Саван для соловья (Тайна «Найтингейла») - Джеймс Филлис Дороти - Страница 20

• Предыдущая
• 20/77
• Следующая

Мисс Тейлор снова задумалась о Пирс. Как же мало мы знаем своих студенток! Пирс, если бы кто-нибудь взял на себя труд поразмышлять над ее персоной, представляла собой скучную, добросовестную, малопривлекательную студентку, которая, вероятно, выбрала профессию медсестры, не имея возможности иначе удовлетворить свои честолюбивые устремления. Обычно хоть одна такая студентка попадается на каждом курсе. Когда они подают заявление на поступление, им трудно бывает отказать в приеме, потому что на экзаменах они получают хорошие оценки и представляют безупречные характеристики. И в целом из них выходят неплохие сестры. Правда, они редко вырастают в высокопрофессиональных работников. Но теперь Матрона начала сомневаться. Если Пирс обладала таким скрытым желанием власти, что сумела обратить проступок этого ребенка и ее растерянность на удовлетворение своего самолюбия, значит, она была далеко не такой простой и безвредной. Она была опасной девушкой.

И все-то она так умно подстроила. Выждав неделю, уверившись, что Дейкерс потратила деньги, она не оставила ей выхода. Девочка уже не могла сказать, что поддалась внезапному импульсу, но намерена вернуть деньги. И если бы Дейкерс решилась признаться хотя бы ей, Матроне, об этом бы пришлось рассказать и Диане Харпер: Пирс должна была это понимать. И только Харпер могла бы решать, заводить ли на Дейкерс дело. Возможно, на нее можно было бы повлиять, уговорить ее пожалеть девушку. Но, допустим, это не получилось бы? Диана Харпер наверняка рассказала бы об этой истории отцу, и Матрона не была уверена, что мистер Роланд Харпер проявил бы снисходительность к тому, кто воспользовался его деньгами. Знакомство с ним мисс Тейлор было кратким, но исчерпывающим. Он прибыл в госпиталь через два дня после смерти Хитер Пирс, крупный, лощеный, самоуверенный и агрессивный, неповоротливый в своей меховой куртке. Без каких-либо объяснений он разразился заранее заготовленной тирадой, обращаясь к Матроне так, как будто она была электромехаником, обслуживающим его машину. Он не позволит своей дочери остаться хоть на минуту в учреждении, где разгуливает убийца, не важно, будет заниматься этим полиция или нет. С самого начала эта идея получить профессию медсестры казалась ему вздором, а теперь он намерен положить этому конец. Его Диане вообще не нужна карьера. Она обручена, вот так! С молодым человеком из очень хорошей семьи! С сыном его партнера! Они могут ускорить женитьбу, вместо того чтобы ждать до лета, а тем временем Диана будет жить дома и помогать ему в офисе. Он немедленно забирает ее с собой и хотел бы посмотреть на того, кто посмеет остановить его!

Никто его не останавливал. Девушка тоже не возражала отцу. Она стояла в кабинете Матроны притворно покорная и застенчивая, но исподтишка улыбалась, как будто была довольна тем скандалом, который учинил ее самоуверенный мужественный отец. Странно, подумала Матрона, что никто всерьез не подозревал Харпер; и оба убийства были делом одних рук, инстинкт ее не обманывал. В последний раз она видела девушку усаживающейся в громадный и безобразный автомобиль отца, кутающейся в новую меховую шубку, которую отец купил ей, чтобы компенсировать прерывание учебы, и обернувшейся помахать остающимся девушкам с видом кинозвезды, снизошедшей до толпы своих обожателей. Да, не очень-то приятная семейка: мисс Тейлор жалела любого, кто оказался бы в их власти. И все же — таковы противоречия личности — Диана Харпер была прекрасной медсестрой, во многих отношениях лучше Пирс.

Но оставался еще один вопрос, и Матроне пришлось призвать па помощь все свое самообладание, чтобы задать его.

— Джозефипа Фоллоп знала об этом деле? Девушка ответила сразу, уверенно, но с некоторым удивлением:

— О нет, Матрона! Во всяком случае, я так думаю. Пирс поклялась мне, что ни одной душе об этом не скажет, и она не особенно дружила с Фоллон. Я уверена, она ничего не рассказывала Фоллон.

— Да, — сказала Матрона, — я тоже думаю, что она не рассказывала.

