Последняя битва - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/61
- Следующая
Все это были лишь слова, так как по собственной воле в хольд к Олафу никто не ездил — боялись, хотя из гордости скрывали страх. Помнили, как однажды явился к нему Грим, судья тинга, с пятью стражами, чтобы призвать к ответу за отнятые у соседей земли, и как все шестеро вернулись на четвереньках, рыча и лая словно псы, и собственные собаки их загрызли. Еще помнили, как вызвал Олафа на битву кузнец с севера, могучий воин, гнувший руками железные прутья — и Олаф явился в огненный круг без меча и секиры, толкнул кузнеца в огонь и глядел, усмехаясь, как тот горит, не в силах пальцем пошевелить и даже крикнуть. Еще помнили историю бонда, у которого Олаф забрал двух дочерей; бонд с сыновьями да соседями стали точить клинки, однако ночью вылез из моря неведомый зверь, разметал усадьбу по бревнышку, пожрал людей и собак и вывернул с корнями огромный дуб, столетнее дерево, что росло за воротами хольда. Потом два года у тех берегов не водилась треска, но плавало столько акул и кальмаров, что соседи покойных боялись близко к воде подойти.
И потому с Олафом предпочитали не связываться — лет уже с пятнадцати, как проснулся в нем колдовской дар. Колдуны, умевшие говорить без слов, на острове считались не в диковинку, и занимались они, в основном, врачеванием ран, а еще рассказывали саги и судили — половина судей тинга была из таких. Но Олаф Торвальдссон оказался злобным колдуном, и таким сильным, будто в самом деле вышел из чресел Локи.
Женщин, жен и наложниц, имелось у него во множестве, однако он посватался и к Сигни. Сигурд полагал, что хоть сестра его была девушкой видной, Олаф пленился не ею, а долиной Гейзеров. На востоке места скалистые, почвы скудные, а тут, на юго-западе, сухая палка росла, если воткнуть ее в землю. Опять же овцы с золотым руном, дерево бнан, пальмы и виноград, а в придачу — теплые целебные источники, речка и удобная бухта… Лакомый кусок! Сигни же, видно, была лишь предлогом; колдун не сомневался, что девушку ему не отдадут, а будут биться насмерть.
Так оно и случилось: не успел Отар отказать в сватовстве, как спустились с гор на собаках сорок бойцов под водительством Гунара, старшего сына Олафа, и подпалили хельвигову усадьбу. Хельвиг с сыновьями дрался у ворот, и Отар с Сигурдом бросились им на помощь, но перед тем Отар, человек мудрый, велел женщинам готовить баркас. Не знал он, сколько пришло врагов, но думал, что дело добром не кончится — не тот человек был Олаф, чтобы добычу выпускать. А про Гунара, сына его, говорили, что хоть он не колдун, зато такой мерзавец, каких на острове не видели со дней Смерти.
Отар и двое сыновей Хельвига погибли в том бою, а женщин и детишек все же не спасли — сжег их Гунар. Затем несколько врагов задержались около усадьбы, пересчитать своих убитых да помочь раненым, а остальные, числом десятка три, погнали Хельвига с Рагнаром и Сигурдом по долине вниз, и спаслись они лишь потому, что псы их набросились на пришельцев. Счастье еще, что Олаф сам не явился, не зачаровал псов, чтобы те перед ним на брюхе ползали!
Пока враги и их собаки разбирались с четвероногими защитниками, трое мужчин, добежав до отарова хольда, отправили всех домочатцев к баркасу, а сами взялись за арбалеты. Но стрел и у Гунара хватало, так что не все добрались до пристани. Асбьерн, жена Отара, из трех детей спасла младшего, что был на руках; старую Хельгу, служанку, прикончили метательным ножом, а Сигни стрела воткнулась под лопатку и пробила навылет. Рагнар втащил ее на баркас, но рана была плохой — девушки кашляла кровью.
Вышли в море вдевятером: Хельвиг, Рагнар да Сигурд, Асбьерн с маленьким сынишкой, умирающая Сигни, две малолетние сестры и младший брат Сигурда, которому еще и тринадцати не сравнялось. Гунар стоял на причале, грозил топором и орал, что нигде на острове они не скроются от мести Олафа, что тинг им не защита, а если вступятся за них судьи и стражи, то он, Гунар, вырвет им печень, а братья помогут — если раньше их отец, Олаф Торвальдссон, не превратит этих ублюдков в ящериц либо крыс. И самое страшное, что это было правдой — заступиться за них не рискнул бы никто.
