Саван для соловья (Тайна «Найтингейла») - Джеймс Филлис Дороти - Страница 30

• Предыдущая
• 30/77
• Следующая

— Каждый по-своему интересуется сексом. Но Пирс выразилась иначе. Она решила, что нам троим нельзя доверять и что мы должны иметь кого-то надежного, присматривающего за нами. Нечего и гадать, о ком она говорила! Но я знала, чего в действительности она добивалась. Она хотела быть с Томом Манниксом. В то время он работал здесь ординатором-педиатром. Он был прыщеватый и какой-то слюнявый, но Пирс его обожала. Они оба принадлежали к больнице Христианского братства, и Том собирался, кажется, стать миссионером после окончания двухгодичной практики. Он очень устраивал Пирс, и смею думать, что, если бы я нажала на него, он раза два пошел бы с ней погулять. Но только ничего хорошего для нее из этого не получилось бы. Он хотел не Пирс, а меня. Ну, вы знаете, как это бывает.

Делглиш это знал. В конце концов, это была самая распространенная, самая банальная личная трагедия. Вы кого-то любите. Он вас не любит. Еще хуже — следуя своим личным интересам и разрушая ваш покой, — он любит другого. Что бы делали поэты и романисты всего мира, если бы не эта всеобъемлющая трагикомедия! Но Джулию Пардоу это не трогало. Если бы в ее голосе, подумал Делглиш, прозвучала хоть нотка жалости или хотя бы любопытства! Но отчаянная просьба Пирс, тоска по любви, которая заставила ее сделать эту попытку шантажа, ничего не вызвала в ее жертве, даже веселого презрения. Она даже не побеспокоилась попросить Делглиша держать эту историю в тайне. И затем, словно отвечая на его мысли, она объяснила:

— Я не против того, чтобы вы теперь об этом узнали. Почему? В конце концов, Пирс умерла. Фоллон тоже. Я имею в виду, когда в больнице подряд случились две смерти, у Матроны и комитета управления больницей есть гораздо более важные причины для тревоги, чем вопрос о той нашей ночи с Найглом. Но когда я думаю о ней! Нет, честно, вот была умора! Кровать была слишком узкой и все время скрипела, так что мы с Найглом так хохотали, что едва могли… И подумать только, что Пирс подглядывала в замочную скважину!

И она рассмеялась. Это был внезапный взрыв веселья, невинный и заразительный. Глядя на нее, Мастерсон расплылся в широкой снисходительной ухмылке, и какую-то секунду Делглишу пришлось сдерживаться, чтобы громко не расхохотаться вместе с ней.

Делглиш вызывал членов маленькой группы, собравшейся в гостиной, без определенной последовательности и вовсе не со злым умыслом оставил сестру Гиринг на конец. Долгое ожидание встречи с ним не пошло ей на пользу. Еще раньше утром она нашла время, чтобы старательно подкраситься — инстинктивные приготовления к волнующим встречам, которые мог принести день. Но косметика плохо держалась. Тушь потекла с ее ресниц и смешалась с тенями для глаз, лоб покрылся капельками пота, а на подбородке виднелось пятнышко губной помады. Страшно волнуясь, она сидела, нервно теребя носовой платок и не находя место ногам. Не дожидаясь, пока заговорит Делглиш, она разразилась трескучей, визгливой болтовней:

— Вы с вашим сержантом остановились у Майкрофтов в «Соколиной охоте», не так ли? Надеюсь, они побеспокоились о ваших удобствах. Шейла немного медлительна, но Боб поистине неоценим, когда ему предоставляется возможность делать все самостоятельно.

Делглиш очень старался не предоставлять Бобу полную самостоятельность. Он предпочел остановиться в «Соколиной охоте», потому что это была маленькая, подходящая по цене, тихая и почти пустая гостиница, и оказалось несложным понять, почему у них так мало клиентов. Полковник авиации Роберт Майкрофт и его жена больше старались поразить посетителей своим знатным старинным происхождением, чем обеспечивать их комфорт, и Делглиш отчаянно надеялся выехать оттуда до конца недели. Вместе с тем он не собирался обсуждать Майкрофтов с сестрой Гиринг и вежливо, но твердо направил ее в русло обсуждения более важных предметов.

