Импульс (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 19

— Ну хорошо, тогда я буду пить коньяк, а ты кофе. Идет?

— Идет.

Эмилия Львовна приходит на зов Глеба, когда я уже довариваю кофе в турке. Почему-то сегодня захотелось именно такого, настоящего. Глеб идею одобрил, сказав, что с коньяком самое то.

— Что вам, свет моих очей Глеб Романович? — спрашивает его экономка.

— Мне, Эмилия Львовна, коньяку, страдать я изволю, — подыгрывает ей парень и улыбается. Но я отсюда вижу насколько потерянный и затравленный у него взгляд.

— Пить с утра?

— Не с утра, а с тоски, — замечает Глеб.

Экономка вздыхает, всем своим видом показывая, насколько не одобряет такое поведение, но возвращается с бутылкой коньяка, из которой Глеб щедро плескает себе в чашку.

— Теперь расскажу, — говорит он мне и начинает. — Я не знаю никого из своих друзей, кто создал финансовую империю самостоятельно. С нуля. Есть успешные бизнесмены, но по сравнению с нами или Гавриловыми, или Стрелецким — они маленькие рыбешки в стае акул. Мы их можем не заметить, и тогда они плывут дальше, или сожрать, если мешают. Не потому, что эти бизнесмены глупее или не такие удачливые. Просто есть некий объем состояния, который невозможно заработать за одну жизнь. Ну вот нереально, времени не хватит. Наше состояние начал сколачивать дед, и не на пустом месте. У бабушки отец был партийным работником, а мать замдиректора на одном из заводов — хорошие должности в советское время, доходные. Родители деда тоже не бедствовали. Поэтому даже в момент развала союза дед смог преумножить, что имелось, а не начать на пустом месте. У моего отца уже было все — к его совершеннолетию он знал, как функционирует семейный бизнес, какие могут быть проблемы, и где слабые места. Он работал на имя, на преумножение и расширение и, до сих пор работает с нашими заграничными филиалами. Плюс в компанию влились активы его жены — моей мамы, а там тоже бизнес почти с вековой историей. Нам с братьями достались миллиарды. В таких условиях открыть свой бизнес вообще не проблема, не проблема купить квартиру, машину. Да хоть вертолет. Хотя за вертолет можно получить звездюлей от Сашки. Все мои друзья примерно в такой ситуации. Мы работаем в компаниях, принадлежащих отцам, дедам и забываем, что, вообще-то, все это не наше.

— Компания не ваша?

— Ну-у, ночной клуб — мой. Хотя если вдруг отец захочет его отсудить, то я окажусь должен крупную сумму денег. Официально после смерти деда все перешло отцу. Понятно, что у всех нас есть что-то, созданное нами самими. Сеть ночных клубов у меня, Сеть спорт-клубов — Макса. Александр у нас больше по производствам. У него заводы, верфи пароходы, — ржет Глеб, предпочитая не вдаваться в подробности. — Но вот изначальный капитал — это деньги семьи. Мой друг Илюха всегда слушался отца, помогал ему в головном офисе, занимался делами компании и как любой нормальный человек мечтал реализовать в чем-то своем. В итоге к двадцати семи решил озвучить отцу свои стремления…

— И?

— И ему не только не помогли. Его лишили всего, потому что родители вдруг посчитали, что вправе контролировать «от и до» жизнь своего взрослого сына. Они выкинули его из компании, из квартиры, заблокировали карты, продали машины. Они, видите ли, знали, что ребенок может предать и предусмотрели. Поэтому у него была своя одна карточка — счета семейные, машина на папу записана — так удобнее. В салон приехали, пока Илюха оформлял доки, папа оформил на себя. Квартира на маме, а у Ильи разрушенные мечты и голая жопа. Ну и остатки гордости.

— Ты решил ему помочь? — уточняю я.

— Это даже не помощь, Лик… это просто не дать человеку сдохнуть с голода под забором. Да, я понимаю, наверное, тебе наши проблемы кажутся смешными, но когда у тебя было все, в том числе семья, которая стоит за спиной, а сегодня ты остался один и без средств к существованию… не знаю, как бы я вынес, если бы от меня отвернулись родители и братья.

— Еще неделю назад я не думала, что скажу тебе это, — усмехаюсь я. — Но ты хороший человек, Глеб Лисовецкий, и ты поступил правильно.

