Я хочу делать плохие вещи с тобой (СИ) - "Ksendagir" - Страница 37

— Мама спрашивает, когда ты уже спустишься обратно в квартиру. Она почти закончила работу по дому и скоро будет ужин. Нужно купить продуктов.

— Я уже закончил, — он подходит к дочери и привычным движением берет ее на руки, тут же крепко обнимая и прижимая к своей груди. — А ты довольно тяжелая. Кто-то хорошо пообедал?

Девочка звонко рассмеялась, обнимая отца за шею и прижимаясь щекой к его щеке.

— А может попросим маму заказать корейскую еду?

— Ты хочешь?

— Да, мы давно ее не ели.

Хиро улыбнулся:

— Давай попробуем уговорить маму, Джоан.

Такеши Андо

— Не знаешь? Разве в этом есть смысл? — Андо стоял посреди складского помещения, утонувшего в тусклом свете желтых электрических ламп.

— Мы нашли только одного, босс, — продолжал оправдываться его подручный, которому ранее было приказано найти тех двух недоумков, что не смогли убить Такаяму. Самый неудачливый из двух покушавшихся на жизнь Джона парней, которому не удалось скрыться от людей Андо, сейчас избитый и почти без сознания лежал на холодном бетонном полу.

— Вот почему мы никогда не растили внутри клана отпрысков без рода и имени. У них нет чести.

Такеши подошёл к пленнику и надавил подошвой своего ботинка на его щеку, поворачивая избитое лицо к свету и с презрением его рассматривая.

— Что с другим?

— Он сбежал, босс… Легко поймать человека, когда он убегает, но этого парня нигде не видно.

Андо хищно улыбнулся.

— Неужели, это был человек крысёныша Хиро? — в его глазах блеснула тень догадки, и оябун клана Андо нахмурился, испепеляя подручного горящим ненавистью и раздражением взглядом. — Уберите это дерьмо с моих глаз…

Быстро подбежавшие солдаты якудза схватили лежащего на полу парня и, удерживая его под руки, отволокли обреченного на смерть мужчину куда-то в недра склада. Ситуация опасно накаляется. Было бы намного легче избавиться от Пса, если бы поблизости не крутился его брат. Но… тем даже интереснее.

========== Часть 21 ==========

Алекс

В большой квартире Алекса все до отказа заполнено книгами: тумбы, комоды, ящики, а огромные книжные шкафы служат перегородками между комнатами. Все эти книги сложены, словно кирпичи, составляющие огромную, идеальную башню с четкими границами и гладкими, отшлифованными знаниями стенами. Башню, которую Алекс собирается уничтожить.

«Как ни странно, я не могу избавиться от книги…».

Мягкую тишину его дома разрушают знакомые, едва слышные шаги. Словно дикий зверь подбирается ближе, рискуя спугнуть добычу.

— Разве ты здесь живешь? — не поворачивая головы, но жадно втягивая пробирающийся в ноздри запах шишек и сосновой смолы.

— Вы не отвечали на звонки, — неужели Алексу чудится осуждение в голосе остановившегося в паре шагов от него Джона? И правда, не отвечал. Кусая губы, жмурясь и закрывая лицо ладонями, чтобы не видеть и не слышать, иначе сорвется, не отвечал. А после, борясь с жгучим желанием поднять трубку и услышать родной голос, вообще выключил телефон. Алекс ведь все для себя уже решил, он просто больше не может поддаваться искушению, только сильнее увязая в Джоне. А тот стоит на расстоянии вытянутой руки, захочешь — только протяни, коснись часто вздымающейся груди пальцами, прижми ладонь туда, где под тонкой кофтой бьется неспокойное сердце. Алекс хочет. И сжимает пальцы в кулак, бессильно опуская руку вдоль тела.

— Я же сказал, что месяц не буду приходить, — и из этого месяца уже прошло полторы недели, а от пламени былой решимости разорвать их связь, губя родившиеся чувства, остался лишь тлеющий огонек.

— Вы не сказали мне не приходить, — и теплое дыхание, защекотавшее ухо Алекса, когда Пес подошел к нему недопустимо близко, едва тот огонек не затушило. Наконец, Алекс обернулся, очертив непроницаемым взглядом волевое лицо Джона. Миндалевидный разрез темных, обычно холодных глаз, теперь лучился медовым, теплым светом, словно солнце на закате.

— Забавный, — губы тронула легкая, меланхоличная улыбка. — Ты делаешь то, что ты хочешь.

