Алая сова Инсолье (СИ) - Лебедева Ива - Страница 15

Удивительно было то, что мой друг не возражал. То есть он огрызался, обзывался и ругался, но тележку тащил довольно бодро.

А еще они с парнем явно понимали друг друга не хуже, чем ранее со мной. На секунду стало даже немного обидно — прощай, моя выдающаяся способность. Вовсе ты оказалась не выдающейся. Или просто мне повезло встретить такого же гения, как я?

— Эй, свинтус, ты стороны света умеешь различать? — Хрюша недовольно всхрапнул и презрительно притопнул копытом. — Да не возмущайся, это не претензия, а обычный вопрос. Если знаешь, то кати на юго-запад, к реке. А там по бережку доберешься до небольшой хижины рыбака. На первый взгляд она будет казаться покосившейся развалиной, на второй тоже. Но если хорошенько пошерудишь по полу рылом — найдешь вполне неплохой подвал. Там даже есть запасы еды на первое время.

Хрюша только утвердительно всхрапнул, а вот я насторожилась.

— Ты куда? — И сама себя поймала за язык. Какая разница? Он ведь сразу говорил, что уйдет. Вот, уходит. Все нормально…

— Нужно узнать, кого алые плащеносцы ищут и для какой цели. Если тебя, то уж прости, дорогая, закопаю в ближайшей канаве от греха подальше. Мне храмовники на хвосте не нужны.

— Алые? — Я тоже напряглась. Почти наверняка это ищут меня. И вряд ли с целью попросить прощения и полюбить.

— Тьфу! — Спаситель сплюнул в пыль на дорогу и пробормотал: — Зачем сказал? Ладно. Если захочешь развернуться и бежать в объятия к своим бывшим дружкам, я держать… да хрен там плавал! Шевельнешься в их сторону — собственноручно сверну шею и тебе, и твоему свинотрупу!

И по тому, как зло взвизгнул Хрюша, я поняла, что он его чем-то то ли стукнул, то ли уколол, чтобы бежал быстрее.

— Он и так слова понимает, не надо… — начала было я. Но в ответ на меня злобно зарычали, прямо натурально «р-р-р!», а потом спаситель на полном скаку спрыгнул с повозки и исчез в придорожных кустах.

Я сначала просто губу закусила. Ладно… ну ушел. Он и не обещал остаться. Жаль, что вот так, нехорошо. А с другой стороны…

— Хрюша, стой! — Мы отъехали довольно далеко от места, где спрыгнул наш злющий спаситель. Стоило притормозить и подумать. И подождать? Вдруг он вернется?

Но Хрюша впервые не стал меня слушать, а понесся еще дальше, углубляясь по какой-то едва заметной тропинке в лес. На такой скорости стало очень трудно ориентироваться на слух и даже с помощью нити — слишком быстро мимо проносилась неизвестность. Только по тому, как эта неизвестность трещала и хлестала ветками по пологу фургона, я понимала, что мы мчимся по лесу. А если еще не опрокинулись — значит, тот намек на тропу все еще под колесами.

Спустя еще минут пятнадцать я услышала шум воды.

Речка. Хрюша привез меня к речке, как и указал спаситель. Он сюда нас направил, просто чтобы не заблудились или же чтобы самому найти потом?

Если вернется, спрошу его имя. И скажу свое: все же Имран — это точно не ругательство. Значит, можно познакомиться.

Сколько мы сидели у воды, было не совсем понятно — Хрюша заволок повозку в такую чащу, что сквозь плотные кроны я почти не чувствовала лицом солнечный свет. Но на то, чтобы распрячь друга, напоить его, собрать хворост и приготовить из найденных в тележке продуктов кашу, времени вполне хватило.

— Ну и чего ты тут встал как вкопанный? Я кому сказал — переться к хижине? Нет, мы будем героически превозмогать, жрать подножный корм, но не сделаем, как советуют умные люди. Еще и распрягла его зачем-то. Трупу так-то плевать, стягивает у него что-то или нет. Только время потратила.

— Ты вернулся? — Мне не хотелось, чтобы в моем голосе было слышно такое явное облегчение, но уж как вышло, так вышло.

