Gestalt (СИ) - "wegath" - Страница 14

— Девушка приличная… — повторил он.

— М-м, знаешь, мне папа сказал, что я, мол, как… девочка.

— А ты, мол…

— Мужчина! — громогласно заявил Пит, тряхнув волосами, и они дружно загоготали. — Никакой от тебя помощи по дому… Даже гвоздь вбить не можешь!

— Если только себе в руку…

Вегас в красках представил себе Пита за этим занятием и хохотал до слёз. Тот, между тем, продолжал рассуждать:

— Или там… Карбюратор перебрать, а? Слабо? Девчонка!

— Карбюратор! — взвыл Вегас, — Пит, завязывай!

— Не, я так-то без проблем переберу. Фигня вопрос, — тоном эксперта и как-то очень по-мужски сказал Пит, — ещё и колёса отбалансирую. Вот только оно мне надо? Нет, папуля, корячься сам!

Вегас даже перестал смеяться и ошарашенно уставился на него, гадая, где он всего этого понабрался.

— Пит…

— А я у мамы краси-и-ивый! — протянул тот, расплываясь в улыбке.

— Ты серьёзно это? Про карбюратор?

— А ты думал, это ты меня имеешь? — он хитро прищурился.

— А вот так лучше не шути, — с напускной серьёзностью предупредил Вегас.

— А то что? — в глазах Пита зажёгся озорной огонёк.

***

— Ты чего? — Порш с удивлением наблюдал внезапную перемену: друг как-то отстранённо улыбался, всё также глядя куда-то перед собой.

— Да так… Вспомнил… Неважно, — Вегас тряхнул головой и тихо повторил, отворачиваясь: — неважно.

***

Дни слились в единое тёмное марево. Пит трясся в ознобе под двумя одеялами, заходясь густым непрекращающимся кашлем. Периодически в его комнате возникала мать с градусником, лекарствами или куриным бульоном. Он бы удивился такой заботе, если бы был способен соображать. Когда спадала температура, он проваливался в бессвязную череду кошмаров, а просыпался вновь в горячке. Сны были пронизаны самыми тёмными и болезненными воспоминаниями.

***

Одним промозглым ноябрьским днём Пит, как обычно, приехал в университет. Он поднялся на крыльцо и замер у входа. С ним кто-то поздоровался, он на автомате кивнул. Уже взявшись за ручку двери, он помедлил несколько секунд и в следующее мгновение отдернул руку, словно от огня. Резко развернувшись, он почти бегом направился прочь из альма-матер, перепрыгивая через ступени.

Через три часа он вышел из поезда в Бирмингеме. Над городом нависли тяжёлые свинцовые тучи и, когда он добрался до дома Вегаса, стеной ударил ливень. Пит промок насквозь, но не замечал этого, хоть вода и стекала с волос и куртки ручьями. Сейчас он весь был огромным, бешено стучащим сердцем.

Добравшись до квартиры Вегаса, он несколько минут тщетно пытался отдышаться, а потом зажал трясущимися пальцами кнопку звонка. За дверью стояла тишина. Пит прислонился лбом к косяку: только сейчас он понял, что Вегас, скорее всего, на занятиях. Почему-то мысль позвонить ему даже не возникла в голове. Пит точно знал, что услышав голос Вегаса, не сможет вымолвить ни слова. Это было проверено опытным путём.

Он уже хотел было присесть прямо на ступеньку, но за дверью послышалось какое-то движение и в следующее мгновение створка приоткрылась. На пороге стояла заспанная, отчаянно зевающая блондинка. На ней была футболка Вегаса, доходящая почти до колен.

— Привет, — буркнула она, потирая глаза, — а Вегас спит.

Пит пялился на неё с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты же к нему? — уточнила незнакомка, запуская пальцы в волосы. — Его не добудишься… Что-то передать?

— Э-эм, — он с трудом подобрал отвисшую челюсть, — нет, я ошибся. Извини…

— Бывает, — она в очередной раз зевнула, прикрыв рот ладонью, — ну пока.

Пит остался стоять перед закрытой дверью. Он не помнил, как возвращался в Лондон. Там его вновь накрыло той же лихорадкой, что и в августе: поднялась температура, его колотило в ознобе, грудь словно сжимало тисками, кусок не лез в горло. Он снова тонул в отчаянии, которому не видел конца, дни напролёт лёжа в наглухо занавешенной комнате и воя в подушку от безысходности и боли.

