Постовой (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 4

— Ты на ужин пойдешь? — Дима озабоченно взглянул на часы.

— Нет, ехать далеко. А здесь где-нибудь можно….

— Пойдем, познакомлю с заведением.

Через десять минут я стоял за высоким столиком в кафе «Дорожное», где мне за рубль, с чудовищной скидкой, принесли шесть толстеньких мантов с острым соусом и стакан кофе в граненом стакане. В это время, Дима, перепрыгивая многочисленные лужи, чтобы не замарать носки щегольских хромовых сапог, и незаметно для себя, периодически любовно поглаживая кобуру с тяжелым «макаровым», быстро двинулся на ужин в сторону дома мамы. Дима работал год, пистолет получил месяц назад, и еще нуждался в тактильных прикосновениях к предмету своей тайной любви.

Я наслаждался последним мантиком, пытаясь растянуть удовольствие и подгребая к одуряюще пахнущей мясной начинке, выглядывающей из хорошо проваренного теста, побольше соуса, когда висящая на плече рация, неожиданно четко сказала:

— Внимание всем постам, работающим с Каргатом! Десять минут назад на площади Основателя преступник вырвал сумочку у женщины. Приметы: на вид двадцать пять лет, худощавый, темные короткие волосы, одет во все темное, побежал с сторону дома культуры Революции. Повторяю,….

Я поднял голову. Три сотрудницы кафе и два мужичка, считающие, что незаметно от всевидящего ока государства, под столом, разливают водку по стаканам, с каким-то детским ожиданием смотрели на меня. Наверное, ожидали, что на моей шапке сейчас начнет крутится синяя мигалка, и я на первой космической скорости понесусь карать злодея и восстанавливать справедливость. Мигалка конечно не выросла, но чтобы не разочаровывать граждан в советской милиции, чья репутация в последние несколько лет была основательно подмочена, я, мысленно сплюнув, решительно отодвинул от себя тарелку с самыми вкусными последними кусочками, и проверив пальцем расположение кокарды по центру лба, быстро вышел из уютного заведения второй наценочной категории.

Нахаловка широко раскинулась вдоль берега великой сибирской реки, зажатая с одной стороны кучами песка, загружаемых каждое лето на неповоротливые баржи, увозящих его в сторону Обской Губы в рамках северного завоза. С другой стороны, Нахаловку душили стальные рельсы Транссиба, распочковавшиеся на сорок ниток путей, забитых зелёными пассажирскими вагонами и запечатанные величественных зданием Главного вокзала, построенного в героические годы первых пятилеток, в виде паровоза, мчащегося на Дальний Восток. Там, за паровозом, была цивилизация, театры, рестораны, женщины — главное украшение сибирского города — миллионника. А здесь, в Нахаловке, никогда, ничего, не происходило, кроме частых пожаров криво сбитых хибар самовольно построенного частного сектора, возникающих, обычно, вследствие курения в постели после совместного распития и соития.

Там, за железной дорогой, била ключом жизнь. Перекрикивались пешие посты милиции и моторизованные патрули, выкруживая невидимую паутину на вероятных направлениях бегства злодея. А здесь, под сырыми порывами разошедшегося ветра с реки, стоял я, единственный представитель охраны правопорядка в этой забытой районными властями местности, и думал, какой переходной мост мне перекрывать — правый или левый.

Я пошел к левому, дальнему, служащему только для своих. Правый мост выходит на стоянку областного управления ГАИ, где постоянно парковались гаишные «канарейки». По-моему, жулик не рискнет бежать в ту сторону, ибо не знает, что гаишники для него абсолютно безопасны.

