Мой талантливый враг (СИ) - Сорокина Дарья - Страница 4

– А тебе не нравится? – спросил Винсент так, словно ему было дело до того, что мне нравится.

– Просто странно. Никто так меня не зовёт.

Неловкость нарастала, и Вестерхольт сделал шаг мне навстречу.

– Никто? Даже этот, как же его, – Винс начал щелкать пальцами, словно пытался вспомнить что-то, и эти щелчки резонировали с металлическими тарелочками в моих руках. – Филипп, Фридрих, Франц…

– Флориан, – брякнула не подумав и тут же спрятала лицо за бубном. В этот раз от него разлетались уже красные искры.

Несколько все таки долетело до газет, но Винсент продолжал ритмично щелкать и гасить их.

– Точно-точно. Флориан Майер твой преподаватель по скрипке. Как это банально. Наставник и ученица. Герр ректор в курсе?

Как жаль, что нельзя вернуться к Амадею и переписать свою объяснительную, я бы не была столь сдержана в выражениях. Шантажировать меня решил?

– Между мной и Флорианом нет ничего такого! – ответила, проглатывая стыд.

И это было правдой. Герр Майер знал о моей давней и почти детской влюблённости, он никогда не смущал меня, не смеялся над моим чувством, был тактичен и добр. Но главное, не отказался учить меня, даже после моего наивного признания. А теперь Винсент хочет все опошлить. Не позволю!

– Все же вернусь к Циммерману и предупрежу его. Так будет правильно, – Вестерхольт тряхнул черными волосами, затем пригладил их, готовясь к очередной встрече с ректором и шагнул ко мне на встречу.

– Нет! – Я вскинула руку с бубном перегораживая ему дорогу. Тарелочки вновь мелодично зазвенели, и Винс опять начал гасить искры щелчками, не переставая улыбаться.

Осторожно встряхнула кистью и новый более мелодичный звук наполнил коридор.

– Продолжай, – командовал он, перевешивая гитару. – Думай обо мне и продолжай играть.

Что? В своем ли он уме? Мои мысли о нём тлетворны и разрушительны, а мы в двух шагах от кабинета ректора.

– Будет ещё один пожар, Вестерхольт, и тогда нас точно исключат.

– Представь другой образ, сейчас тут нет медведя с занесенной над тобой лапой.

– Зато есть ты. А ты хуже любого медведя!

Улыбается, слегка касается струн, перебирает их нежно, смотрит мне в глаза.

– Нана…

Короткое сладкое слово, пульсирующее отголосками какой-то другой жизни. Рука сама собой взмывает вверх, плавно опускается вниз, рождая мелодию, которая совершенно не соревнуется с музыкой Винса, она вплетается в неё. С тела снова падают невидимые оковы, и я движусь в такт. Свободно и просто.

– Неплохо, принцесса, – Вестерхольт возвращает меня в реальность пыльного коридора-склада. – Запомни этот урок и эмоции. Я не Флориан Майер, конечно же, – сказал с едва уловимой горечью в голосе, – но кое-что о настоящей музыке знаю. Не благодари.

– И не собиралась! – слишком резко ответила ему, прижимая предательский бубен к груди.

Ответь что-то. Продолжи эту перепалку. Почему мне так важно ругаться с тобой?

Вестерхольт молча повернулся к двери, ведущей в к главной анфиладе и пустил света в мрачное нутро ректорского жилища. Я даже поморщилась на мгновение. Вышла следом, потирая глаза, и тут же оглохла от смеси восторженных и гневных выкриков.

Радовались Винсенту, а моё имя звучало совсем с другой интонацией. С неприятным шлепками мне под ноги упали гнилые помидоры и забрызгали подол концертного платья. Попятилась обратно к двери, как следом полетело что-то уже в лицо. Не успела закрыться, а вот Винс оказался проворнее и на лету поймал пущенное в меня яйцо. Оно треснуло у него в руке, и мерзкая жижа потекла между его сжатых пальцев.

– Довольно, – рыкнул он на толпу своих поклонников, а затем недовольно повернулся ко мне. – Амадей для чего тебе этот бубен дал, сама не догадалась?

