Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой (СИ) - Климова М. А. - Страница 1

Валерия

— Господи! Мир! Я больше не буду рожать! Заведи себе для этого вторую жену или наложницу!

Мой истеричный крик разносится по почти пустому помещению, в котором стоит только узкая кровать и кресло, на котором мне предстоит родить дочь, если я до него доползу. Эхо под высоким потолком вторит моему голосу, повторяя последние слова. Конечно, с наложницей и второй женой я погорячилась, так как не подпущу к моему мужчине другую женщину, но разрывающая боль настолько вымотала, что сейчас я готова грозить чем угодно, лишь бы не орать матом в обществе моего ребёнка, вот-вот готовящегося появиться на свет.

— Может всё-таки эпидуралку, или ещё какую-нибудь анестезию, — умоляюще просит Мир, с надеждой смотря на дверь, куда несколько минут назад ушла врач, пообещав скоро вернуться. Нервничает, бедненький. В расширенных глазах читается чёткий вопрос: а скоро, это когда?

— Ну какая анестезия, Мир? Елена Дмитриевна сказала, что я в родах. Поздно делать анестезию, а эпидуралку я боюсь, вдруг ноги откажут, — ною между схватками, заставляя мужа нервничать ещё больше.

То ли я всё забыла за три года, то ли Глеб выскочил быстрее и менее болезненно, но с Кирой приходится помучатся. Сколько я уже здесь? Часов шесть? А до этого кусала подушку всю ночь, не желая беспокоить Дамира, вернувшегося из срочной командировки. Утром, когда терпеть было невмоготу, тихонько потеребила его и заставила поволноваться. Как он бегал… Как кричал… Не на меня, конечно. Досталось всем. Охране, за то, что мешаются на дороге, водителю, за то, что машину не успел за три минуты прогреть, повару, за то, что пахнет корицей, от которой меня вывернуло, не успела я выйти из спальни, Хавчику, за то, что прибежал к крыльцу за порцией яблок, как привык прибегать каждый день, стоило только выйти из дома.

— Малыш, ну кому они откажут? Мне не посмеют. Для меня они по команде раз-два раздвигаются, — вызывает словами улыбку Мир, и сам криво растягивает рот в подобии оскала.

Он хочет сказать что-то ещё, но меня выгибает от очередной вспышки и пытается вывернуть наизнанку. Похоже, Кира встала на финишную прямую и берёт разгон.

— Мииир! Зови врача! Меня сейчас разорвёт!

Мир пулей вылетает за дверь, оглушает криком больничные стены, и родильный зал наполняется медперсоналом. Елена Дмитриевна заглядывает под рубаху, цокает языком и отдаёт команду переместится на кресло. Дамир подхватывает меня на руки, шатаясь идёт по направлению к креслу, а в глазах паника и страх.

— Папаша, в обморок не упадёте? Может в коридорчике посидите? — смелеет Елена, немного позабыв, кто такой Дамир Захратов.

Мир бережно опускает меня на кресло, помогает расположить ноги на подставках, не позволяя кому-либо коснуться, и молча одаривает смелую женщину тяжёлым взглядом. Та виновато опускает глаза, просчитывая, чем выльется её неаккуратность, но сразу подбирается, стоит мне закричать.

— Дамир Авазович, со всем моим уважением… — сглатывает слюну. — Не могли бы Вы постоять за креслом, подержать жену за руку, помочь ей подышать правильно, и дать мне принять роды.

Мир снова пытается проделать тот же фокус с демоническим взглядом, но я беру откуда-то силы и лягаю его ногой в грудь, обрывая властные замашки Бога. Он заметно сдувается и послушно встаёт у меня в голове, всовывая свою ладонь в мою. Ох. Зря он это сделал. Мощный наплыв боли, команда «тужься», крик, больше похожий на рык раненого зверя, под ногтями проминается и лопается кожа, захлёбывающийся вдох, новая команда врача, тёплая влажность на пальцах, скорее всего от крови, или у Мира так сильно вспотели ладони, и тоненький визг, оглашающий весь этаж — смотрите, я родилась.

— С ней всё нормально? Почему она в крови и перемазанная белой гадостью?