В противоположность остальным подозреваемым, она нашла необходимым первые пять минут потратить на выражение своего потрясения от смерти двух девушек. Все это было ужасно, трагично, жутко, отвратительно, омерзительно, незабываемо и необъяснимо. Ее чувства, на взгляд Делглиша, были довольно искренними, хотя их проявление и не отличалось оригинальностью. Женщина была действительно потрясена, а может, и напугана.

Он расспросил ее о событиях понедельника; 12 января. Она рассказала мало нового, и ее отчет совпадал с уже известными фактами. Она проснулась очень поздно, поспешно оделась и едва успела к восьми в столовую. Там она села за столик к сестрам Брамфет и Рольф и от них впервые услышала, что ночью заболела Джозефина Фоллон. Делглиш спросил ее, помнит ли она, кто из ее соседок по столу сказал об этом.

— Нет, точно не могу вспомнить. Думаю, что это была Рольф, но не уверена. В то утро я проспала и к тому же ужасно волновалась из-за инспекции. В конце концов, я же не профессиональный преподаватель, а только заменяла заболевшую сестру Мэннинг. Я и так беспокоилась, как проведу свою первую демонстрацию с группой студенток, а тут еще целая комиссия в составе Матроны, инспектриссы, мистера Куртни-Бригса и сестры Рольф, которые так и следят за каждым твоим движением, Я только подумала, что раз Джозефина Фоллон заболела, то в группе осталось только семь студенток. Ну, это меня вполне устраивало, по мне чем меньше, тем лучше. Я только молилась, чтобы эти озорницы отвечали как следует и проявили хоть некоторую сообразительность.

Делглиш спросил ее, кто первым из них троих вышел из столовой.

— Брамфет. Думаю, как обычно, ужасно торопилась вернуться в свою палату. Я встала после нее, устроилась в оранжерее с чашкой кофе и своими бумагами и минут десять просматривала их. Там были Кристина Дейкерс, Диана Харпер и Джулия Пардоу. Харпер и Пардоу болтали, а Дейкерс сидела отдельно и читала какой-то журнал. Я долго не задержалась, и они оставались еще там, когда я уходила. Приблизительно в половине девятого я поднялась к себе, по дороге захватив свою почту, затем снова спустилась и прошла прямо в демонстрационную комнату, это было без четверти девять. Там двойняшки Бэрт уже закапчивали свои приготовления, и почти сразу же появилась Гудейл. Остальные пришли вместе без десяти девять, кроме Пирс, которая явилась последней. Девочки, как обычно, шумно переговаривались, пока мы не приступили к занятиям, но я не помню, о чем они болтали. Остальное вы знаете.

Делглиш действительно знал. И хотя не надеялся услышать от сестры Гирипг ничего нового, заставил ее снова рассказать ему о той трагически закончившейся демонстрации. Она действительно не сообщила ничего нового. Все было слишком ужасно, страшно и жутко, отвратительно, пугающе и невероятно. Она никогда этого не забудет, сколько бы пи прожила.

Затем Делглиш перевел разговор на смерть Фоллон. На этот раз сестре Гиринг удалось удивить его. Она была первой из подозреваемых, которая представила ему свое алиби — или она считала его таковым, — и она выдвинула его с понятным удовлетворением. С восьми часов вечера до полуночи она принимала у себя в гостиной своего друга. С застенчивой неохотой она сообщила ему его имя. Это был Леопард Моррис, старший фармацевт госпиталя. Она пригласила его на обед, приготовила скромное угощение в виде спагетти в сестринской кухпе на четвертом этаже и подала ужин в своей гостиной в восемь часов, вскоре после его появления.

Они провели вместе целых четыре часа, за исключением нескольких минут, когда она ходила за блюдом в кухню, и пары минут около полуночи, когда он выходил в туалет, и такого же периода раньше вечером, когда она оставляла его по той же причине. Кроме этих моментов, они все время были на глазах друг у друга. Она охотно добавила, что Лен — то есть мистер Моррис — будет только рад подтвердить ее рассказ. Лен прекрасно помнит время. Поскольку он по профессии фармацевт, он чрезвычайно точен и внимателен к малейшим деталям. Единственная проблема заключается в том, что сейчас его нет в госпитале. Как раз около девяти он позвонил в фармацевтический отдел сказать, что заболел. Но он вернется на работу уже завтра. Лен терпеть не может прерывать работу.

• Предыдущая
• 30/77
• Следующая