Упавшее небо II (СИ) - Плотников Сергей Александрович - Страница 29

Я опять сделал небольшую паузу, мысленно хмыкнул. Колоссальная ответственность, которую мне пришлось взять на себя, ощутимо давила даже на мою тренированную психику. Если я создал ад для других, то для меня дни до штурма стануть адом в кратной степени. То еще испытание… Которое, пожалуй, многие обменяли на гибель мира — ведь так проще и меньше мучатся. Это будет интересный опыт.

— А теперь, пожалуйста, слайд на экран. Спасибо. Структура Чрезвычайного научного центра такая. Это не догма, я буду менять и оптимизировать её прямо в процессе… если вы дадите мне повод. Думаю, по изображению понятно кто и чем будет заниматься, потому — сразу перейдем к вопросам. Задавайте.

И ад — настал.

— Да я! Да мы!

— Потратили двое полных суток на эксперименты по теории, признанной несостоятельной…

— Да как ты сме… — вежливый тычок дулом автомата в между заткнул маститого профессора, так и не понявшего, что все его прошлые заслуги так и остались в прошлом. Вооруженная охрана верховного главнокомандующего на удивление быстро научилась меня понимать без всяких слов, что сильно способствовало ускорению разбирательств типа этого. И это я им еще и электрошокеры использовать я запретил, как и причинять травмы сильнее легкого синяка! Реально крутые профи, не знаю, чтобы без них делал. Времени пинать светил науки лично у меня попросту не было.

— …Причем результат работы за прошлые сутки по утвержденной для вашей группе теме талантливо подделали, — договорил я.

— Мой косяк, — Дмитрий, мой зам, поморщился как от зубной боли. Это был его участок контроля. — Не разобрался, а на первый взгляд они работали по общему плану.

— А вы? — я перевел глаза на учеников светила фундаментальной физики, каждый из которых как минимум защитил докторскую.

— Учитель не мог ошибиться! — пылко выступил один из них, а вот остальные двое отвели глаза. Да, они все понимали, но бородатый престарелый козел тупо задавил харизмой, зная слабые точки тех, с кем работал много лет. Заставив действовать не просто по-своему, а в ущерб всему человечеству — да еще и так, что поверхностный контроль этого не выявил. А не-поверхностный контроль осуществлять — это пришлось бы половину тех, кто сейчас в лабораториях и полевых экспериментах добывает свободу нашему миру, тупо на надзор поставить.

— Этих двоих придай Попову, тот пусть раскидает по своим группам. Будут исправлять, что натворили, — скомандовал своему заму я, внимательно глядя на лица… Раньше бы можно было сказать “подсудимых”, но для судов тоже не осталось времени. — Профессора в школьные учителя…

— Что?! Ты кто вообще та… — фанатика уложили на пол резким ударом приклада по пояснице сзади. Вернее, он сам рухнул, пытаясь вдохнуть, из-за чего заткнулся и только тихо хрипел. Очень больно — и из последствий, кроме бросающих в дрожь воспоминаний — крохотный синяк на спине.

— В карцер, — теперь уже пришлось морщится мне. Опять расход как воздух необходимых кадров в пустоту, но этот, вижу, теперь будет гадить просто из принципа. Даже если его тоже на таскание камней поставить в строящейся штольне — транспортер заклинит “в знак протеста”. Может, “психи” смогут ему голову хоть немного починить, но вряд ли. Его учитель и куратор — советский работник старой школы, с самого низу протащил верного дурака.

— Ты делаешь большую ошибку, — прошипел мне проф, быстро сообразивший, что его толком-то и не накажут. Назначение в одну из подземных школ после “человеческого реактора” вполне за отпуск сойдет. Идиот, он так и не понял, как, и, самое главное, почему все поменялось — хотя некоторое время старательно притворялся. А ведь уже вторая неделя идет, как я отменил академический подход к науке.

— Суды заработают через месяц после победы, Верховный главнокомандующий гарантирует, — махнул рукой, чтобы забирали “осужденных”. — А еще в порядке личной просьбы мне тогда же можно будет бросить вызов на дуэль, его удовлетворят.