— Куда б я делся. Ты та еще самоубийца, а я хотел бы чуть дольше сохранить плоды собственного нелегкого труда. Было бы обидно потратить на тебя столько времени и сил и увидеть, как на следующий же день твой трупик дрейфует вниз по течению. К тому же это моя повозка. С ней я тоже не готов за просто так распрощаться. — Последние слова сопровождались хозяйственным копошением в недрах отогнанного к краю крошечной полянки фургона. Оттуда он вынырнул с кучей подушек, одеял и еще каких-то пожитков. Проходя мимо меня, уронил на плечи одно из одеял и отобрал ветку, которой я ворошила угли под котелком.

— Сиди спокойно! В твоем положении, синьорита, положено отдыхать.

— Как тебя зовут? — решилась я наконец. И поправила на плечах одеяло, чему-то невольно улыбнувшись.

— Хм? Ну, допустим, Инсолье, — ответил он и уставился на меня с неожиданным напряжением — такое ощущение, словно его взгляд давил, как ветер.

— Ин-соль-е… красивое имя. А что оно значит?

— Понятия не имею, — как-то слишком торопливо огрызнулся парень. Стало понятно — знает. Но не хочет говорить.

— Все равно красивое. А меня зовут Имран.

— Да что ты! — Интересно, откуда в голосе столько сарказма? — А оно что означает?

— Не знаю, — сказала и улыбнулась. Я и правда понятия не имела.

— Память отшибло?! — отчего-то не поверил Инсолье.

— Ну не то чтобы, просто не знаю. — И я поспешила сменить тему: — Будешь кашу?

В ответ он только хмыкнул, забрал у меня из рук котелок и ложку, а потом… потом у меня было впечатление, словно на поляне вокруг меня суетятся сразу пять Инсолье. Или даже десять. Так быстро и целеустремленно он обустраивал лагерь, так ловко и буднично обновил костер, перелил мою кашу во что-то и уже варил что-то новое в котелке, неизвестно когда успев выполоскать его в ручье. Мало того, ко всему этому он пристроил еще и Хрюшу. Будто это не я путешествовала все это время с этим кабанчиком, а он.

Хрюша стоял в ручье, обзывался на Инсолье не совсем внятными словами и ловко давил копытами каких-то тварюшек, на моем мультипликационном эхолокаторе отдаленно похожих на раков с петушиным гребнем на панцире.

Поскольку все мои попытки помочь были отвергнуты и даже пресечены одеялом, в которое меня замотали еще плотнее, оставалось только сидеть и смотреть. Тренироваться заодно. Например, пробовать подцепить нитью ракопетуха и выкинуть его на берег. Или смотреть сквозь воду нитями, как устроено дно ручья. Это было трудно, зато очень интересно и наверняка полезно.

— И что, даже не спросишь, видел ли я алых? Не поинтересуешься судьбой брата? — вопрос застал врасплох.

Инсолье

— Нет, — коротко ответила святая, и улыбка с ее лица пропала. Удивительно, я ж так бесился оттого, что она почти все время улыбается, а сейчас, когда перестала, почувствовал странное разочарование.

Наверно, потому, что эту печаль и страдания святой принесли хрен знает кто, алые уроды с горы. Ее «соратники», шатт им в зад. А что я? Я — посторонний, предатель и еретик. И даже если сделаю в десятки раз больше этих светоносцев, все лишь пожмут плечами, так как это было ожидаемо.

А вот боль, причиненная родными и любимыми, не забывается никогда. Неужто блаженная все еще любит того осененного «копьем» первосвященника-рыцаря? Тьфу, может, рассказать ей, как женишок ко мне яйца подкатывал, когда я еще считался одним из церковных паладинов? Не, не буду. Это сделает ей только больнее, но опять не благодаря моей мести.

И по правде говоря, не подкатывал он, просто… ну просто… короче, козлина та еще. И с какого такого лысого шатта драгоценная святая так на него запала — загадка века.

Да эта ненормальная умудрилась даже имя мое забыть! Я ведь специально не изменил ни буквы, чтобы она хотя бы вздрогнула, услышав имя своего мучителя! Того, кто сжег ее начальство и добрую половину паствы!

Но не-е-ет. Мало того что не вспомнила, еще и поинтересовалась тем, над чем отряд паладинов в свое время ржал чуть ли не целый месяц. Ну невозможно было это не запомнить, когда одного из твоих коллег кучу времени звали «виноградина зеленая». А ее женишок еще усмехался, что человеку, чье имя символизирует ингредиент для богопротивного напитка, среди них не место. Впрочем, он оказался прав, но это опустим.