Понедельник – день тяжелый (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 14

— Ты вроде сказала, что-то срочное…

— Не срочное, а неотложное! — поправила собеседница. И она еще периодически восклицает, в кого я такая вредная уродилась! Риторический вопрос — для всех, кроме моей мамы. — Мне нужно сегодня передвинуть шифоньер!

— О, не-е-ет! — простонала я. Материн, вернее, бабушкин шифоньер — это наша семейная легенда, реликвия, но главное — семейное мучение! Натурально-деревянный, несокрушимо-монументальный, изготовления эдак годов сороковых прошлого века, как бы даже не бабушкино приданое, весит он целую тонну, и непременно хотя бы раз в год отодвигается, чтобы наша мама (а в предках у нее явно был енот-полоскун) могла за ним убраться.

— Что значит «нет»?! Уже Новый год на носу…

— Ага, всего-то полтора месяца этого «носа» осталось!

— …а в доме еще натуральный срач!

Вот потому у меня в квартире если кто и убирается, то только робот-пылесос. Когда я вспоминаю его включать. Хватило мне в детстве всех этих «генеральных» уборок, регулярного выбивания ковров и еженедельного мытья крашеных панелей, дверей и окон!

— Ма-ам, ты же опять будешь потом по стеночке ходить и мазью спину натирать! — Про себя уже молчу, потому что на все мои жалобы на здоровье мама отрезает: «Рано тебе еще болеть!»

— Вот потому вы с Димой и нужны мне сегодня!

— Что, и Димка придет?

— А куда он денется?

Зная своего братца, не сомневаюсь, что он-то как раз и может легко «деться». Диман с малых лет выбрал правильную тактику выживания в нашей семье: родительнице не прекословит, не настаивает на своем, но практически всегда мастерски выскальзывает из неудобных и напряжных для него ситуаций. Да и мама — как бы она это ни отрицала — относится к нему куда благосклоннее, чем ко мне: еще бы, младшенький, да еще с хрупким здоровьем! А ничего, что все эти «хрупкости» остались в пятнадцатилетней давности прошлом, и сейчас наш младшо́й — орясина ростом под два метра, говорящая басом и меняющая девок, как перчатки!

— Ма-ам, ну давай я тебе грузчиков вызову и оплачу, а? — безнадежно предложила я. — Двух… нет, для нашего фамильного «гроба» лучше сразу четверых!

— Еще чего! — взъерепенилась родительница. — Не хватало мне еще чужих людей в доме! Оглянуться не успеешь — что-нибудь сопрут! Даже на порог не пущу!

— Да что там у тебя переть-то!

Из драгоценностей — старое обручальное кольцо и парочка еще советских сережек с янтарем. Родительница до сих пор искренне, по-учительски, считает, что золотые украшения и дорогие вещи — это вульгарно. Домашняя техника — без слез не взглянешь, хорошо хоть мы с Димкой на телевизор приличный скинулись… Остальное «работает, а мне больше ничего и не нужно, отстаньте!»

— Короче, я жду тебя к семи! И не вздумай опоздать, ясно?

И как всегда вовремя поставила точку в нашем споре — отключившись. Не услышав или попросту проигнорировав мое категорическое: «Нет, я сегодня ТОЧНО никуда не пойду!». Стиснув замолкший мобильник, я сквозь зубы выдала несколько нецензурных слов: не о маме, конечно (хотя иногда очень тянет!), а о ситуации в целом: до стольки лет дожила, а всё не могу настоять на своем, подобрать разумные аргументы! Хотя кто вообще руководствуется в спорах разумом? Сплошные эмоции и кидание банановой кожурой!

— Разрешите пройти? — прохладно осведомились над моей головой.

Я задрала голову и с ужасом обнаружила, что в разъехавшихся дверях за моей спиной торчат четверо: наши гости, наш директор и наш ведущий. Причем последний строит мне зверские рожи, чуть ли ни ребром ладони по шее водит: ну всё, каюк тебе, Самохина!

— Да-да, конечно! Извините…

Попытавшись скоренько вскочить, обнаружила, что за время сидения на корточках ноги онемели, да еще разбитое колено никак не желало разгибаться. Пришлось опереться о кадку пальмы, но рука соскользнула, и я случайно — и намертво — вцепилась в твердую ногу ведущего архитектора. Оставалось только подниматься, перебирая по ней руками, как по той самой пальме; хорошо, Черкасов вовремя это действие пресек — наклонившись, подхватил меня под локоть железными пальцами и вздернул на ноги.

