Луна Верховного 2 - Эльденберт Марина - Страница 2

А я хотела чувствовать. Не под анестезией. Не под приказом

– Угроза может возникнуть, если я выйду на лестницу и снова подумаю о Рамоне, – я посмотрела Мику в глаза, но в ответном взгляде увидела лишь решимость поселить меня на первом этаже и запретить пользоваться лестницей.

Раздражение на мужчин-паникеров вспыхнуло и привычно погасло.

– Я не запрещаю тебе думать о Рамоне, Венера. Я не хочу, чтобы ты нервничала. Чтобы страдала. Мне достаточно матери и Сиенны.

Микаэль морщится, будто от зубной боли, и его можно понять. Приказ-антидепрессант достался только мне, другое дело Анджелина и Сиенна. Мать Рамона практически не выходила из своей комнаты, не спускалась на совместные ужины, ни с кем не общалась, молча переживая горе. Сиенна была ее полной противоположностью. Она могла разрыдаться прямо за обедом, попросить прощения и сбежать. Затем развила бурную деятельность по похоронам Рамона, чтобы проститься с ним «как положено». Эти «похороны» и стали последней каплей в чаше моего терпения. Ни один приказ, ни одно лекарство не смогло поколебать моей решимости отменить эту ерунду.

– Вот именно, альфа. Ты заботишься о себе, а не обо мне.

– Я забочусь о племяннице.

– Нет, тебе лениво разгребать все это дерьмо, – усмехнулась я. Будь я в нормальном состоянии, это мог бы быть сарказм, а так получилось даже весело. Поэтому я посерьезнела. – Ты можешь заботиться о чем угодно или о ком угодно, Микаэль, но отнимать мое святое право переживать за моего мужчину точно не можешь. Это по меньшей мере жестоко.

Мои слова попали точно в цель, потому что альфа помрачнел, словно грозовое небо над Вилемией. Именно такой сейчас была погода за окном.

– Я не хочу, чтобы ты страдала, – выталкивает он из себя.

– Я не сомневаюсь в этом. Но это не твои чувства, мои. Я должна прожить их сейчас. Ты не прав, что так поступаешь со мной.

Альфа смотрит на меня долго, но потом все-таки нехотя кивает.

– Не хочу, чтобы ты присутствовала на похоронах, – признается он.

– Даже не собираюсь участвовать в этом фарсе, что устраивает твоя жена. Я не верю, что Рамон мертв.

Микаэль вскидывает брови, затем хмурится: в его взгляде плещется недоверие пополам с сочувствием. Потом альфа опирается о стол напротив меня и тяжело вздыхает.

– Я снимаю приказ.

Горьковатый привкус волнения врывается в меня, пульс ускоряется от резкого всплеска адреналина, но дышится теперь намного свободнее. Сейчас я все чувствую. Не только волнение, а все чувства, и среди них самое главное – любовь. Именно оно позволяет мне жить и надеяться.

– Ты действительно в это веришь, Венера? Что Рамон…

Он не заканчивает фразу, а я прислушиваюсь к своим чувствам. Гибель пары – это серьезно, и там, где сердце, у меня должна возникнуть черная дыра. Если, конечно, Рамон мертв. Но нет, ничего подобного я не чувствую.

– Я знаю, что он жив, Микаэль.

– Прошло три недели. Брат обязательно дал бы о себе знать. Не стал бы рисковать, когда у меня ты вместе с его дочерью. Он не стал бы заставлять тебя волноваться.

Мик наблюдает за мной, нарочно давит каждым аргументом, но для меня это не аргументы вовсе. Какое счастье думать о случившемся с Рамоном, сопоставлять факты, анализировать.

– Значит, пока он не может сообщить нам о том, что жив.

– Я сначала тоже так думал, но с каждым днем понимал, что продолжаю себя обманывать.

– Это не самообман, альфа. Это вера. Рамон – моя истинная пара. Я бы почувствовала, если бы его… не стало. А я почувствовала, когда на него напали. Не придала этому значения, но я почувствовала. Ему было больно. Но сейчас… Он будто без сознания.

Во взгляде Мика вспыхивает надежда. Вспыхивает и гаснет.

– Что, если ты ошибаешься?

– Тогда мне придется с этим жить. Жить ради дочери. Но и хоронить Рамона раньше времени я тоже не собираюсь.

Мы смотрим друг друга в глаза, и я понимаю, что альфа мне верит. По крайней мере, верит в то, что верю я.

– Сиенне это не понравится, но мы отложим похороны.

