Голубой Ютон (СИ) - Номен Квинтус - Страница 51

Но спустя еще десять дней, когда экспедиция вернулась домой, выяснилось, что всех детей на торге купил Жван, причем купил как раз для того, чтобы их поменять у Ларисы на разные металлоизделия. Когда он вернулся в свой город, тамошний вождь – узнав, сколько соли дают за топоры "волшебниц" – сам приперся к ним на переговоры на предмет закупки оных. Ну и "поговорил", после чего Жван был немедленно снова отправлен на торг за нужным "волшебницам" товаром – а затем, уже с вождем, захваченным по дороге, приехал менять детей на то, что было нужно уже им. В основном на топоры (по цене три мальчика за один топор) и за мечи (тут цена была уже пять девочек за меч). Причем девочек взяли вообще "в кредит", так как готовых-то мечей еще не было. Так что еще до возвращения экспедиции дома население увеличилось на два десятка жителей в возрасте от шести до примерно десяти лет.

Откровенно говоря, Ира даже не сразу поверила в то, что «соседи» успели за время их путешествия и домой вернуться, и переговоры провести и даже снова на торг сплавать за рабами – но она просто недооценила сообразительность нынешнего народа. Жван от Рязани не до дома плыл (против течения такое путешествие – дело действительно небыстрое), а поднявшись всего лишь примерно до будущего Алексина (на что все же было потрачено четыре дня яростной гребли), пешком за день с тремя компаньонами прошел от Оки до Упы, а дальше, воспользовавшись лодкой из «покинутого города», еще за день спустился к родному дому. Через день прошли переговоры, еще через два Жван вернулся к ожидающим его на Оке товарищам… Так что на все про все у «соседей» ушло лишь две недели, и Ирина «освобожденных детишек» встретила лишь у себя дома.

Экспедиция добавила к ним еще два десятка детей, правда лет по двенадцать-тринадцать, и шестерых взрослых. Ну и восьмерых «взрослых мужиков» лет по четырнадцать. Вроде и немного, но население поселка практически удвоилось. И если с прокормом «новоселов» особых проблем не предвиделось, то с нанесением «рабами» ощутимой пользы у Иры были серьезные сомнения. На которые, впрочем, никто внимания не обращал: прежде всего требовалось новичков обеспечить хоть каким-то жильем. Причем точно не «современным», так как, по мнению Леры, в «современном» за зиму каждый пятый просто помрет. Впрочем, решать эту проблему начали еще до возвращения экспедиции…

Всего в поселок путешественники привезли три с четвертью тонны соли, причем довольно чистой. К глубочайшему Ириному сожалению Жвану пришлось отдать всего лишь три килограмма: все запасы «мехов», на которые так рассчитывала она, его соплеменники отдали за выкупленных детей. То есть «вообще все»: робкие намеки на шкурки беличьи или сурковые отклика в душах «соседей» не нашли. Когда им надоело отвечать "нет" на вопросы Иры, они просто уточнили, что продали и всю белку, и всего сурка, а чтобы избавить ее от лишних расспросов, добавили что и все остальные меха у них закончились, и вся готовая кожа тоже.

А когда Ирины вопросы закончились, Жван (к которому с вопросами Ира как раз и приехала) робко поинтересовался, не найдется ли у волшебниц немного еды в кредит – тут же добавив, что вопрос он задает строго от своего имени, а нынешняя жена местного вождя тут вообще не причем. Припертый Ирой к стенке он «раскололся», рассказав, что вообще-то по нынешним понятиям просьба помочь с едой рассматривается как приглашение взять просящего в рабство, и что он лично готов на это – но не потому, что боится сам остаться голодным, а потому что убежден в том, что зимой голодать придется всему его поселку. Дичи, по его наблюдениям, стало меньше, чем в прошлом году, желудей собрали и вовсе крохи какие-то. А у «волшебниц», как он успел заметить, на столе в ассортименте продукты растительные, причем годные к длительному хранению…

«Детали» удалось вытащить из Жвановой жены, после чего Ира сообщила Марине, что «у соседей продуктов хватит хорошо если до середины января, да и то если с октября впроголодь всем сидеть».