Да, я и такую опцию ввел с личного разрешения президента: для части “униженных и оскорбленных” потенциальной судебной победы надо мной недостаточно. Или они просто не верят, что меня за вклад в победу осудят? В любом случае, задекларированная возможность личной расправы надо мной — это тот фактор, которые позволяет доброй половине отстраненных мной от науки учёных работать на временных местах занятости без саботажа. И еще какому-то количеству держаться в самом “реакторе”. Не сам придумал про дуэли, кому-то из сводной группы военных и гражданских психологов пришла в голову эта идея без шуток гениальная идея.

Вот уж кто с горящими глазами наблюдал за работой “человеческого реактора” — так это “психи”, получившие, как и я, от главкома карт-бланш. Они же и название это придумали вместо “Чрезвычайного научного центра”, которое немедленно пошло в народ. С их же подачи медики примерно в количестве штата сельской больнице, постоянно мониторящие состояние ученых стали “стержнями”, а уж что психи обозвали “контуром охлаждения” — приличными словами еще попробуй сформулировать.

— Больше “отработки” на сегодня не нашлось? — на всякий случай уточнил я. — Хорошо. Пошли на обход.

“Психи” подтвердили мои собственные мысли: из тех, кого я заставил работать в интенсивном темпе, на самом деле служить “топливом” реактору могли от силы четверть ученых. В смысле, какое-то сравнительно долгое время. Других рано или поздно ждал срыв, обязательно сопровождающийся или потерей эффективности, или даже всплеском деструктивной деятельности. Но до срыва они продолжали двигать свой кусок фронта исследований — единственное, что от них требовалось.

Кластер подземелья, выделенный под работу ученых, мне каждый день приходилось проходить из конца в конец. Просто потому что только так получалось вникнуть в детали десятков одновременно движущихся тем, одновременно выступая той иглой, которая сшивала все усилия в единое полотно грядущего научно-технического прорыва. Голова от этого под вечер становилась словно каменной, сны состояли из коридоров и залов, переплетенных формулами и принципиальными схемами, но к утру мозги, натренированные медитацией и другими практиками, справлялись — и можно было все начинать по новой. К сожалению, заменить меня некем. Разве что Юлией, если совсем уж что-то критическое со мной случится.

У моей дочери, сумевшей с первого раза повторить за мной перенаправление выкаченной из останков окта энергии, работы было ничуть не меньше, чем у меня. Дважды скрипя зубами даже пришлось разрешить ей подъем на поверхность в составе усиленных военными научных групп, потому как требовалась проверка взаимодействия наших энергетических ловушек-обманок (лжеоктов) с Потолком. Второй раз у них даже все получилось. При этом малая умудрялась успевать читать информацию, поступающую в единый агрегатор “реактора” и держаться в курсе событий практически наравне со мной! Подозреваю, правда, что это она так она пыталась держаться со мной рядом хоть в таком смысле, потому как времени на общение у нас не оставалось совсем.

Но все издержки и жертвы не были напрасными. Без помпы и потуг удалось закрыть вопрос энергоснабжения для обеспечения пространственного прыжка на летающую базу врага — а это уже добрая половина успеха. Заряжаемые без ограничения ловушки-обманки позволили наладить тренировочный процесс для ученых — и буквально вчера случился прорыв, одному молодому физику удалось “оседлать” выплеск энергии Пространства! Сегодня его таскали по врачам, пытаясь, как я понимаю, выделить общие генетические признаки со мной и моей дочерью — не найдут, конечно — а завтра он существенно расширит возможности для проведения плановых экспериментов.

Я двигался через коридоры и комнаты “реактора”, уже привычно не обращая внимание на интерьеры, бездумно проходя по свисающими лианками комнатных вьюнков, огибая выставленные спортивные тренажеры, часть из которых постоянно была занята, игнорировал суету врачей, кому-то ставящих капельницу прямо на рабочем места, а кого-то отправляющих на сеанс депривации в темную комнату со звуком дождя. Мой рожденный от острой необходимости проект обрел плоть и кровь, заработал.