Погасший было огонек взвился в груди болезненно опаляющим кострищем, дотла выжигающим такие ненужные сейчас чувства.

— Раз уж вот так пришел, — Алекс отстранился, увеличивая расстояние между ними, и в его голосе засквозил холод, — не хочешь сделать свою работу?

Джон удивленно выгнул бровь, но ничего не ответил, а Алекс вскользь подумал, догадывается ли тот, каких усилий теперь ему, Алексу, стоит так безупречно притворяться равнодушным.

— Чем раньше погасишь долг, тем лучше для тебя.

— … Хорошо.

«Слова друг другу могут быть острее ножа, и даже понимая это, я выплескиваю слова и чувства, как яд».

Алекс поманил Джона за собой, приглашая подняться в спальню. И тот послушно следовал за хозяином, едва ли понимая, как раненой пташкой бьется в его душе та самая, оказавшаяся совершенно лишней, любовь. Он ведь раньше всегда был таким — не считался с чужими чувствами, не задумывался о последствиях своей жестокости или безучастности, он получал то, что хотел с удивительной простотой, эгоистичный и не по возрасту циничный. Алекс был таким для окружающих, и никто не знал его настоящего. А Джону так легко и в считанное время удалось пробраться под чёрствый купол отчуждения, вскрыть все его тайные, так глубоко упрятанные чувства и желания, что сейчас, стоя перед ним с отрешенным видом, Алекс ощущал себя разбитым вдребезги. И уже не склеить, не собрать его прежнего. Слишком поздно. Толкнув Джона на постель, Алекс навис сверху, как будто примеряя на себя давно забытую ведущую роль. Он не смотрел в чужие глаза, зная наверняка, что это будет его погибель — утонет в обжигающем золоте. Уронил ладонь на широкую грудь, вспоминая, какая теплая, гладкая у Джона кожа, непривычно светлая, и как каждый раз хочется провести по ней языком: от соска вниз к плоскому животу.

— Могу я связать вас? — пальцы против воли сжали ворот кофты.

— Это из-за Шина? — как же остро может полоснуть ревность, даже если ты запретил себе чувствовать.

— Нет. Потому что это сильнее возбуждает, я ведь говорил вам уже, — Джон резко поднялся, буквально впечатывая Алекса в свое тело. И какой же хозяин был горячий, крупно вздрагивающий каждый раз, когда ладони Джона проходились по его бедрам и сминали ягодицы. Тело Алекса говорило куда красноречивее его показного равнодушия.

— Бесстыжий щенок, — ему было невозможно сопротивляться, и опять вся выдержка Алекса терпела крах. Потому что невозможно оставаться холодным и бесчувственным, когда чужой напряженный член упирается в собственный ноющий пах, а ловкие пальцы так бесстыдно ласкают, умело задевая самые чувствительные точки.

— Отлично. Делай, что хочешь, — и позабыв данные себе обеты, Алекс взглянул в чужие глаза. И пропал. С треском разбился об ослепляющее, голодное желание, которое Джон даже не пытался скрыть. Он позволит ему один раз. Еще один. Последний. Пусть делает с ним все, что захочет, Алекс не будет сопротивляться, не будет выворачивать душу наизнанку, стараясь заглушить кипящие чувства деланной холодностью. Джон ведь и правда видит самую его суть.

Алекс даже курил сексуально. Сидя на бедрах Джона, опутанный яркими, словно кровь, узлами веревки, он лениво затягивался, скользя затуманенным удовольствием и возбуждением взглядом по сильному телу под собой.

— В последнее время ты полон энтузиазма, деньги нужны? — несмотря на то, как негласно изменились их отношения, никто не забывал, с чего все началось и какова была цена за секс. Сухие цифры, исправно попадающие на счет.

— Нет, — Джон, потянувшийся вперед, чтобы мстительно укусить Алекса за сосок, дернул за красную веревку, опутывающую горло, и тот закашлялся, теряя всю спесь.

— Я же курю, — Джон не обратил внимания на возмущение в голосе и затянулся сигаретой Алекса, внимательно смотря на его окрасившееся румянцем лицо. Он до одури хотел двигаться внутри, непрерывно, жадно, выбивая из Алекса все дурные мысли, что заполонили его красивую голову, заставляя послушно прогибаться и захлебываться стонами. Подчиняя себе. Алекс наклонился к нему, выдыхая сигаретный дым в губы, и жестко поцеловал, грубо заталкивая язык в рот и кусая его.