— Спасибо, — пробормотала я. — И до свиданья!

Ероша рукой челку, чтобы не видеть, с каким выражением на меня смотрят, и чтобы гости-клиенты точно не запомнили моего пылающего лица, ретировалась на рабочее место. Сжавшая губы Кристина обреченно покачала головой: мол, ты совершенно безнадежна! Юлька хихикала, Макс оценил лениво:

— Это было эффектно!

— Заткнись, а! — огрызнулась я. Уставилась на экран, вспоминая, что вообще до злосчастного звонка делала. Уже практически вспомнила, как опять всё вышибло внезапно раздавшимся гласом небесным. То есть рыком Черкасова:

— Самохина, зайди ко мне!

А я-то надеялась, что ведущий вместе с директором и гостями свалит либо на объект, либо уже на обмытие удачной сделки! Поплелась, собирая взгляды коллег — насмешливый Кристины, сочувственный — Юли. Макс вскинул в воздух сжатый кулак: держись, мол! Я вяло «отнопасаранила» в ответ и, приоткрыв дверь, заискивающе спросила через микроскопическую щелку:

— Можно, Артем Игоревич?

— Нужно!

Мне кранты. С утра можно было хотя бы кофе вперед войти, сейчас не поможет, разве что со свежевыпеченным пирогом на рушнике — время-то практически обеденное… Я просочилась в кабинет и максимально бесшумно притворила дверь.

— Ну и что это такое было?! — с ходу в карьер начал ведущий.

— Мне надо было срочно переговорить с… ну, кое с кем, я и ушла с офиса, чтобы не мешать и не на глазах…

Скрестивший на груди руки Черкасов переспросил язвительно:

— С глаз долой, значит? Никому не мешать, значит? Мы этих му… мужиков полгода окучивали, Михаил Юрьевич на встречах уже всю печень посадил! Вроде уболтали, внушили, что у нас наикрутейшая фирма, где работают исключительно суперпрофессионалы! И тут выходим такие и видим, как одна из «крутых» сидит на полу и матюкается на всё здание! Гоп-стоп натуральный! Тебе бы еще семки в зубы и кепуху на голову, и готово: пацаны, да я ж только-только с зоны откинулась!

Черкасов слишком хорошо живописал — пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться: не та ситуация! Но смешок, хоть и нервный, все равно вырвался, Артем дернулся:

— Ты еще и ржешь?!

Я развела руками:

— Артем, ну прости меня! На самом деле срочный телефонный звонок…

— Самохина, если нас из-за тебя кинут, я просто не знаю, что с тобой Юрьич сделает! Ты можешь свои личные дела дома решать? — Тут Черкасов кое-что припомнил и поспешно добавил: — Но только не ночью!

— Да я бы рада! — взвыла я. — Но ты же знаешь мою маму! Хотя нет, откуда…

Черкасов меня удивил:

— Почему это не знаю? Знаю, конечно. Так ты это своей мамочке так «нежно» в свидании отказывала?

— Да я уже потом ругалась, она не слышала. Надеюсь… — Я встрепенулась. — А ты откуда вдруг ее знаешь?

— Здра-асьте! Мы же на третьем курсе вместе проект делали, у тебя тогда зависали, не помнишь?

— А-а-а… — А ведь точно, совсем забыла! За давностью лет, хе-хе.

Выслушав мой «оправдательный» доклад о шифоньере, Артем задумчиво почесал бровь.

— Да-а… Помню я ее. Светлана… Алексеевна, кажется? С места не сдвинешь.

— Александровна… А шифоньер еще тяжелее! — поспешила я оправдать свое нецензурное поведение.

Черкасов вздохнул.

— Ладно. Иди работать. Сидишь сегодня до последнего, пока я сам домой не пойду! И больше никаких телефонных переговоров: хоть мама, хоть папа, хоть этот… мужик твой! Ясно?

— Йес, сэр! — гаркнула я, ведущий раздраженно отмахнулся.

Легко отделалась. Пока. Если заказчики не дай бог отвалятся (пусть даже не по моей вине!), всех собак именно на меня повесят.

Кстати, в отсутствие директора все преспокойно болтают по телефону: Юлька вон даже уроки делает с дочкой, Макс со своей очередной воркует, Алексеич неразборчиво перепирается с женой…

Опять ко мне исключительное отношение!