Принц и Ника (СИ) - "Чинара" - Страница 42

— Ты чего так долго? — заспанно мычит друг в ухо, прижимая меня плотнее и деловито накрывая нас одеялом.

Чуть не открыла новые методы самоубийства — тянет признаться, — не думала, что безопасная бритва может быть столь опасна в некоторых местах…

— Смывала с себя переживания.

— Больше никаких переживаний. — уверенно шепчет мужское дыхание, отчего мурашки разгоняются и начинают предвкушающее кружиться в танце. Сердце с новой силой разгоняет кровь, а я плавлюсь от жара его тела и окутывающего мое сознание запаха леса. — Спи.

— Спать? А как же… — разочарованно начинаю, но вовремя прикусываю язык, который, как и всегда, не привык помалкивать.

— Что? — правая рука Эрика забирается под футболку и начинает неспешно гладить мою спину, провоцируя томительные импульсы по коже. Но в его голосе чрезвычайно отчетливо слышны довольные нотки, чтобы крейсер аврора так просто сдалась.

— Еда. — с придыханием, словно признаваясь пище в сексуальном рабстве, произношу я.

Эрик шумно выдыхает и впечатывает меня в себя еще плотнее, при этом прокладывает одеяло на пути к своему колосочку, лишая меня возможности понять, есть ли движение на Эльбе…

— Курьер в пути. А сейчас спи. — ласково произносит, а потом сухо добавляет, бесчувственно выключая музыку на дискотеке моих озабоченных мурашек. — Сегодня ничего не будет.

И вроде надо быть девой несмышленкой, похлопать ресницами, несколько раз упасть в обморок от столь топорно-отбрыкивающихся намеков, возмутиться, дать смачного леща, спихнуть с кровати, проклясть, наконец, но это все не про меня… Крейсер Аврора забыла про свои гордые замашки и высказывается оскорбленно и обиженно:

— Это еще почему?

— Потому что официально ты сейчас в отношениях. Ты помолвлена.

— Ты шутишь?

— Нет. Мы все сделаем правильно.

— Поняла! — резко отталкиваю его, встаю с постели и, громыхая босыми ногами, иду на кухню.

С яростью судного дня открываю дверцу холодильника и стараюсь успокоить гнев, отражающийся в интенсивном дыхании. Мне не хочется ни есть ни пить, ни спать, хоть бесконечный день должен был истощить все силы. Меня колотит от злости и осознания — он не горит, не чувствует всего того, что ощущаю я. Его пыла хватило только на поцелуй? Может вот так спокойно отключиться, тогда как меня накрыл неизведанный колпак безумства? Или так со всеми, кто никого не хотел лет так до двадцати двух? Организм выходит из-под контроля и тебя бахает до такой степени, что щепки летят, а весна из всех проемов огнем затапливает… А он, бесчувственный дроволом, может довольствоваться поглаживанием спины и сном. Поцеловал один раз, сгреб почву из-под моих ног, лишил меня пофигистичного иммунитета и его отпустило? Потому колосочек прячет…! нет там ни движения, ни ветра… Ведь мужчина должен идти напролом, смять тебя под себя, наплевав на все, разве не так… Подыхает он, как же… Лишь бы поспать…

Тоже мне страдалец…

Слышу приближающиеся шаги, но даже не думаю повернуться, когда тёплая рука ложится на мой живот, а губы Эрика ласково целуют в ушко, заставляя предательские мурашки настороженно повздыхать на коже.

— Изучаешь свой пустой холодильник?

— Да!

— Я заказал твою любимую пиццу, скоро будет. — участливо шепчет и плотнее приобнимает сзади. Тело вероломно плавится, несмотря на гнев. Когда я стала слабовольной, йорик…

— Обойдусь.

— Так, ладно. Что тебя выбесило?

— Не важно.

— Скажи мне. — ласково требует медовый голосок.

— Ты меня совсем не… — начинаю запальчиво, но не могу закончить. Слово застревает в горле, отказываясь встречаться с неизвестностью и темнотой кухни.

— Не, что? — не знаю, когда мой принц успел превратиться из послушного няшика в коварного змея, но его голос красочно расписывает произошедшие изменения. С грохотом закрываю дверь холодильника.

— Да пошёл ты! — хочу выбраться, но меня не выпускают.

Прижимает меня к серебряной дверце, надсадно дышит и теперь так плотно накрывает собой, что я с шумом выпускаю воздух. Задница-предсказательница млеет, говоря: «хера себе, нострадамус не ошибался, там целый колос!»

— Чувствуешь?

— Да… — да…, я отчётливо чувствую, как сильно он возбуждён. — Колос родосский, Рафикович…

— Удовлетворена? — хмыкает самодовольно.

— Мне казалось, удовлетворение испытывают несколько иначе… — накаляя голос дерзким желанием кошечки, шепчу в ответ.

— Не распаляй. — тяжело дыша просит друг, а моя коварная задница чуть выгибается, создавая небольшое трение с его возвышающимся Эльбрусом. От этого, чувствую, как нас обоих начинает лихорадить. — Мне и так слишком сложно сдерживаться.

— Так не сдерживайся, Адамян. — просьба вырывается из меня надтреснутой и отчаянной. Эрик с каким-то мучительным рыком разворачивает меня лицом к себе, прижимает к холодильнику и впивается в мою шею губами, руками сжимает ягодицы, приподнимает, и я обхватываю его ногами, а руками обвиваюсь вокруг шеи, начинаю несвязно сопеть, мычать и постанывать, не осознаю, как трусь об его цельнометаллической пах, пока язык принца прорисовывает на моей шее хохлому. И как же, оказывается, я неспокойна к этой яркой росписи, которую очерчивает его язык на моей коже.

— Сводишь с ума, — рвано произносит мой друг, — Всегда, без малейшего шанса на спасение. — но при этом отцепляется от меня и тяжело дыша, просит. — Останови меня… Ника, сейчас…

— Еще чего… — шепчу, но тут раздается звук домофона.

— Откроешь? — спрашивает Эрик и, видя мой немой вопрос, хмыкает, бросая взгляд на свои боксеры. — Немного не готов поражать воображение курьера.

— Ой, ладно, сослался бы на армянское братское гостеприимство, — язвлю в след, пока он закрывается в ванной и кричит оттуда:

— За это будешь наказана!

Подхожу к трубке домофона и первый раз в жизни с такой неохотой отвечаю доставщику еды, только вот это оказывается не он, а Даниил собственной персоной. Молниеносным электровеником меняю свой в меру потрепанный шлюхо-лук на нестареющую классику безразмерности, нервно пролетаю мимо двери ванной комнаты и, пару раз стуча, посылаю понятливый сигнал Эрику, громко крича: «Не выходи со стояком, Адамян! Курьер оказался Дартом!», не успеваю понять, прилетает ответ на русском или на армянском, а затем приветливым гномом подскакиваю к выходу, где через пару минут встречаю хмурого гостя.

Глава 37

«Звёздные войны: Эпизод 4 — Новая надежда» — хмыкает та самая билетерша и нагло усаживается в первый ряд кинотеатра, заправляясь нехилой порцией попкорна. Поаккуратнее там, женщина.

*

Проводив Даниила на кухню и усадив на стул, вылетаю бегущей по граблям в коридор и на выходе из ванной ловлю принца, который с непроницаемым лицом сухо и бескомпромиссно заявляет:

— Врать или что-то скрывать не собираюсь. Выясним все прямо сейчас.

Нервно сглатываю и бросаю спешный взгляд на его брюки — джедайский меч, к счастью, спрятан в ножны. Но мой непроизвольный выдох облегчения его не радует, наоборот, кажется, злит сильнее. Аж молния за спиной его вспыхивает. Ты в ванне с Тором успел перетереть?

— Какая тебе музыка нравилась? — спрашивает, шагая к кухне и я с ходу понимаю, о чем он. Блин блинский, как он такое вообще помнит?! — рано радовалась. Рано, Ника. Рядом шагает неизвестная личность Рафиковича, которая меня не слабо так вставляет, но и пугает одновременно.

Одиннадцатый класс.

Эрик парламентером ездил со своей армянской делегацией друзей на разборки к другой семье. Саркис, не довинченный Ромео, отбил чью-то девушку, вызвал гнев рогоносца и наметились славные бои — стенка на стенку. Но, как мне было рассказано возмущенными спутниками Рафиковича: пока датский принц практиковался в словесной дуэли с рогоносным женихом, ребята лупили друг друга на улице. По итогу, все вернулись с синяками, кроме Адамяна, гордо несшего в руках баночку варенья, полученную от бабули пострадавшего, назвавшей его самым славным мальчиком.