Она осторожно приподняла голову Дейкерс и поправила ей подушки.

— А теперь я хочу, чтобы вы попробовали уснуть. Когда вы проснетесь, вам будет намного лучше. И постарайтесь ни о чем не думать.

Девушка расслабилась. Она улыбнулась Матроне и, протянув руку, быстрым и робким жестом погладила ее по щеке. Затем откинулась на подушки, как будто решила спать. Значит, все в порядке. Но так и должно было быть. У Матроны это всегда получалось. Как легко и просто было оказать помощь советом и успокоением, зная, с каким словом обратиться к тому или иному человеку! Она могла бы быть женой викария во времена Виктории, могла бы наблюдать за раздачей супа беднякам. Каждому по его потребностям. В больнице это происходило каждый день. Бодрый профессиональный голос палатной сетры: «А вот и Матрона пришла проведать вас, миссис Кокс. Боюсь, сегодня миссис Кокс не очень хорошо себя чувствует, Матрона». Усталое, измученное страданиями лицо больной храбро улыбается ей с подушек, рот кривится от усилия произвести более приятное и спокойное впечатление. Сестры идут к ней со своими проблемами, постоянными неразрешимыми проблемами в работе и между собой. «Ну, теперь вы немного успокоились, сестра?» — «Да, благодарю вас, Матрона, мне стало гораздо легче». Секретарь комитета управления больницей, отчаянно надоедающий ей своей нерешительностью: «Я чувствовал бы себя увереннее, Матрона, если бы мы могли с вами обсудить эту проблему».

Еще бы! Всем не терпелось перекинуться с ней хотя бы одним словом по поводу своих проблем. И все они уходили от нее ободренные и решительно настроенные. Услышать слова успокоения, которые скажет наша Матрона. Казалось, вся ее работа заключалась в самонадеянно отнятом ею у Бога праве прощать и успокаивать. И насколько же легче было давать и принимать это бледноватое молоко человеческой доброты, чем ядовитую правду. Она иногда представляла себе тупое непонимание и возмущение, с которым они восприняли бы ее личное кредо: «Мне нечего вам предложить. Я никак не могу помочь. Мы все одиноки, с момента рождения до самой смерти. Наше настоящее и будущее идет от нашего прошлого. Мы вынуждены жить наедине с самими собой до самого конца. Если вы хотите спасения, посмотрите в глубь себя. Больше обращаться не к кому».

Она еще немного посидела, затем тихонько вышла из палаты. Кристина Дейкерс на прощанье улыбнулась ей. Выйдя в коридор, она увидела сестру Брамфет и мистера Куртни-Бригса, покидающих палату больного. Сестра Брамфет бросилась ей навстречу:

— Извините, Матрона, я не знала, что вы в отделении.

Она всегда обращалась к ней официально. Они могли проводить вместе все время, свободное от работы, разъезжая на машине или играя в гольф; раз в месяц они посещали какое-нибудь шоу в Лондоне с монотонным однообразием пожилой супружеской четы; вместе пили чай рано утром и по чашке горячего молока на ночь все с тем же нудным постоянством. Но в больнице Брамфет всегда называла ее Матроной. Проницательные глазки медсестры уставились на нее.

— Вы уже видели нового детектива из Скотленд-Ярда?

— Очень коротко. Я встречусь с ним, как только вернусь в Найтингейл-Хаус.

Мистер Куртии-Бригс сказал:

— Вообще-то я знаю его не очень хорошо, по мы с ним встречались. Вы найдете его рассудительным и умным следователем. У него отличная репутация — говорят, он очень быстро раскрывает дела. На мой взгляд, это значительное преимущество. Больнице нелегко переносить такое серьезное нарушение режима. Думаю, он захочет меня увидеть, но ему придется подождать. Пожалуйста, Матрона, передайте ему, что я сразу приду в Найтиигейл-Хаус, как только закончу обход больных.

— Я скажу ему, если он меня спросит, — спокойно сказала Матрона и обернулась к сестре Брамфет: — Кристина Дейкерс немного успокоилась, но мне кажется, будет лучше, если ее не тревожить. Возможно, ей удастся немного поспать. Я пошлю ей несколько журналов и букет цветов. Когда ее должен навестить доктор Спеллинг?

— Он сказал, что придет перед ленчем, Матрона.

• Предыдущая
• 20/77
• Следующая