Ярмарка невест (СИ) - "shellina" - Страница 30

День был на редкость ясный и солнечный, и оттого морозный. Изо рта вырывался пар, и настроение быстро улучшалось. До расчищенного участка реки шли пешком, благо идти было недалеко. Нашу толпу, а она была совсем не маленькая, охранял взвод гвардейцев, которые не слишком жестко, но довольно решительно оттесняли зевак, быстро собирающихся посмотреть на редкое зрелище — двор на прогулке. Опередив неспешно идущих дам, глядя на пышные юбки которых, я невольно задавал себе вопрос, а как они собираются в них кататься?

Возле расчищенного и оцепленного участка Невы все уже было готово. Стояли лавочки, на которые нужно было садиться, чтобы надеть и снять коньки, были разожжены наскоро выложенные небольшие очаги, на которых готовился и поддерживался в горячем состоянии сбитень. Даже шатры стояли по типу эм и жо. По всему видно, Елизавета весьма ответственно подошла к организации этого праздника жизни.

В связи с предстоящими упражнениями, длинный плащ сменился на короткий, до середины бедра, который больше напоминал сейчас привычную мне куртку или дубленку. Какую битву мне пришлось при этом выдержать с портным, который вопил, что я просто задался целью довести его до удара, и опозорить не только перед своими, но и перед иностранцами, ведь столь непрезентабельно выглядевшего наследника, впору было принять за беспризорника. Я тогда поклялся, что, если он не успокоится, то узнает, что такое истинный позор, когда я выйду голым и буду всем говорить о том, что он уверил меня, будто сшил невидимое платье, которое может видеть лишь очень благородный человек. Портной быстро заткнулся, обдумывая перспективу, потом пробурчал что-то про то, что из-за подобной безобразной выходки Великого князя он вовсе не хочет болтаться на виселице, потому что Елизавета Петровна в этом случае сделает исключение из своих правил о казнях. Так что очень скоро у меня появилась вполне приличная куртка, которую, правда, сегодня я надел впервые.

— Ваше высочество, вы вправду умеете на этом ездить? — рядом со мной плюхнулся на длинную скамью Румянцев, вертевший в руках конек.

— Когда-то умел, — я пожал плечами. — Сегодня подвернулся случай проверить, умею ли до сих пор. Я сам! — гаркнул я, заставляя отскочить в сторону паренька, который уже опустился на колени, чтобы надеть на меня коньки. Я посмотрел на него. — Тебя как зовут?

— Ванька, — пробормотал он.

— Крепостной? — он кивнул и шмыгнул носом.

— Да, государь, из дворни дворцовой.

— Я не государь. Государыня наша — Елизавета Петровна, запомни это, — говоря все это, я весьма ловко, прикручивал конек к сапогу, ну не даром же почти час тренировался в спальне. Зато теперь могу блеснуть. — Пойдешь со мной, Иван. Мой слуга Румберг завтра уезжает из страны, и мне понадобится замена. — Правда, Румберг пока об этом своем отъезде не знал, но я решил, весьма спонтанно, надо сказать, найти слугу вот так, благодаря случайности, чтобы исключить внедрения в мое окружение какого-нибудь засланного казачка. Если вдруг узнаю, что Ваньку кто-то ко мне специально подослал, то просто сниму шляпу перед его гением, потому что предугадать цепочку развития сегодняшних событий попросту невозможно, слишком уж внезапно Елизавете взбрело в голову устроить катанье на коньках. — Все понял? — Ванька смотрел на меня, часто моргая и приоткрыв рот. — Ясно. Но, ничего, как отойдешь, так сразу въедешь, что здесь к чему.

Хмыкнув, я стал и вышел на лед. Первые пару минут нужно было привыкнуть к непривычным конькам, и немного покачаться, размахивая руками, улавливая равновесие. Но вскоре довольно прочно встал на ноги, и заскользил по отлично вычищенной и отполированной глади вполне уверенно. В это же самое время Румянцев, сопя, явно подражая мне, сам надел коньки, отгоняя пытавшегося помочь Ваньку. На лед Петька вышел вместе с Иваном Шуваловым, который пришел на реку вместе со мной, Румянцевым и Лопухиным, в кои-то веки ничего не сломавшего и не съевшего ничего непотребного, и не страдающего с похмелья, и оттого пребывающего в прекрасном расположении духа.