***

Он в очередной раз забылся сном, когда его принялись бесцеремонно тормошить, вытягивая в реальность. Пит с трудом поднял тяжёлые веки: у постели стояла мать. Он не мог разглядеть её лица, жар застилал глаза красноватой пеленой.

— Ты что, всё выпил?! Пит!

Она усадила его, но тело не желало оставаться в заданном положении. От резкой смены положения перед глазами пошли разноцветные круги.

— Пит!

— Не кричи, — просипел он, с трудом разлепив пересохшие губы.

— Тут ведь было полбутылки! — перед лицом возник пузырёк из-под травяной настойки. Мать добавляла её ему в чай перед сном: несмотря на мерзкий вкус, она хорошо помогала от кашля.

Пит уставился на бутылку. Во рту стоял мерзкий приторный вкус. В начале он просто сделал глоток прямо из горлышка, чтобы унять кашель, от которого едва не выплюнул лёгкие. Зачем он продолжал давиться гадкой жидкостью, обжигающей горло, он теперь не мог ответить даже себе самому. Зато перестало трясти, стало тепло и его обняла мягкая темнота. Только сейчас, глядя на мать, вернувшуюся с работы, он с запозданием понял, что благополучно проспал весь день, а если бы его не потревожили, проспал бы и ночь.

Эстер перебирала лекарства на столе. Пит бездумно уставился на свою руку: повязка сползла, а пальцы слиплись от крови. Ранение, полученное им в неравной битве со стаканом, оказалось серьёзным.

— Ты слышишь?! — мать встала перед ним.

— А? — он оторвался от созерцания увечья.

— Ты пил таблетки?

— Пил.

— Сколько?

— Не помню… Ну, две или три… Сколько там…

— Ты с ума сошёл? Запивать их настойкой! Ты что, весь день спал?

— Нет, — соврал он.

— Пит, ты же не ребёнок, должен понимать… Соображаешь хоть немного?

— Немного… — пробормотал он. Она вдруг села на кровать и обхватила его лицо, заставляя посмотреть на себя. Он немного опешил от такого напора, и пялился на мать, раскрыв рот.

— Что с тобой происходит? Что ты делаешь? — Он продолжал смотреть в её обеспокоенное лицо. — Всё по новой. Опять он тобой крутит…

— Кто?

— Этот Вегас, — она с отвращением поморщилась и Пит отстранился, убирая её руки.

— Не начинай, — вяло попросил он.

— Не включай дурака, Пит. Я всё вижу! Где ты шатаешься часами? Куда уходил тогда утром? Догулялся…

Он молча улёгся и отвернулся к стене, натянув на голову одеяло. Ему хотелось бы отключить звук.

— А он всё никак не наиграется! Что же он не женился, а? Наверняка невеста от него сбежала! А кто станет терпеть его выходки? Снова пудрит тебе мозги… Как только совести хватает! Хотя, откуда она у него… Чего он тебе наговорил? Пит!

— Ничего он мне не говорил. Я вообще его не видел, — монотонно ответил он, ощущая, как в висок вкручивается тупая боль, во рту пересохло.

— Перестань мне врать! Ты даже смотришь так же, как тогда… Снова будешь себя изводить? Господи, да хоть бы он исчез куда-нибудь с концами! Как было хорошо, когда он здесь не появлялся, ширялся бы в своём Бирмингеме дальше…

Пит замер под одеялом и, осторожно отогнув угол, скосил глаза на мать.

— Что, он тебе не рассказал, как весело проводит время? Как его чуть не выперли из университета… Потому что твой Вегас — наркоман! И плевать он на тебя хотел! Слышишь?

— Я вернусь в Лондон, — тихо сказал Пит. Он не хотел больше слышать ни слова. Мать прервала свою тираду, повисла тишина.

— Что? — спросила Эстер, с недоверием глядя на кокон из одеяла.

— Вернусь в Лондон, когда станет лучше.

— С чего ты вдруг решил…

— А ты разве не этого добиваешься? Вот я взялся наконец за ум.

— Пит…

— Мама, всё. Не надо. Мне плохо. Можно воды?

— Сейчас.

На пороге комнаты она остановилась. Сын лежал в той же позе. Когда за ней закрылась дверь, Пит перевернулся на спину и уставился в потолок. Он не верил в эти жуткие небылицы. За исключением одной детали. И весьма весомой: Вегасу действительно было плевать. Ему стало плевать.

***