Уэлихолн - Яковлев Олег - Страница 47

«Некто по имени Иероним… Он уже здесь, хотя все отрицают это. Он бродит среди нас, но все делают вид, что его нет…»

Все делают вид, что его нет… Нда-а… Когда Виктор прочитал письмо впервые, еще в прихожей своей лондонской квартирки, эта строчка показалась ему едва ли не самой странной. Что ж, теперь, вспоминая напускное недоумение сестры, дядюшки и тетушек, когда он заговаривал с ними о Биггле, Виктор понимал, что имелось в виду.

«Иероним… Иероним… — думал он. — Кто же ты? Почему твое присутствие все отрицают? Мама, решив, что Иероним стоит у нее за спиной, спросила: “Что, уже начинается?” Мама и этот Иероним что-то готовят вместе — это понятно, вот только что? Вряд ли это черничный пирог с румяной корочкой…»

Виктор надеялся, что хоть что-то прояснится, как только он узнает все, что можно, об этом Иерониме, и углубился в недра архива. Прошло почти четыре часа поисков, и в итоге… ничего. Ни в справочниках, ни в списках фамилий и родословных города, ни в исторических хрониках Уэлихолна — ни одного упоминания. Тупик.

Виктор был зол, он устал и надышался пыли — кажется, даже сам город и его заключенная в бумагу память отрицали существование Иеронима. И все же злость пробудила азарт. «Я тебя все равно разыщу, как ни прячься!» — подумал Виктор и приступил к новому поиску, вот только на этот раз он решил зайти с другой стороны.

«Биггль… Стюарт Биггль…»

Наконец удача ему улыбнулась. Биггля город, по крайней мере, не отрицал, и в итоге Виктору кое-что удалось раскопать.

Он выяснил, что в Уэлихолне вроде как жило семейство с такой фамилией. Также Виктор узнал, что дом, в котором Биггли обитали, находится на Серой улице. Разумеется, существовала вероятность, что это какие-то другие Биггли или что в доме и вовсе давно живут другие люди, но проверить все же стоило…

По карте Виктор определил, что улица Серая находится на самой окраине города, прямо у границы пустошей. Сегодня, впрочем, ехать туда было уже поздно, и он решил отправиться в гости к Бигглям завтра, прямо с утра.

Виктор закрыл глаза и потер уставшие веки.

Он уже столько времени потратил, пытаясь собрать единое целое из разрозненных намеков, домыслов, непонятных событий, неосторожных признаний и откровенно брошенных на виду улик! И пока что ничего даже не думало проясняться. Вопросов меньше не стало, напротив…

Все было слишком запутано. Все перемешалось. Виктор представил себя на пороге старого пыльного чердака, в центре которого громоздится куча из обрывков писем, газет и страничек личных дневников, обломков граммофонных пластинок и гирлянд из телеграфных лент. Бетти Сайзмор и ее письмо. Некто по имени Иероним. Ключник Стюарт Биггль. Ирландец из-за стены…

Как все это связано? Если вообще связано? Что здесь творится? Если творится. И где искать ответы?

Виктор открыл глаза.

Фитиль стоявшей на столе лампы потрескивал, свет дрожал, а в его порывистых движениях проскальзывало что-то нервное, злое, напряженное. Тени корчились, будто потешаясь над незадачливым репортером. Они плясали на странице тетради, напоминая строки, пишущиеся сами собой. Как жаль, что это просто игра света и что оборванные ниточки не продолжат плестись без его участия…

Виктор перевернул страницу и нашел свои рассуждения о возвращении домой и о личности Бетти Сайзмор.

«След обрывается где-то между дядюшкой Джозефом и тетушкой Меганой, — прочитал он последнюю запись. — В доказательство правдивости слов тетушки можно привести то, что почерк в постскриптуме и в основной записке действительно отличается, и еще…»

— Погодите-ка! Почерк!

Виктора вдруг посетила идея. Он достал из тетради мятую «прикроватную» записку тетушки и письмо-приглашение Бетти Сайзмор. В дрожащем свете лампы надвинул записку на письмо так, чтобы оба их текста располагались совсем близко друг к другу и…

Да!

Виктор рассмеялся. Старая архивистка дернулась и проснулась.