Хельвиг был вне себя, то рвал бороду, горюя о погибших и своем добре, то молился Одину, сохранившему в живых дочь, внука и последнего сына; Рагнар оплакивал Сигни, Асбьерн — своих детей, и потому Сигурд принял решение без них: поставил парус и развернул суденышко на юго-запад. Боги их хранили на всем пятисотмильном пути в Гренландию — ни акулы-убийцы, ни огромные кальмары, ни иные чудища не тронули баркас. В Дондерленд они прибыли через неделю — трое мужчин, одна женщина, четверо ребятишек и мертвая Сигни.
На их острове знали об этих обширных землях, как и о том, что появляться здесь рискованно. В сагах говорилось о плаваниях, свершенных тысячи лет назад, когда гренландские горы и долины только стали освобождаться от снегов и льдов; земля была тогда еще сырой, топкой, перемешанной с камнями, без привычных деревьев и трав, но кое-где тянулись вверх огромные хвощи. Еще мореходы находили большие яйца, сохранившиеся в мерзлоте, а в них — жутких крошечных уродцев, похожих на ящериц, летучих мышей и прочих мерзких тварей. Никто не верил, что эти странные создания могут ожить, но как-то группа рыбаков наткнулась на зубастое чудовище в два человеческих роста и еле унесла ноги. Со временем такие и более страшные монстры заполонили Дондерленд, и плавания на запад прекратились. На восток, к Европе, островитяне не плавали никогда, памятуя о том, что море в двухстах милях от Асла начинало светиться, и возвратившиеся домой вскоре умирали от непонятного недуга.
Итак, беглецы высадились на берег, обосновавшись на краю травянистой равнины, по которой бродили гигантские чудища — живые холмы на ногах-столбах с длинными гибкими шеями и хвостами. Живность их не интересовала; питались они растениями, к морю не подходили и выглядели тупыми и неповоротливыми. Выяснив это и похоронив Сигни, беглецы с месяц прожили на побережье, рыбача с баркаса и собирая моллюсков, так как другой пищи тут не было. Затем между Сигурдом и Хельвигом возник спор: Сигурд считал, что жить в этой земле опасно и следует отправиться дальше на юго-запад, где, как повествуют саги, есть огромный материк. Возражения Хельвига сводились к тому, что, как описано в тех же сагах, на материк упали тысячи снарядов, и он, скорее всего, сплошная пустыня, где кроме болезней и смерти ничего не сыщешь. А потому нужно вернуться на Асл и искать правосудия — не может быть, чтобы светлые боги от них отступились, предав выродку Локи! Сигурд в помощь богов не очень верил и напоминал Хельвигу о судьбе Грима, о несчастном кузнеце и многих других людях, но без особого успеха; а поскольку Хельвиг был старшим среди них, они начали готовиться в дорогу.
Этот спор разрешился трагедией. Однажды, когда Рагнар и Сигурд возвращались с рыбной ловли, на берег выскочила тварь, совсем не похожая на травоядных ленивцев; она была не столь огромной, зато подвижной и стремительной, с клыками в две ладони и острыми, как нож, когтями. На их глазах чудище сшибло Хельвига хвостом, переломав ему все кости, потом растерзало Асбьерн с детьми и сделало это так быстро, что баркас не успел причалить к берегу. Тварь принялась поедать убитых, не обращая внимания на арбалетные стрелы и гарпун, который швырнул в нее Сигурд, и удалилась лишь насытившись. Рагнар, потеряв разум от ярости и бессилия, рвался к чудовищу с мечом; Сигурд связал его, бросил в трюм баркаса, похоронил кровавые останки и, поставив парус, направил суденышко к материку.
Это был конец. От семей бондов из долины Гейзеров остались два бездомных беглеца.
Северянин закончил свой рассказ и теперь сидел, глядя пустым взглядом на мерцающие в темном небе звезды. Ментальное чувство Иеро подсказывало, что этот человек сейчас опустошен; он был чашей, выплеснувшей напиток гнева, ненависти и тяжких воспоминаний. Чем же наполнить чашу теперь? Надеждой, решил священник, и осторожно коснулся каменного плеча Сигурда.
- Предыдущая
- 11/61
- Следующая
