурете и взял в руки легкую алюминиевую ложку. Мысленно содрогаясь, коснулся ложкой поверхности супа, которого, если бы мир действительно был справедлив, никогда не должно было существовать в природе. Застывшая пленка покрылась морщинами и прилипла к краю ложки. Мать нетерпеливо притопывала ногой и смотрела на меня в упор. А я смотрел мимо нее. На электрической плите было написано «Лысьва». Мне стало смешно от этого слова. Я вспомнил, что в детстве у бабушки над смеялся точно над таким же. Меня строго отчитывали, но поделать я с собой ничего не мог. Ну смешное же слово — л-ы-с-ь-в-а.
Спас меня кукукнувший звонок в дверь.
— Ну наконец-то! — мать всплеснула руками и бросилась в коридор.
— Послушай, дщерь! — сказал я, когда понял, что меня уже невыносимо тяготит молча сидеть и смотреть как чадо, не отрываясь, пялится в свой телефон. Теперь она обрезала волосы чуть выше шеи. К фиолетовому вместо красного добавился зеленый. Одета она была в мешковатую трикотажную пижаму. Впрочем, я не уверен, что это именно пижама, а не супермодный пикид, без которого ни одна нормальная девушка на улицу не выйдет. — Я тоже люблю позалипать в телефончик. Но может нам стоит хоть иногда поговорить словами через рот?
— О чем? — протянула она, скривилась и задрала взгляд к потолку.
— Расскажи, как у тебя дела в школе? — кажется, от моей дружелюбной улыбки на лице остался вымученный оскал.
— Нормально, — буркнула она. — Все, мы поговорили? Я могу обратно заниматься своими делами?
— Карина, — вздохнул я. — Я не понимаю, что происходит. Мы же всегда дружили, ели вместе мороженое, катались на роликах и все такое. Интересы поменялись, так бывает. Я просто хочу дружить и дальше. Но чтобы это сделать, мне нужен хоть какой-то намек от тебя о том, что тебя волнует.
— Ты же старый, как с тобой можно дружить вообще? — покрытые темной помадой губы ее скривились. И что-то такое мелькнуло у нее во рту... Металлический шарик? Она что, язык проколола? И мать разрешила такое? — Найди себе тетку по возрасту и с ней дружи.
«Много ты в этом понимаешь, соплячка!» — подумал я, но сказал другое.
— А у тебя есть друг?
— Все сложно, ты не поймешь...
— Почему ты так думаешь? Я же тоже был подростком!
— И что ты оттуда помнишь? Как вы строем с флагом под барабан ходили?
— И вовсе даже не только это!
— Ну да! Моя бести недавно познакомилась с парнем, и теперь за ним бегает то в робототехнический, то на занятия по информатики, то в английский разговорный клуб. А мы, между прочим, поклялись, что всем этим лошфаром заниматься не будем. Я ей об этом напомнила, а она говорит, что... Ничего не говорит. Вообще мессаги не читает уже три часа.
— И что тебе мешает тоже ходить на робототехнику?
— Да это же лошфар, папа!
— Это что-то вроде зашквара?
— Ну... типа того, только так уже никто не говорит.
— Хорошо. Но почему робототехника — лошфар?
— Потому что тогда Хильда будет ржать. И ее миньоны вместе с ней.
— И что?
— И то! Потому что все за ней повторяют.
— А подруга твоя почему не боится?
— Пааап!
— Потому что у нее этот... как его... краш?
— Да говорю же, что ничего ты не понимаешь! И краш уже тоже никто не говорит!
— Ну отчего же, кое-что понимаю, — сказал я. — Ведь я все-таки целый директор, хоть и не очень большой. У вас в классе есть некая Хильда. Это, что ли, Рита Хиляева, да? Она устроила у вас моду на то, что круто быть неграмотными неучами. Вы все ведетесь, потому что она будет ржать. Верно?
— Здоров, Кирка! — на плечо опустилась тяжелая рука. — Любаня, ты уже езжай на свой курорт, мы тут без тебя управимся!
— Такси должно скоро приехать, — мать нетерпеливо махнула рукой и облокотилась на край кухонной тумбы. — Значит, путевка и медицинская справка на тумбочке, на средней полке в холодильнике я там тебе собрала пакет с собой. Пирожки, булочки и немного конфет... Положишь в рюкзак, рюкзак в шкафу в коридоре. Так... Что еще забыла? Вожатым скажи, что тебе нельзя много физических нагрузок, а то они не всегда в справку заглядывают. Помнишь, да? Если будет нехорошо, сразу иди в медпункт! Сразу! Не тяни! Ты понял меня?
— Понял, — буркнул я.
— Ох... Прямо сердце не на месте, на все лето же в лагерь, а ты раньше никогда там не был... — лицо матери стало страдальчески-озабоченным, она положила руку на левую часть груди, как бы проверяя, на месте ли у нее сердце.
— Люба, миллионы детей ездят в пионерские лагеря каждое лето, и никто там пока что не умер! — незнакомый мужчина вышел наконец из-за моей спины, и я смог его нормально рассмотреть. Он был не очень высоким, может совсем чуть-чуть выше, чем я. На таких же вьющихся как у меня волосах — белая летняя кепка. Одет он был в какую-то убийственно-синтетическую голубую майку-поло и летние светлые брюки.
— У всех миллионы, а у меня один! — заявила мать. — И я знаю, что у него со здоровьем не все в порядке, а они — нет! И вообще ты опоздал на пятнадцать минут! Мы вчера договаривались, что ты придешь ровно в семь!
- Предыдущая
- 2/66
- Следующая