Персональный бог (СИ) - "Weissman" - Страница 30

— Все, последняя! — прошептал Валентайн и выбросил в оконце пустую бутылку, — Теперь тобой займемся. Куда тебя посадить?

Корсу пробежался вдоль стоящих ящиков, принюхиваясь к каждому, и уверенно ткнул когтем в один из них.

— Вот сюда хочу!

— А что там? Мясо? Нет, мясо нельзя. Мясо на галеоне в первую очередь вскроют, и либо в ледник отнесут, если он у них есть, либо повесят досушиваться на воздухе, чтоб черви не завелись. Тут что? Тряпье какое-то, вот сюда и давай.

Сковырнув все тем же кинжалом доски и откинув крышку, оборотень залез внутрь. Скинув ему заранее принесенный бурдюк с водой и громадный копченый окорок, Валентайн почесал затылок и бросил внутрь свой пустой вещмешок.

— Сюда срать будешь. Ссать можно и на пол, тряпье все впитает. А гадить лучше так, чтоб самому не изгваздаться всему. Хотя, дело твое… — с этими словами майстер аккуратно закрыл крышку и стал вдавливать гвозди на место.

— Главное запомни, — прошептал он через доски, — Сиди три дня. Чтобы не происходило, не вылазь. На четвертый можешь выйти. Действуй по обстановке. Получится заклинить рули — делай. Как компас сломать помнишь? Пожар тоже можно, но лучше на носу. Меньше шансов что что-то рванет и тушить там легче. Мы на "Ярости" подойдем на четвертую ночь. И было бы замечательно, если на корабле уже не останется способных командовать офицеров. Понял? Ну, Единый с тобой. Или кто там у вас, у демонов?

После напутственной речи в трюме наступила полная тишина. Сидя в ящике, Траум едва расслышал, как скрипнули доски, когда Валентайн уходил.

Следующие несколько дней оказались сущим кошмаром. Сначала Корсу трясли и кантовали. Какое-то время ящик с оборотнем провисел на веревке, и кто-то громко матерился, проклиная заклинившую лебедку. Потом через щели в досках снова перестал поступать свет — его погрузили в трюм корабля. Вокруг гомонили люди. Казалось, что вокруг тысяча людей, орущих на разные голоса.

Лежать в ящике было чертовски неудобно. В голову постоянно лезли навязчивые мысли. Что, если какой-то матрос решит порыться в грузе и вскроет именно его ящик? А если на его ящик банально поставили сверху еще один? А если то, а если это? Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей, Корсу решил повторить про себя все детали плана. И запнулся на пункте первом: ему предстояло пролежать в этом узилище трое суток, но часов ему с собой никто не дал. Как, спрашивается, определить срок в трое суток, лежа в ящике в темном трюме? Решив про себя, что воды ему Валентайн рассчитал именно на такой срок, он определился, что попытается вылезти, как только закончится фляжка.

Все оказалось намного проще. Корабельная рында, созывающая матросов на обед, стала хорошим ориентиром во времени. Первые сутки не происходило ничего. В трюме слышалась какая-то деловая возня, матросы переругивались, где-то ржали солдаты и кто-то с кем-то спорил про крыс и крупу в мешках.

После удара рынды, знаменующего обед второго дня, звуки на корабле приобрели интенсивность. Где-то спорили до хрипоты, кто-то ругался во весь голос и его пытались вразумить другие, тоже возбужденные голоса. Вверху, над трюмом, часто слышался топот ног и возбужденный гул голосов.

Третьего обеденного удара рынды Корсу так и не дождался. Вместо него оборотня разбудили гомон толпы и крики. Люди орали, ругались, оскорбляя друг друга и, судя по всему, даже дрались. Через некоторое время послышались выстрелы. Сначала одиночные. Но они быстро переросли в залпы. Кто-то, грохоча обувью, забегал по трюму, послышался звон стали и крики раненых. Какофония звуков нарастала, послышался одиночный выстрел пушки и сильно потянуло запахом гари.

Сначала Траум принял происходящее за начало абордажа, но фляжка с водой была еще на половину полная, да и по внутренним ощущениям трое суток вряд ли прошли. Решив абстрагироваться от происходящего снаружи, оборотень вдруг вспомнил, что уже не спал несколько дней. Глаза сами по себе стали закрываться, а стесненное пространство не давало возможности хоть немного размяться и прогнать некстати одолевшую дремоту. Решив хоть как-то себя занять, он принялся считать количество человек, пробегающих по трюму возле его ящика. Сон и явь смешались воедино. Словно сквозь вату до его сознания доносились крики и выстрелы, треск огня и даже песни.