Тут-то и выяснилась прелюбопытная вещь — ни один из них не умел кататься. Более того, все трое стояли на льду, как пресловутые коровы, браво выехавшие чуть ли не на середину Невы и теперь стоящие, не решающиеся на дальнейшие действия.

— Ты только глянь, Александр Иванович, это же насколько беспомощны нынешние отроки, — я повернулся и невольно улыбнулся, глядя, как Ушаков и Румянцев-старший лихо рассекают по поверхности весьма скользкого льда. — А там кто раскорячился, словно пучит его, не твой ли Петька?

— Мой, вот точно мой, глаза твои тебя вовсе не обманывают, Андрей Иванович. Только, сдается мне, что как-то не так воспитание отроков у нас происходит. Чего-то явно не хватает, — вторил ему Румянцев. И эти пожилых му… жчины, весело заражали, разглядывая вольную композицию из трех придурков, которые укатились зачем-то так далеко от берега, а вот толком ездить так и не получилось.

— Так я скажу тебе, любезный мой Александр Иванович, муштры армейской им недостает, — любезно предположил Ушаков, делая вполне ловкий поворот. — Да мне вот почему-то прямо видится, как Петр Алексеевич, упаси господи, что вслух подумал, трость бы на всех троих точно сломал бы, так сильно лупцевал бы вдоль хребтов. А сейчас стоят вот, словно не про них говорят.

— Петька! — гаркнул Румянцев — Хватит уже позорить мои седины. Ежели не можешь ехать, то давай прямо на задницу плюхайся да снимай коньки. А потом на четвереньки вставай да ползи прямиков в берегу, пока ее величество государыня Елизавета Петровна не соизволит тебя оттуда помиловать.

— А сам-то, Андрей Иванович, где так лихо ездить научился? — я прикусил губу, чтобы не прыснуть, потому что вид у троицы был просто донельзя комичным.

— Так ведь Петр Алексеевич шибко любил вот так кататься. Ну и мы все как один должны были, если не любить эту забаву, то уж принимать участие надо было обязательно, иначе Петр Алексеевич не понял бы, а в этом случае кто-то мог пострадать, бай бог, если не до смерти.

— Сурово, — я кивнул своим мыслям.

— Сурово, — ответил Ушаков. — Зато справедливо. Если уж притащился, то будь добр соответствовать или гнать тебя надо как шельму, оставляя на память затрещины. О, какой цветник, и где мои шестнадцать лет? — Ушков остановился, глядя куда-то мне за спину. Я резко развернулся, едва не упав, но все же сумев сохранить равновесие и увидел, как к реке спускаются девушки по вполне удобной, специально протоптанной тропинке.

Зрелище действительно было достойно восхищения. Впереди шла Елизавета, как флагман, в окружении с полдюжины кавалеров, сзади, перешептываясь и время от времени негромко смеясь располагались прибывшие принцессы, а уже за ними шли представители их делегаций.

Позади меня послышались переругивания и какое-то шевеление. Повернувшись таким образом, чтобы видеть и тетку с невестами, и мою свиту. Зрелище девиц, укутанных в меха, которые в это время садились на лавки, а слуги быстро и сноровисто завязывали на их сапожки коньки, было очень даже ничего, и Румянцев с Лопухиным решили, что не дело это вот так стоять, а вдруг кто-то из дам, желательно тех, что постарше и уже замужних, начнет падать, а рядом не будет никого, кто сможет поддержать и оказать посильную помощь. Собрав в кулаки все свое мужество и смекалку, они принялись смотреть, как двигается, легко нарезающий вокруг них круги Ушаков, а после принялись тщательно копировать увиденные движения. Так как в катании на коньках ничего сверхсложного не было, очень скоро они уже приблизились ко мне, держась прямо вполне уверенно. И тут все мое внимание переключилось на лед возле берега, куда осторожно ступая вышла Мария. На ней были такие же соболя, как и на всех остальных, Елизавета была в этом случае верна своему слову. Держалась она как бы особняком от других девушек. Почему-то раньше я не обращал на этот нюанс внимания, но теперь, вспоминая все те вечера и обеды, которые провел в этом девичьем обществе, я мог припомнить, что Мария всегда была одна. Ее тетка, которая привезла ее, где-то конкретно зависла, потому что я вообще перестал наблюдать ее поблизости от племянницы. Как впрочем я не видел и новоиспеченного барона. Куда он подевался, скорее всего, знал Ушаков, которому было поручено организовать за Берхгольцем, но вот конкретно сейчас мне было это не интересно.