— Прошу прощения, миссис Айвз!

Старушка неодобрительно на него глянула и вернулась к своей газете или, попросту говоря, снова уснула.

Отложив улики, Виктор поспешил внести свежее открытие в тетрадь:

«И как я сразу не удосужился сравнить?! Почерки совпадают! В записке тетушки Мэг и пригласительном письме почерк один и тот же — постскриптум и приглашение писал один и тот же человек!»

И… все. Ниточка оборвалась.

«Проклятье!» — Виктор едва не заскрипел зубами от досады.

Он по-прежнему не представлял, кто автор письма, ведь добавить постскриптум к записке тетушки мог кто угодно. В том числе и уже отброшенные подозреваемые: Кристина, тот же дядюшка… Да и что помешало бы самой Мегане при желании изменить собственный почерк? О чем все это говорило? О том, что новое открытие ни на шаг не приблизило его к разоблачению личности Бетти Сайзмор…

Виктор откинулся на спинку стула. Его взгляд упал на концовку постскриптума Бетти Сайзмор:

«…Помни: Иероним!»

Виктор поморщился: он помнил, он и на миг не мог о нем забыть!

— Иероним… — прошептал Виктор. — Кто же ты такой? Что ты задумал? Иероним…

— Иероним? — раздалось вдруг за спиной.

Виктор вздрогнул и резко обернулся.

У его стула стоял мистер Гэррити. И как он так неслышно подкрался?

— Прости, что напугал, — извинился библиотекарь. — И что подслушал. Не смог унять любопытство: не каждый день сюда захаживают столичные репортеры.

— Ничего страшного.

Виктор улыбнулся старому другу отца. Мистер Гэррити работал на свечной фабрике Кэндлов с момента, как она перешла к отцу Виктора в наследство от старого господина Кэндла, дедушки Виктора, и до самого разорения. Прежде у папы было много друзей, шумных и дымящих сигаретами, но после банкротства и закрытия фабрики они все исчезли, будто бы растворились в том самом сигаретном дыму, — остался только Джим Гэррити.

«Джим никогда не воткнет нож в спину, — однажды сказал папа. — И не слушай маму — будь ее воля, я бы вообще ни с кем не общался и был бы где-нибудь заперт на ключ».

В этом была доля правды. Мама относилась к мистеру Гэррити прохладно и постоянно отзывалась о нем пренебрежительно: по ее словам, Джим Гэррити тянул папу в прошлое, а еще он, мол, постоянно напрашивался на ужин (особенно если был грибной пирог).

Все то время, что Виктор жил в Лондоне, он успокаивал себя мыслью, что отец остался здесь не совсем один, что, по крайней мере, у него есть друг, и это немного смягчало его чувство вины.

За семь прошедших лет мистер Гэррити сильно изменился. Он заметно постарел, осунулся и стал напоминать тень. Глядя на него, Виктор надеялся, что отец сохранился лучше своего друга, что он не будет выглядеть столь же опустошенным и смирившимся со всем, с чем только можно смириться.

— Иероним? — переспросил мистер Гэррити. — Странное имя. Твой журналистский псевдоним?

— Вот еще! — усмехнулся Виктор. — Я ведь говорил, что пишу статью. Вот, провожу кое-какое исследование для нее. Весь архив перерыл, но так ничего и не нашел.

— Если хочешь, я погляжу в старых городских хрониках — мы их никому не выдаем: они слишком ветхие. А потом расскажу тебе, если что-нибудь отыщу.

— Был бы вам признателен.

— Всегда рад помочь сыну старого друга. Гарри часто говорил о тебе: он очень гордился тем, что его сын — репортер в Лондоне. Жаль, что вы с ним так глупо разминулись.

Виктор еще утром успел немного поговорить с мистером Гэррити — тогда он и пожаловался библиотекарю, что до сих пор не видел отца.

— Он ведь знал о том, что ты собираешься приехать?

— Нет. Никто, как я думал, не знал. — Виктор нахмурился, его очень беспокоило отсутствие отца — судя по всему, его не было дома всю ночь. — Мистер Гэррити, вы давно знаете папу. Куда он мог пойти? Куда он вообще ходил все эти годы?