Я тебя спас. Ты не против? (СИ) - "Северный Орех" - Страница 17

Нет, он просто яростно трахал меня, беспрестанно натирая офигевшую от привалившего счастья простату, и выбивал сдавленные стоны.

Моя душа требовала раскрыться полностью, но остатки разума шикали на неё, говоря, что приличные парни, когда их имеют, лишь томно постанывают. Остальное не комильфо.

— Не сдерживайся, – кажется, я начал понимать медвежий язык, потому что прозвучавшее рычанье точно не могло принадлежать человеку. — Не сдерживайся, зáюшка! В этом лесу тебя никто не услышит!

Если бы я услыхал эти слова от такого громилы при других обстоятельствах, я бы, наверное, кричал что-то вроде «Помогите! Убивают!».

Сейчас же, зная, что меня со всей дури натягивает на свою дубинку Миша — мой Миша, самый лучший и добрый — я отпустил себя, показав фак лицемерным остаткам разума, и закричал. Хрипло, по-животному, из глубины души…

========== Часть 6. Огненная запятая ==========

Я бы хотел сказать, что после этого умопомрачительного и осознанного секса мы нежились в объятиях друг друга, целовались и говорили до утра, но не могу.

Во-первых, время было максимум обеденное. А во-вторых, мы просто заснули на развороченной постели.

Проснулся я уже в одиночестве, когда за окнами начало темнеть. Вышел на улицу, глянул на село, увидáл Мишаню, и стало веселó.

Хмыкнув на этот спонтанно посетивший меня деревенский фольклор, я примостился на крылечке, рассматривая занятого делом хозяина.

Снова облачившись в свой ватный бушлат, Миша колол дрова. Аккуратно пристраивал полешки на деревянную чурку и, от души размахнувшись, опускал топор на вершину. В воздухе с треском разносилось сухое «Крак!», и на притоптанный снег сваливались ровные брусочки.

Я хотел остаться незамеченным, чтобы подольше полюбоваться тем, как древесный массив в лапах Миши превращается в щепки, но меня спалил Тузик, когда, радостно повизгивая, кинулся обниматься.

Миша воткнул топор в чурку и двинулся на меня, хитро поблёскивая глазами.

— А полной поленницы тебе мало? — постарался спросить я максимально ехидно и кивнул на стройные ряды дров, уложенных вдоль стены бани.

— Мало. Мне всего мало. И тебя. Тебя тоже мало, — проурчал «медведь» и, не спрашивая разрешения, втянул меня в глубокий поцелуй, от которого сладко сжалось сердце, и заурчал желудок. Миша рассмеялся и утащил меня в дом ужинать жареной картошкой, пообещав маленький сюрприз позже.

Вот уж чего-чего, а ужина при свечах я от него не ожидал. Точнее, не ужина, а чаепития, и не при скромных свечах, а поглобальнее — при костре. Однако, рассматривая плоды его трудов на другой стороне участка, я понял, что совсем мало знаю об этом человеке.

Промëрзшую скамейку круглой беседки он укрыл старым ватным одеялом. Я такие не видел с самого детства — тяжёлое, атласное, полинявше-розового цвета. Интересно, на сколько десятков лет это одеялко старше дома, и вообще, откуда оно? Наверное, баба Вера дала.

В центре беседки, в специально оборудованной каменной чаше, Миша развëл костëр. Огненная запятая окружила нас уютным теплом, полностью скрыв мраком всё, что было за пределами беседки.

Но главное — облепиховый чай. После некоторых Мишиных манипуляций у нас появился целый термос ароматного напитка. Я не помню, когда ел облепиху последний раз, и то, скорее всего, это было в виде каких-нибудь леденцов, но сейчас яркий солнечно-летний вкус влюбил меня в себя с первого глотка.

Сидеть в освещённой огнëм беседке в лесной глуши в кольце огромных рук оказалось настолько приятно, что я разомлел.

— Вкусный чай. Мне нравится. Облепиху, наверное, сам вырастил? Или как?

— Сам? Нет, конечно. Купил перетёртую с сахаром ягоду в магазине.

— А почему так вкусно?

— Потому что моих рук дело, — хмыкнул Миша и прижал меня к своему боку покрепче. — Облепиховое пюре, мята, корица, гвоздика и апельсин. Вот и все премудрости. Хочешь, я каждый день буду делать тебе такой?

Я хотел. Очень хотел. Но что-то в этом предложении меня царапнуло.

— А вообще, расскажи о себе? Знаешь, я когда тебя увидел…

— Влюбился с первого взгляда?

— Конечно, нет! Я подумал, что ты медведь. Хотя я всё ещё не сделал окончательных выводов.

