Вспомнить Нельзя Забыть (СИ) - "Ores" - Страница 17

— Слушай меня! И не бойся!

Волков сейчас не похож сам на себя. Вдох у меня тяжёлый, словно носом втягиваю холодную затхлую болотную жижу. И начинаю тонуть. Отмирать. Это не страх, а беспомощность, особенно, когда не видишь. Под ногами хрустит: лёд, наст, стекло, сухие обломки веток… полуистлевшие кости. Но в соединении наших рук пульсирует одно сердце на двоих. Когда осознаю это, становится легче. Нет, не дышать — переносить неопределённость.

Дан

Волк открыл проход в Сумеречную так, словно государственный экзамен сдавал: быстро и как по учебнику. Теневая жадно лизнула и, всхлипнув, втянула нас троих, захлопывая позади тяжкую реальность, где Вик ничего не помнит о нас. Я вижу оцепенение Бойко, как он замер. Нельзя людей тащить в Сумеречную зону, но Вик же не совсем человек… Он справится!

Волк скалится на невидимого врага, клацает зубами, пытаясь отхватить чьи-то клешни. Не хочу торопить зверя, но Вик сейчас уязвим. Тяну его за собой. Зверь мечется по серой пустыне, выдыхая облака пара, часто зарываясь носом в прах на бесплодной земле, рычит, оглядывается на меня и снова несётся без логики то вправо, то влево. Не останавливаюсь. В Сумеречной нельзя впадать в оцепенение и уныние. Говорю с Виком, но не слышу его ответов. В какой-то момент смотрю на него, и меня охватывает паника. Бойко сам похож на тень, безвольную и серую, но стоит на ногах, плотно сомкнув веки и губы, идёт следом. Доверие или уже бессознательность?! Сейчас нельзя быть слабым. Только не здесь…

— Вик, я с тобой! Слышишь? Кивни!

Медленное, едва уловимое движение головы. Бойко говорил, что время для Теневой стороны бежит по-разному для всех. Для кого-то проходит целая кошмарная вечность. Надеюсь, Виктор не в ней сейчас.

Волк ищет, он тоже знает этот счёт, поэтому и смотрит на нас. Теневая атакует всех, из меня глотка́ми тянут энергию. Что же происходит с Бойко?!

— Волк, ищи быстрее! — крик вырывается бесконтрольно, сильнее тяну за собой Вика вперёд, лишь бы не стоять. Сердце бьётся всё тише, холод становится обжигающим, силы уходят. Очертания тела Бойко теряют чёткость. В какой-то момент сквозь пелену тревоги вижу волка, кружащегося на одном пятачке. Остановившись, поднимает морду и издаёт короткий подзывающий вой. Дёргаю Вика, но он будто вмерзает ногами в землю. Не время паниковать. Прокусываю кожу, она слишком плотная, сущность инкуба защищается, как может. Взмахиваю повреждённой рукой, и рубиновые капли разлетаются, зависая в воздухе как бусины. Теневая пирует с каждой кровинки, принимая жертву. Вик с хрустом отрывает ногу. Шаг. Второй. Веду его к Волку, ощущая себя упрямым маленьким баркасом в штормящем Океане, теряю остатки сил. Молюсь, молю… и вдруг чувствую тепло в руке. Зверь прыгает сзади, толкая лапами в спину. Теряю равновесие, не успев раскрыть рот…

Мы с Виком вываливаемся на сухую поляну. В лесу. Там тоже осень, но удивительно щедрая и тёплая, и часть деревьев ещё наполовину зелёные. В нос забивается множество запахов, аж свербит. С трудом сажусь, Вик рядом на земле, раскидав руки и ноги, как морская звезда, не дышит. Волк скулит и лижет его лицо, винясь за слишком долгие поиски. Пробирает дрожь, начинаю с непрямого массажа сердца, жму на его грудную клетку, считаю секунды, обрываюсь. Сейчас нельзя медлить и отпускать нить веры. Наклоняюсь к серым губам, размыкаю, вдыхаю в них ярость и отчаяние и только сейчас понимаю весь ужас происходящего.

— Ты же Теневую на завтрак ел! А сейчас?! Сдулся?! — гнев нарастает, боюсь сломать ему рёбра, но и остановиться не могу. Виноват тут только один — эгоист, который не может отпустить и отчаянно цепляется за прошлое. — Вик, зачем ты запустил в себя эту хмарь?

Холодные губы Бойко оживают первыми, берут крепко, жёстко, властно, от чего моя голова наполняется звоном…

Вик

Пару раз вернувшись из беспамятства, ты узнаешь ощущения. Торопливое искусственное дыхание от Волкова выдаёт его отчаяние с головой, а потом поцелуй… Нет, не поцелуй, первая помощь, хоть Дана и трясёт. Обмороженную кожу покалывают отходняки, горе-спасатель крушит мне рёбра, накатывает досада. Зачем я ему? Ведь в мире ничего не происходит просто так.