– Спасибо, – киваю я и поднимаюсь.

– Если ты что-то почувствуешь, сразу сообщи мне.

– Договорились, альфа. А ты больше ничего мне не приказывай. Я хочу чувствовать себя и Рамона. Если что-нибудь изменится, ты узнаешь первым.

Микаэль провожает меня до двери.

– Что бы это ни было, – уточняет он. – Даже если мои худшие опасения подтвердятся.

– Тогда ты сможешь прогнать меня со спокойной душой.

– Что? – Он ругается на вилемейском и не позволяет коснуться дверной ручки, преграждая мне путь: – Венера, ты же не думаешь, что я выгоню тебя из стаи?

– Рамон оставил меня на два дня, а я задержалась.

– Это не отменяет того, что теперь ты часть семьи. Ты можешь остаться здесь. Независимо от того, жив мой брат или нет.

Это меня немного успокаивает. Если вообще можно оставаться спокойной в такой ситуации. Приказа альфы больше нет, и меня понемногу потряхивает. Но так лучше. Так правильнее. Поднимаясь в свою комнату, я продолжаю прислушиваться к собственным чувствам, но по-прежнему не чувствую связи с Рамоном.

А ведь она была! Мы общались ментально. Я позвала его, когда мне подкинули змей. Рамон убедил меня, что я тогда кричала, но кричала я исключительно мысленно. Получается, если он тогда услышал меня, то может услышать и сейчас.

Остается только позвать.

Чем я и собираюсь заняться в спальне. Ложусь на кровать, делаю глубокий вдох и еще более глубокий выдох. И снова.

Но быстрые шаги и настойчивый стук в дверь нарушают мои планы. Я даже знаю, кто стоит по ту сторону двери, и открывать совсем не хочется.

– Венера, нам нужно поговорить, – не просит, требует первая волчица. Спешка означает только одно – Мик уже передал супруге, что церемонию прощания с верховным придется отложить.

И действительно, когда я сползаю с кровати и открываю ей дверь, Сиенна злая. Глаза сверкают желтым, ноздри раздуты, а ее тон обвиняющий:

– Как ты могла отменить церемонию?

– Я? Это сделал альфа.

– По твоей указке!

– То есть я влияю на решения твоего мужа?

Сиенна откровенно подвисает: открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Ответить мне «да» означает признать, что я имею власть над Микаэлем. А если я этой власти не имею, то и какие ко мне претензии?

Удивительно, я выдерживаю яростный взгляд с божественным спокойствием, будто все еще нахожусь под приказом. Сиенна далеко не дура, просто, как когда-то сказал Рамон, слишком импульсивная, иногда сначала делает, потом думает. Как сейчас.

– Я понимаю твои чувства, – она складывает руки на груди. – Действительно понимаю.

А я понимаю, что Сиенна говорит про ребенка, которого когда-то потеряла.

– Но лучше мы сразу простимся с Рамоном. Проводим его в последний путь и перестанем подпитывать себя ложными надеждами.

– Сиенна, Рамон мне все рассказал. Про твое горе. Про его горе. Но это не одно и то же. Мой истинный все еще жив.

– Он не может быть твоим истинным! – выпаливает она и прикусывает губу. Так и читаю в его взгляде злость уже на себя саму. Вроде того, что кое-то сболтнул лишнего.

– Это почему? – хмурюсь я.

– Это обман, понятно? Дар божественных. Чтобы в них влюблялись волчицы. Поэтому Рамон не хотел жениться. Не хотел иметь ничего общего с нашим племенем. С волчицами. Встречался только с людьми. Я тоже считала, что я его истинная. Избранная прямым потомком самих Предков, особенным волком. И жестоко за это поплатилась.

– Ты сама от него отказалась?

– Это он так сказал? – усмехнулась Сиенна, но как-то совсем невесело. – Ну-ну. Мы должны его похоронить.

В ее глазах решимость, но во мне решимости не меньше.

– Я не собираюсь хоронить живого волка. Я собираюсь достучаться до него. Ментально.

– Ты его не почувствуешь, Венера. Эта связь односторонняя. Была односторонней, пока он…

Она закрывает ладонью рот, резко поворачивается и уходит.

А я возвращаюсь на кровать, к прерванному занятию. Только сосредоточиться не так просто. Слова Сиенны разбередили старые раны, а еще совсем меня запутали. Что же случилось тогда, десять лет назад? Между ней и Рамоном. Кто от кого отказался на самом деле? Мне нужно все выяснить.