Миша рассмеялся и клюнул губами в висок — чуть ниже нелепой вязаной шапки, что он на меня натянул.

— Да нечего рассказывать. Я детдомовский. Вспоминать те времена не люблю, ничего весëлого там нет. Мне повезло лишь два раза. В первый, когда воспитатели не уследили, и мы до кровавых соплей подрались с одногруппником. Нам хоть и было по шесть лет, но носы друг другу поразбивали. Я всегда крупный был, да и тот не мелкий. Зато наглый, — я слышал, что Миша слегка улыбается, предаваясь ностальгии.

— А в чём везение?

— А мы с тех пор не разлей вода. Серый — мой лучший друг. И я считаю, что нам обоим повезло. Мы друг друга назваными братьями считаем, раз уж других родственников нет.

— А почему Серый? Серый волк зубами щëлк — лучший друг медведя? Серьëзно? — захихикал я, тыкая Мишу локтем.

— Серый — потому что Серов. А зовут Виталиком. Я вас познакомлю, он частенько приезжает. Кстати, женится скоро.

— Только не говори, что на лисичке! — волшебный лес Подмосковья, «медведь» Миша, его друг Серый — всё это настраивало меня на сказочную атмосферу.

— Нет. Невесту Лизой зовут. Но она такая… своеобразная.

— Почему?

— Ну… Например, она когда в гости приезжает, то тащит с собой тонкий матрац в скрутке, подушки и одеяло.

— Зачем?

— А не знаю. Она и сама не знает. Просто хочет на своём спать и всё. А ещё у неё постоянные йоги, дзены, шавáсаны и фенечки из бисера. Так что ты, Ваня Зайчиков, ещё не побил все рекорды странностей, — я буквально растаял от зашкаливающего количества нежности в Мишином голосе.

— А второй раз твоего везения?

— Когда квартиру дали, как сироте. Было туго, не скрою. В жизни никогда о еде-воде не заботился, а восемнадцать исполнилось — и всë. Сам себе хозяин со всеми вытекающими последствиями. Приходилось и вагоны разгружать, и автостоянки охранять вечерами после учëбы. Но ничего, всё прошло. Ещё на старших курсах начал подрабатывать по профилю — статьи всякие писал, заметки, версткой занимался. А потом нашёл свою нишу и сейчас пишу криминальные детективы. В серии почти тридцать романов.

— Это про них баба Вера спрашивала?

— Ага. Я всегда ей привожу экземпляр с автографом. Мне не сложно, а ей радость — у неë полная коллекция.

Я молчал, залипая на языки пламени. А ведь сначала я подумал, что Миша отшельник. А он писатель… Надо же…

— Я бы почитал твои книги.

— У тебя была такая возможность. Но ты оставил мой последний роман на капоте Патриота. Помнишь?

— О! Так чёрная книга с серебристой иконкой волчьей головы — это твой детектив? — блин, вот я дурак! Надо было взять!

— Ну да. Только это голова не волка, а Тузика. Случайно получилось. Его за прототип взяли, силуэт отрисовали и «серебром» залили.

Лежащий рядом Тузик настороженно смотрел на огонь, положив голову на лапы. К славе и тиражу он остался равнодушен.

— А ты? Студент?

— Закончил. Работаю… — я замолк на полуслове и недоуменно посмотрел на Мишу.

— Что?

— Какой сегодня день? — мой голос зазвучал напряженно, а мозг начал лихорадочно шелестеть листами календаря. Я приехал в пятницу? Значит, сегодня суббота. Или же я приехал в субботу, и сегодня…

— Воскресенье. Завтра понедельник. Кстати, утром мне нужно будет поработать несколько часов. Сроки ещё не поджимают, но я не люблю торопиться в последний момент… Вань, всё хорошо?

— Мне же на работу завтра! — осознание, что я провёл тут больше времени, чем думал, ударило по затылку. Инстинктивно я вскочил на ноги, чтобы прямо из беседки стартануть в Москву, взяв курс на восток, но Миша удержал меня на месте.

— Стой! Куда? Ты время видел? Куда ты в ночь поедешь? Вдруг чего…

— Но моя работа…

— Если ты не врач, у которого на утро запланированы жизненно важные операции, то она подождёт, — сурово отрубил Миша. — Поедешь завтра днём спокойно. Доберëшься, выспишься нормально. И во вторник огурцом приступишь, — я растерянно хлопал глазами, не зная, что делать. Участившийся пульс начал успокаиваться. — А если уж совсем невтерпёж, то давай я тебя отвезу. Или на двух машинах. Но одного ночью я тебя не отпущу. Вань, а ведь я думал, ты студент, который может прогулять лекции, — Миша с нежностью посмотрел на меня светло-карими глазами, в которых мелькали отблески костра.