Перехватил инициативу ртом, хотел укусить и отрезвить, но губы были приятно мягкими и тёплыми. Сам не понял, как начал целовать напористо и глубоко, сжав затылок ладонью. Открываю глаза…

В комнате натоплено и старомодно горело три свечи. В печке сыто потрескивал огонь, и Дан лежал рядом улыбаясь. На минуту всё показалось таким естественным, что я решил — это сон.

— Вик? Ты чего? — Дан немного сонный и уютный, его татуировки струятся по бледной коже, тянусь за ними долгим взглядом, вспоминаю. Он расслабляется, выгоняя из-под одеяла дрёму потягиваниями, как большой кот. В какой-то момент доходит — мы оба без одежды, и меня накрывает страсть. Не безумие, не заклятие, лишающие контроля, нет. Отвечаю за каждое действие. Дан коварно усмехается, пока тянусь к нему руками, выглаживаю все рисунки, чтобы запомнить, где они начинаются и где заканчиваются. Парень кусает губы, постанывает, немного строптиво дёргается. Но вскоре ласки лишают его вековой брони. Смотрит расширенными глазами, нежность тянется патокой, и я не тороплюсь прекращать разоружать его. Снова повторяю путь губами. Его сотрясает крупная дрожь, в зрачках можно плавить металлы. Картинка собирается ртутной каплей: два тела, охваченные страстью, потому что души могут соединиться, потому что необходимость любить и быть вместе может победить предрассудки.

Лицом ли он ко мне, спиной ли — я неистово беру, нежничая, лаская, покусывая, слушая каждый отклик голосом и телом. Возбуждаю губами и пальцами, раскрываю для очередного вторжения. Пока ноги на плечах — касаюсь колен и щиколоток, внутренней части бедра, где кожа нежнее. Пока он выгибается в коленно-локтевой — бреду поцелуями вдоль позвоночника до самых плеч. Пока член не начинает звенеть. Пока он не вскрикивает как раненый.

— Смерти моей хочешь?! Давай уже! — смотрит на меня так, что хочется в глазах утонуть. И мне не кажется противоестественным одинаковый пол у обоих. Это неважно. Первым тягучим толчком и сорванным воплем расписываемся в своей полной совместимости. Не уверен немного, что будь я снизу, ощутил бы такое же удовлетворение, но сейчас не могу остановиться, обхватив его руками, не давая возможности уклониться от муки-поцелуя, впитывая дрожь. Пока не разношу на атомы Дана, едва обжав его бьющийся под животом член и скользнув по стволу ладонью… Он кончает. Я догоняю следом…

Дан

Виктор всё ещё спит. Хмурит брови, плотнее сжимает веки. По виску скатывается капля пота, но это не от боли или страха. Ему снится сон. Эротический. Повлиять на который я не могу. Как и остановить это. Если ему нужен сон, значит, пусть продолжается. Смирился уже — его жизнь мне неподвластна. Оборотни вообще одни из самых сложных нечей: уместить в одном теле разум и зверя — нечто невероятное.

Укрываю одеялом и прохожусь по периметру. Дом как дом. Стены давят, душно от печки и полный минимализм, не считая кучи травы, пучками подвешенной под потолком над массивным дубовым столом в самом центре. Как здесь вообще можно жить?

Заглядываю в окно, надеясь тайно, что судьба забросила нас подальше от всех, вообще в другое измерение, где нет оборотней и демонов, где всё хорошо, Вик скоро проснётся, и мы вместе посмеёмся над этой историей. Но судьба, как всегда, нарисовала мне здоровенный болт. За окном серая хмарь сумерек. Ещё горят огнём верхушки пожелтевших берёз на закатном солнце, почти полностью скрывшемся за горизонт. Вижу только деревья и часть полянки до забора, но скорее всего, это то самое поселение, дальше забора — густой туман. Место, куда мы направлялись. Если, конечно, волчара нас не завёл к чёрту на кулички.

Выхожу на крыльцо, дверь скрипит так, будто открывается в ад, и как же здорово этот звук совпадает с моим внутренним криком. Обратно не закрываю. От греха подальше, а то психану и снесу с петель, да и проветрится пусть, воняет — жуть. Пылью, старостью, травами. Сажусь на крыльцо. Хочется проораться в землю, но я сильный. Когда Вик проснётся, мы вместе разведаем обстановку и решим, что делать дальше. Одного я его не оставлю, и решать за него больше не буду. Поэтому дышу свежим воздухом, разглядывая демонстративно повернувшегося ко мне задом волка парой метров правее. Никогда не умел сидеть спокойно, когда Бойко рядом. Это зависимость: докопаться до него и привлечь внимание всеми разумными и не очень (чаще не очень) способами. Только поэтому тихо встаю и, как бы незаметно, иду к зверю…