Я стоял, прижавшись к какой-то металлической конструкции, надеясь, что в ранних весенних сумерках, моя серенькая фигура полностью слилась с ржавыми, неопознанными мной, объектами железнодорожного хозяйства. Выше меня двигались, четко очерченные на фоне светло-серого неба, силуэты людей, звуки шагов которых по бетонному настилу моста, терялись на фоне шума никогда не спящей железной дороги. С момента начала розыскных мероприятий прошло около сорока минут, голоса загонщиков с серой униформе, звучали в эфире все реже и все более растерянно. Даже самому тупому грабителю, который не догадался уехать с места преступления на самом удобном транспорте — метро, хватило бы времени дождаться самого экзотического маршрута автобуса, увозящего граждан от вокзала по всему городу. Все понимали, что сегодня мы проиграли со счетом Один-ноль. Уже дежурный по отделу дал команду автопатрулю, нарезающему круги по улицам в компании рыдающей потерпевшей, везти ее к следователю. Все было кончено. Я слушал радиопереговоры, прижав тангенту рации к самому уху, вывернув регулятор громкости на самый минимум, когда обратил внимание, что один силуэт, кажется мужской, двигается по мосту явно быстрее общего потока. Вот темный кругляш головы изменил свою форму, а через несколько шагов, еще раз. Человек явно оглядывался. Потом мой объект наблюдения остановился у промежуточного спуска и завертел головой. Я стоял внизу, в пятидесяти метрах от обозревающего окрестности человека, смотря чуть в сторону, чтобы дичь не почувствовала взгляд охотника, боясь пропустить момент, когда он двинется. Парень, а теперь я видел, что это молодой парень, стоял как богатырь на перекрестке трех дорог, словно раздумывая, что ему потерять: — коня, себя или свободу, женившись на принцессе. Если он пойдет прямо, то через пару минут спуститься на землю возле меня, и для задержания мне останется только вытянуть руку. Путь направо выводил его к многочисленным постройкам пассажирского депо, и мне предстояло незаметно преодолеть пятьдесят шагов, двигаясь тихо, как мышка, но в бодром темпе, чтобы сблизится с ним. Ну, а левая дорога сулила длинный забег по узкому перрону в сторону отходящей через пять минут электрички, где бы у парня была фора в добрую сотню метров. Я представил себя бегущим, громко топающего тяжелыми юфтевыми сапогами, прижимающего к заднице килограммовый кирпич рации, короче с минимальными шансами. Парень сделал выбор ни себе ни мне, бодро поскакал по ступенькам в сторону депо. Я побежал параллельно, прикрываясь полувагонами с жирным кузбасским углем, жадно заглядывая в промежутки между вагонами и каждую секунду боясь потерять объект наблюдения. Парень, уверенно, как к себе домой, открыл дверь в грязно — розовое здание мастерских пассажирского депо и скрылся с моих глаз, а я, матерясь и боясь каждую секунду услышать звук — грохот сдвигаемого локомотивом состава, полез между вагонами.

Глава шестая. Триумф и падение.

Благополучно перебравшись между вагонами, я осторожно, вдоль стеночки, устремился к загадочной двери. В это время захрипела рация. Как я понял, мой напарник, плотно отужинав и не найдя меня на маршруте, по телефону, через дежурного, разыскивал бестолкового «молодого». Боясь, что характерный хрип рации спугнет молодого человека, и он исчезнет среди тысячи будочек и вагонов огромной станции, я выключил средство связи, и вступил в огромный цех, освещенный мерцающим светом десятков светильников, где среди грохота металла и остовов огромных электровозов, суетилось несколько людей. Мою цель видно не было, я собрался двинуться в глубину цеха, понимая, что время идет буквально на секунды. Если он здесь работает, то спрятав сумку в какой ни будь металлический ларь и переодевшись в спецовку, он будет в полной безопасности. Сделав два шага, я боковым зрением увидел две двери, с украшенные большими буквами, намалеванными рыжим суриком: «М» и «Ж». Естественно, я открыл дверь «М». Облупленная эмалированная раковина с капающим краном, и две двери кабинок. Одна дверь была чуть приоткрыта, а за второй, запертой, слышалось шуршание бумаги. Я отступил на шаг, и ударил тяжелым сапогом возле блестящей хромированной ручки, думая, что будет неудобно, если там какой-то слесарь, сидя на корточках, мнёт старую газетку перед использованием. Служащий шпингалетом гвоздь вырвало из картонного дверного полотна, дверь с грохотом распахнулась, явив мне пригнувшегося от испуга парня, потрошащего дамскую сумочку и бросающего, очевидно, не интересные ему бумаги в журчащее «очко». Парень растерялся лишь на мгновение. Он кинул мне в лицо сумку и пошел в безнадежный прорыв. Сумка, ударив в мое плечо, отскочила вниз и упала в «толчок», а я, не тормозя, снес с места паренька, весившего меньше меня килограмм на двадцать. Законы физики никто не отменял, парень отлетев на чугунную трубу, сполз по кафельной стенке и сомлев, прекратил сопротивление. Я начал подтягивать рацию, спутавшуюся на боку с ремнями портупеи, когда сзади раздался шум, и грубый голос задал мне резонный вопрос: