Новая надежда, старые обиды (ЛП) - Малком Энн - Страница 3

«Ты не будешь просто наблюдать, мышка», — сказал он, протягивая мне гаечный ключ. «Я воспитаю девочку, которая будет знать, как о себе позаботиться. Ты будешь знать, как делать все, что может сделать мужчина, и у тебя это получится лучше», — его карие глаза сощурились, он подмигнул, а затем поцеловал меня в макушку.

Я крепко зажмурилась при воспоминании об этом. Сейчас я не видела грузовик, но знала, что эта чертова штука там, как «Титаник», корабль-призрак, притаившийся и ждущий, у кого хватит глупости исследовать борт.

Я хотела на него посмотреть. Потому что «Жук» моей матери не подходил для зимней езды в Колорадо. Удивлена, что она ездит на нем в холодную погоду, но, возможно, считает, что еще выпало мало снега. Скоро… Скоро она сменит машину и сядет за руль грузовика.

На деревьях и кустах, окружающих дом, уже развешаны рождественские гирлянды. Никакого порядка и единообразия. Тут царил хаос, дикая необузданность. Мама любила Рождество и все религиозные праздники, несмотря на то что она не придерживалась какой-либо формы религии, только баловалась Виккой².

Вид разноцветных гирлянд, освещавших розовые ставни домика, вызвал у меня воспоминания обо всех Днях благодарения и Рождестве, которые я проводила в этом доме.

Костяшки моих пальцев побелели от того, с какой силой я сжала руль.

Я просидела в машине три минуты и тринадцать секунд после того, как припарковалась. Прошло бы больше времени, если бы дверь дома не открылась. Я удивилась, что у меня были эти пару минут. Несмотря на ранний час, мама уже встала. Она была жаворонком.

С детства помню, как она включала «Fleetwood Mac» на старом пыльном проигрывателе, когда всходило солнце.

Я больше не могла слушать Стиви Никс без содрогания, пытаясь избавиться от нежелательных воспоминаний о прошлом, которое я давно оставила позади.

Разноцветный халат развевался у нее за спиной, когда она выбежала за дверь в фиолетовых тапочках. Мама тащилась по фиолетовому.

Я на секунду закрыла глаза, пытаясь собраться с силами, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, с ее неизменным хорошим настроением и позитивом.

Но не нашла сил к тому времени, когда она распахнула дверцу машины.

— Ты здесь! — закричала она, протягивая руку, чтобы расстегнуть ремень безопасности. От нее пахло пачули. От этого запаха у меня внезапно заслезились глаза, и я позволила вытащить себя из машины в объятия матери. Я не знала, удивилась ли она тому, что я позволила ей обнять себя больше чем на минуту, но была уверена, что она рада. Моя мама от природы нежная. Она целовала нас в губы, пока мы не стали подростками, и делала бы это и по сей день, если бы мы не протестовали.

Не помню, когда начала избегать контакта с мамой и увеличивать дистанцию между нами; однако, она ни разу не возмутилась. Ни разу.

— Дай посмотреть на тебя!

Она отошла на шаг, рассматривая.

Я представила, что она видит.

Спортивная одежда в пятнах, к тому же дорогая, я купила ее, когда у меня были деньги. Леггинсы облегали мои прежние формы, но с тех пор, как все произошло, я сильно похудела. Моя кожа бледная, под глазами, наверное, мешки.

Она прищелкнула языком.

— Великолепно! — заявила она так, словно правда верила в это. — Но ты, должно быть, умираешь с голоду. Оставь сумки. Заберем позже, — она закрыла дверь и стала провожать меня до двери. — Я приготовила для тебя завтрак. И горячий чай. С ромашкой. Никакого кофе. Потому что после еды ты сразу ляжешь спать.

Мама, не колеблясь, включила режим заботы. Это в ее стиле.

Я усмехнулась.

— Мам, я не смогу заснуть, — несмотря на то, что усталость сковала меня до костей, в голове у меня слишком сильно гудело, ведь я переступила порог своего дома впервые после смерти отца.

— Ерунда, — отмахнулась от меня мама. — Сытый желудок творит чудеса с усталой душой, — она ежечасно извергала подобные утверждения в виде печенья с предсказаниями.

Я не пыталась с ней спорить. Я знала, что не получится.

Здесь слишком много призраков, чтобы я могла заснуть. С полным желудком или нет.

❆

Проснулась я с сухостью во рту и отрешенным сознанием. Мое сердцебиение участилось, когда я увидела странную обстановку.

Только она не была странной

Она была знакомой.

Слишком знакомой.

Книги Нэнси стояли на полке, постер «Сумерки» висел на стене, журналы, переполненные заметками, все еще лежали стопкой на моем комоде фиолетового цвета, на котором от руки были нарисованы полевые цветы.

Я здесь.

В Нью-Хоуп.

В своем доме.

Желание откинуть одеяло и проспать остаток дня было непреодолимым. Но я почувствовала запах готовящейся еды, и в животе у меня громко заурчало. Когда приехала, я попыталась съесть приготовленную мамой еду, но заснула прямо у тарелки. Она быстро отвела меня в спальню, где я даже не помнила, как заснула.

Когда я в последний раз ела? Пончик на заправке? Сто миль назад? И все?

Хотя я была очень подавлена, я не собиралась объявлять голодовку. Ведь голодала из-за нехватки средств, а не желания жить.

Я, прищурившись, оглядела комнату и вгляделась в темноту, видневшуюся сквозь щель в занавеске. Я проспала весь день.

Отлично. Если бы только я могла проспать здесь остаток своих дней, я была бы счастлива.

Я откинула одеяло и хмуро посмотрела на свой чемодан. Он был открыт. И пуст.

Здесь побывала мама. Она не просто смотрела, как я сплю, — как она регулярно делала, когда я была подростком, несмотря на мои постоянные протесты, — но и распаковала мои вещи.

Я проглотила комок в горле. Это нарушение личной жизни, но мама не верила в подобное. Кроме того, видимо, она поняла, что я останусь здесь на некоторое время. Потому что мне больше некуда идти.

Когда меня осенила эта мысль, мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать себя на месте, но я справилась. Упав на колени от обиды, я ничего не добьюсь. Поэтому я сменила грязную одежду и прошлепала по коридору в носках.

В доме не чувствовалось холода с улицы. Здесь всегда тепло, всегда пахло домашней кухней, все было мягким, уютным и желанным, хотя и немного беспорядочным. Картины на стенах всегда были немного не в центре, всегда чуть перекошены. Коврики и подушки не подходили друг другу. Кристаллы были разбросаны по разным поверхностям, колода карт Таро валялась рядом с наполовину сгоревшей свечой или статуэткой обнаженной женщины.

Все это — моя мама.

Но от папы все равно кое-что осталось. Потрепанные биографии Эйба Линкольна и истории стран, например, Родезии. Его очки для чтения на кофейном столике, как будто он вот-вот пройдет мимо и возьмет их.

Моя мама не подавала признаков, что этот человек умер два года назад.

— О, как вовремя, — мама появилась из кухни, ее волосы прядями выбились из неряшливого пучка на макушке.

Она не придерживалась правил, согласно которым женщины определенного возраста должны внезапно коротко стричься и одеваться консервативно. У нее были длинные волосы, и она носила те же вещи, что и всегда. Сегодня на ней длинная, струящаяся юбка, ковбойские сапоги и плотная вязаная кофта — все разных оттенков фиолетового. С ее шеи свисали цепочки. Все сделанные мной.

Еще один удар в грудь.

— Я приготовила лазанью из баклажанов, — объявила она. — Она веганская. Если не считать сыра. И говядины, — она подмигнула.

Мама то и дело подумывала о том, чтобы стать веганкой, потому что, безусловно, разделяла все их принципы, но она уж очень любила стейк средней прожарки.

У меня заурчало в животе, когда я посмотрела на дымящееся блюдо на обеденном столе. Свечи были зажжены, освещая уютную обстановку. Длинный стол, сделанный из переработанного дерева, был окружен разными винтажными стульями. Здесь всегда все было заполнено.

За исключением этого момента. На столе стояли лишь две тарелки — конечно же, ручной работы моей мамы, — два бокала и бутылка вина в графине.

Еще один удар.