— А я думал, что богатый мудак, который из-за прихоти готов выкинуть миллиарды на ветер, — хмыкает он невесело. — Ведь относится так к деньгам, которые тебе достались лишь по праву рождения неправильно.

— Почему неправильно? Это ударило по твоей семье? От этого у кого-то возникли проблемы? Или может быть, кому-то стало плохо?

— Нет. — Глеб жмет плечами. — Машину надо купить, да и квартиру начать присматривать… но это так. У нас есть недвижимость, в том числе жилая, которую мы сдаем. В крайнем случае пока поживу в одной из квартир Сашкиного комплекса, если не найду ничего подходящего. Ты поедешь выбирать со мной машину, Лика? — внезапно меняет он тему.

— А зачем? — удивляюсь. — Почему я?

— Потому что мне этого хочется.

— Я работаю, Глеб.

— Думаю, иногда тебе положен выходной.

— Точно не сегодня.

— А завтра?

— Я подумаю, — сдаюсь под лукавым взглядом его глаз.

К счастью, в течение дня Глеб не достает меня и позволяет спокойно закончить проект. Я волнуюсь, очень и очень сильно. Александр Лисовецкий меня пугает, и необходимость представить ему отчет вызывает дрожь. Мне нравится то, что у меня получилось. Именно так, а не иначе, вижу этот зал, но я понимаю, залезть в голову Лисовецкому старшему и узнать, что хочет он не получится, а, значит, нет гарантий, что я угадала.

Намеренно тяну время. Раз за разом перепроверяю мельчайшие детали и в итоге иду на «заклание» перед самым ужином. Александр даже уже звонил мне сам и ждет. Прижимаю к груди ноутбук и чувствую, какими холодными и влажными стали ладони. Пока заказчик изучает то, что я сделала, кусаю губу, и почти не удивляюсь, когда слышу скупое.

— Нет…

— Но может быть, скажете…

— Я поторопился с выбором, — чеканит Александр. На меня он не смотрит, на экран тоже. Его снова поглотили документы. — Думал, молодость позволит тебе взглянуть на работу с новой точки зрения, но нет. Ты предлагаешь вложить херову кучу денег, чтобы не изменить ничего? Вас в ваших университетах не учат креативному мышлению?

— Э… — признаться, я даже не знаю, что сказать. — Но Глеб Романови…

— Ты же работаешь не на Глеба, и ваши постельные…

— Не можете не уколоть? — шиплю я, чувствуя, что если он позволит себе еще хоть слово, то я не ручаюсь за себя. Но все же стараюсь вернуть разговор в нужное русло.

— Креативное мышление, Александр Романович, это не сделать из зала в стиле неоклассицизма нечто в стиле артхауса. Если вам нужно превратить аутентичный зал в современное помещение без облика, тогда да, это не ко мне. И креативное мышление тут совершенно ни при чем. С этой задачей справится любая бригада ремонтников, тут не нужен ни дизайнер, ни реставратор.

— Возможно, ты права. — Он не спорит. — Деньги за проект получишь в течение трех рабочих дней.

Я хочу сказать, чтобы засунул себе деньги в жопу, но вовремя сдерживаюсь. Я действительно работала эту неделю, как проклятая, я вложила в этот проект душу и не намерена отказываться от оплаты, только потому что в голове заказчика какая-то херня.

— До свидания, я сейчас же уеду.

— Завтра.

— В смысле?

— Ты уедешь завтра, Анжелика. Уже темно и на улице отвратительная погода. Первый снег коварен. Я не зверь. Если мне не понравился твой проект — это не значит, что я хочу, чтобы ты убилась на трассе.

— Я способна контролировать себя и машину, — возражаю я.

— Я сказал завтра. Уедешь сейчас, останешься без денег.

На этот шантаж я даже не отвечаю, глотаю слезы и, громыхнув дверью, ухожу. Правда, недалеко. Рыдать сажусь тут же на первом этаже в небольшом уютном холле рядом со столовой.

Глеб будто ждет, когда я устрою слезоразлив, потому что оказывается рядом со мной буквально через три минуты. Знал, что Александра не устроит моя работа?

— Что случилось? — встревоженно интересуется он, присаживаясь рядом на диван.