В себя оборотень пришел от тишины. Многие часы гомона, криков и шума сменились почти полным отсутствием звуков. Только поскрипывания досок корабля и звуки плещущихся о борт волн. Решив, что ждать больше нечего, он как следует уперся лапами в крышку над собой и надавил. Та поддалась удивительно легко, впуская в затхлый ящик не менее затхлый воздух трюма.

Выбравшись в темноту, Корсу первым делом с наслаждением вытянулся и захрустел всеми суставами. И плевать, даже если прямо сейчас в него целится расстрельная партия — размять косточки он мечтал не один десяток часов.

Расстрельная команда представляла собой одинокого матроса, держащего в руке пистолет. Он сидел, опершись на соседний ящик, и увидев оборотня, даже не стал кричать. Кивнув каким-то своим мыслям, мореход залпом допил остатки из бутылки, которую держал во второй руке, после чего мгновенно приложил ствол к подбородку и выжал спуск. В замкнутом трюме грохнуло так, что у Корсу чуть не лопнули барабанные перепонки. Не обращая внимания на звон в ушах, он бросился за ящики и залег, ожидая, когда по его душу нагрянут. Но время шло, а в трюм так никто и не спустился.

Экипаж, практически в полном составе обнаружился на орудийной палубе. Люди лежали на досках вдоль бортов, сидели прислонившись спинами к орудиям или бесцельно шатались по палубе натыкаясь друг на друга и спотыкаясь о ноги лежащих. На Траума никто не обращал внимания. Люди были заняты бесцельным блужданием или же тупо смотрели в стены, находясь в состоянии близком к ступору. Аккуратно прокравшись к трапу, стараясь ни с кем не столкнуться, Корсу полез на главную палубу. Снаружи был серый пасмурный вечер. Солнце еще не зашло, но тяжелые свинцовые тучи едва пропускали свет, раздражающий глаза оборотня. Галеон представлял из себя жалкое зрелище. Вся верхняя палуба была завалена каким-то мусором, в котором ковырялись израненные, грязные солдаты. Надстройка была разрушена, вероятно, тем самым выстрелом из пушки. Сама же пушка лежала перевернутая там, где раньше находился кабестан. Самого кабестана не было, а фальшборт напротив него зиял крупной пробоиной. Очевидно, его сорвало с места, когда не сумели остановить падение якоря.

На рее бизань-мачты болталось в петлях сразу шестеро покойников.

По всей палубе валялись трупы в пересохших лужах темно-бурой крови. Особенно много их было в районе полубака. Мертвецы в одних рубахах и кальсонах лежали там друг на друге. Видимо, это были тела бунтовщиков, которых здесь и расстреляли.

Мачты корабля свободно хлопали парусами на ветру. Половина из них были банально не закреплены. Реи выгнулись, а некоторые и сломались — закреплять паруса было уже некому, и их посрывало порывами ветра.

К своей огромной радости, Корсу разглядел на востоке паруса приближающегося корабля.

— Дьявол! — внезапно раздалось у него за спиной.

Оборотень резко развернулся, но никого перед собой не увидел. Опустив глаза, он увидел лежащего под бортом мужика, отчаянно сжимающего в руке бутылку с мутной жидкостью.

— Эй, дьявол! Иди сюда, давай выпьем! Когда еще предстоит самого черта морского ромом угостить! — моряк попытался подняться, но руки его не слушались.

— Что здесь произошло? Где старшие офицеры?

— Там… — мужик мотнул головой себе за спину, и тут же поморщился от головокружения, — К дьяволу, ну то есть к тебе, отправили. Ты что, не встретил? Разминулись, наверное, — мужик пробубнил что-то еще, быстро погружаясь в сон.

— Эй, не спать! Кто командует на корабле? Кто остался из старших?

Матрос страдальчески разлепил глаза.

— Ну вот ты и командуешь. Старше тебя теперь никого нету, — матрос еще раз попытался встать, — Капитан вон, на рее висит. Старший помощник при нем. Офицерье рыбу кормит. Бога нет. Дьявол в наличии. Ты и командуй теперь.