– Меня они уже совсем бояться перестали, так что я почти все там посмотрела, – добавила она. – Детей в «городе» около полутора сотен, и большинство из них, если не вообще все, досыта в жизни никогда не ели. А еще баб беременных десятка два – это только я о тех говорю, по которым уже заметно…

– Понятно, десять-двадцать детишек пойдут по разряду санитарных потерь, неизвестно сколько, но почти точно не одна, баба до весны не протянет… и половина младенцев, что до зимы родятся, тоже… Лиза! Ты слышала, что Ира тут рассказывала? Найдется у нас чем соседям помочь?

– Сейчас – нет. Но на дворе пока только середина августа, так что… Ира, отправляйся снова к Жвану. Разносолов, конечно, не обещаю, но если он пришлет в начале-середине сентября человек десять крепких парней, то они домой вернутся прихватив тонн десять тыквы. Да, еще пусть пришлет пяток баб посмышленее, надо им рассказать как тыкву хранить…

– Сколько? Десять тонн?!

– Ну, у нас тыквенных семечек довольно много в том году получилось… Люда засадила фруктом почти полгектара, да и гоняла народ на рыхление и прополку с неземной силой. А когда вы уже свалили, вообще всех в поля погнала, делать какую-то присыпку – если интересно что это такое, у нее детали выспрашивай, потому что я смогла от этого откосить и не в курсе что это было. В общем, сейчас она обещает урожай тонн в двадцать, нам столько в принципе не сожрать. Тем более что ее никто, в общем-то, и не любит…

– По тридцать килограмм примерно на человека? Ира, считай, что ты сократила в том городке смертность у детей в десять раз, – добавила Марина. – Ну что сидишь, иди, порадуй парня!

Ира проснулась от довольного крика Марины:

– Михалыч, ты просто гений! Ведь я с ужасом ждала, когда стиральная машина сломается, а теперь-то и бояться нечего!

Ну да, подумала Ира, старинную "Эврику" к жизни возвращала Ксюша, а гений у нас Михалыч… хотя, пожалуй, кроме него починить сгоревший мотор машины никто бы и не сумел. Вот так – когда нет ни запасных частей, ни материалов… впрочем, не придумай Вера Сергеевна смолу для изоляции проводов, то и Михалыч бы ничего сделать не смог. Да, здесь никто ничего бы в одиночку не сделал, а вот все вместе…

Впрочем Михалыч немедленно Марине объяснил, кого тут больше всего благодарить нужно, причем всех поименно перечислил. Понятно: Марина всегда старалась отблагодарить "отличников производства" непревзойденными здесь вкусняшками, а старик не хотел, чтобы хоть кто-то остался обделенным. Хотя все, по большому счету, работали не за вкусняшки, ведь если всё на эти вкусняшки мерить, то скоро бы все остались вообще сирыми, убогими и… что там еще из плохого случиться может? А еще повезло, что хорошие взаимоотношения, у многих сложившиеся еще в школе, трудности тутошней жизни совершенно не испортили, и каждый "старался для всеобщего блага".

Собственно, даже в далекое путешествие за солью Ира отправилась лишь потому, что была совершенно спокойна за трехмесячную дочку. Которую ей просто стало нечем кормить. Человеки – они все же существа непонятные: у нее, здоровенной и, по словам той же Марины, совершенно здоровой женщины, молоко пропало уже через два месяца после родов – да и с самого начала его дочке едва хватало. А крошечная, не очень молодая и не блещущая здоровьем Нина и своего мальчишку кормила, и Катеньку, и еще немного молока оставалось другим детям. И за Катенькой Нина смотрела как за собственным ребенком.

А отправилась в путешествие Ира в том числе и потому, что присутствие ее в команде существенно повышало шансы на успех предприятия, ведь кроме нее никто не мог хоть сколько-нибудь свободно с нынешними людьми общаться. И она эти шансы в самом деле повысила – по крайней мере уже при первой же встрече с местным населением дала месячный "запас по времени" кормящим матерям. Поскольку Ира очень хорошо понимала, что не будет соли – Нина скорее всего первой помрет от истощения… Собственно, исключительно из-за этого она и выкупила у соседского племени полтора килограмма соли, ведь эта соль давала им шанс «успеть». Успели, хотя вместо десяти запланированных дней до Рязани караван поднимался верх по рекам две с половиной недели.