Голос Дамира подозрительно дрожит, как и губы, а в глазах нездоровый блеск, грозящий перерасти в слёзный поток. Он сдавливает мои плечи, обеспокоенно следит за действиями женщины, перехватившей его дочь у Елены и отнёсшей её к металлическому столу.

— С девочкой всё замечательно. Это защитная смазка. Не волнуйтесь, Дамир Авазович. У Вас очень хорошенькая, здоровая дочь.

Елена Дмитриевна старается улыбнуться, но работа со мной ещё не закончена, поэтому она отвлекается от Мира и занимается мной.

— Потерпите ещё немного, Вероника. Осталось зашить и можно отдыхать, — ласково хлопает по коленке Елена и со шприцом наклоняется ко мне.

— Вы её получше зашейте, — вставляет свои нравоучения Мир. — Вон, какая махина только что вылезла, так что штопайте качественно.

Я не знаю плакать мне, или смеяться. Поведение Дамира слишком сильно отличатся от привычного всем мужчины, удерживающего в руках уже много лет этот город. Он держит себя в рамках приличия, старается не кричать, не подавлять окружающих, даже слушается и выполняет всё, что ему говорят. Бывает, Мир забывается, включает бычку, но сразу приходит в себя, осматривается, вспоминает за чем мы сюда пришли.

— Ну что Вы так беспокоитесь, Дамир Авазович. Если Вас что-нибудь будет не устраивать, мы всегда можем провести лабиопластику, — отрывается от моей промежности Елена.

— Это что ещё такое? — впивается чернотой в неё Мир, просчитывая автоматом в голове сколько нам нужно лабиопластик, и как оно скажется на нашей интимной жизни.

— Коррекция половых губ и влагалища, — с лёгкостью просвещает врач, словно рассказывает о витаминах. — Можно провести операцию сразу, как только Вероника закончит грудное вскармливание. Кстати, мастопексию тоже можно сделать в нашей клинике.

— Сомневаюсь, что нам понадобятся различные коррекции, — прихожу на помощь своему мужу, одуревшему от такой интимной информации. — Дамир предпочитает натуральную красоту.

— Я предпочитаю твою красоту, — склоняется Мир и шепчет мне в волосы. — Другая меня не интересует.

Мне кладут на грудь малышку, и моё внимание всё принадлежит ей. Из своего положения мне видна только макушка, но это самая прекрасная, самая красивая макушка в мире. Мир замирает, кажется, перестаёт дышать и нервно водит рукой по воздуху, не зная, куда её приткнуть.

— Она совсем на нас не похожа, — с хрипом выдавливает слова. — Такая красная, опухшая и такая красивая. Надо проследить, чтобы из охраны убрали всех молодых и неженатых.

— Мир, о чём ты думаешь. Кира только родилась, а ты уже беспокоишься о её невинности, — с укором смотрю на мужа, хотя прекрасно понимаю, что так и будет.

Меня перевозят в палату, и я, наконец, могу рассмотреть своё сокровище. У неё чёрный пушок на голове, свернувшийся смешным колечком на темечке, маленький носик, похожий на кнопку, и аккуратные губки, сложенные бантиком. Знаю, что отёчность спадёт, и маленький носик с возрастом может превратиться во внушительный, нюхающий аппарат, но краше моей крошки никого нет на свете.

Мир топчется на месте, мнётся и никак не может решиться взять дочь на руки. Он нервно вытирает ладони о бёдра, сжимает кулаки, стряхивает кистями, а затем прячет их за спину. Мой муж, решительный, властный, жёсткий, не боящийся ничего, стоит и трусит дотронуться до ребёнка.

— Ника. Я очень боюсь сломать Киру. Тяну к ней руку и с ужасом обнаруживая, что моя ладонь больше её головы. У неё косточки тоньше моих пальцев, ещё есть какой-то родничок, который не защищён костной тканью. А вдруг я случайно его проткну? Вдруг не рассчитаю силу и сделаю дочь инвалидом?

— Глупенький, — умиляюсь на его признание, хлюпаю носом и вытираю слёзы. — Ты никогда не сделаешь своей принцессе больно, просто не сможешь. Ты станешь самым нежным и заботливым папой, будешь носить её на руках, купать и менять памперсы. У тебя всё получится, ведь ты Захратов, самый лучший мужчина.