Посмотрела на инструмент в своих руках и вздохнула. Ясно, это не для музыкальных упражнений, а отражать атаки. Давненько меня уже не травили. С самой школы. Думала, в университете такого уже не будет. Ошибалась.

Встряхнула рукой и создала вокруг себя щит, о который разбилось ещё несколько помидоров, которые походили на птиц, врезавшихся в стекло поезда. Грустно немного. Хорошие помидоры-то, могли бы оказаться в салате, а не стекать по магическому барьеру.

Вскинула голову и, пытаясь сохранить остатки достоинства, двинулась в сторону гневной толпы. Не думаю, что они кинутся на меня с кулаками рядом с кабинетом Амадея. Я все шла и звенела, как цирковой клоун, а в меня продолжали лететь овощи вперемешку с оскорблениями. Разумеется, я же сорвала концерт их любимой группы.

Можно было бы легко обратить все их атаки, мне бы хватило сил сделать это, даже используя ритмичные хлопки в ладоши, но такое поведение всем развяжет руки, и в ход пойдет уж что-то более серьёное, чем тухлые яйцы и помидоры.

От одного все же не увернулась, отвлеклась, и мне зарядили прямо в голову. От неожиданности толпа даже расступилась, а я демонстративно втерла скользкую жижу себе в макушку со словами:

– А вы думали, откуда у меня такие роскошные золотистые волосы? Все регулярные яичные маски.

В повисшей тишине услышала вполне искренний смех Винсента.

После этого обстрел немного поутих, но до домика сестринства я дошла знатно потрепанная. Подол платья намок и волочился по земле, волосы свисали спутанными лохмами, а на щеке красовался синяк. У кого-то нашлось целое яблоко. Вкусное кстати. Я прямо на глазах у этой своры обтерла её о рукав и откусила. Даже не откусила, я вгрызлась так, что сок потёк у меня по подбородку. После этого желающих поквитаться со мной стало заметно меньше. А кто-то в толпе назвал меня чокнутой.

Так и есть сегодня я окончательно и бесповоротно двинулась впервые в жизни.

– Елена, что с тобой? – ахнула моя соседка Шайла.

Она прекратила свою растяжку и подбежала ко мне. Крохотная невесомая адептка с факультета классического танца. Она не шагала ка мне, а буквально летела.

– Это синяк? – Шай коснулась моей щеки, и я зашипела от боли.

– Насколько все ужасно? – спросила её, и подруга весьма красноречиво поморщилась.

– Ну, я никогда не видела, чтобы у тебя был ноготь сломал, или волосок к волоску не лежал, а тут такое.

– Ясно, – вздохнула я и подошла к зеркалу.

Видок у меня действительно оставлял желать лучшего, щека неслабо распухла. Завтра все непременно посинеет, если срочно не приложить что-нибудь. Но я не торопилась. Смотрела на себя словно в первый раз. Волосы в беспорядке, на губах следы от зубов, да и во взгляде что-то новое.

– Кто тебя так? – спросила Шай.

Она уже открыла баночку с чем-то зелёным и вонючим и теперь пыталась попасть мне пальцем в щеку.

– Винсент, – выдохнула его имя, словно ругательство и молитву одновременно.

– Что? – Шайла чуть не выронила из рук склянку с мазью. – Нет-нет! Он не мог! Ударить девушку? Тем более тебя.

– Я не про синяк. Яблоком в меня запулили его фанатки. Я про всю эту ситуацию. А что ты имела в виду под “тем более меня”?

Шай слегка смутилась.

– Ну я думала, что вы просто играете в ненависть. Винсент же так смотрит на тебя. А его песни. Разве, он не влюблен в тебя?

Я рассмеялась. Так громко, странно, что зеркало в раме не пошло трещинами.

– Винсент? Винсент Вестерхольт? Мы же сейчас об одном и том же Винсенте Вестерхольте говорим?

– Ну да, – совершенно невозмутимо ответила Шай. – Ты же слушала его песни?

Я поморщила нос, словно мне предложили попробовать омлет из протухших яиц, которыми сегодня так щедро меня закидывали.

– Не слушала и не собираюсь, – фыркнула я, втирая в кожу мазь из бадяги.

Шайла с легкой улыбкой положила мне на кровать свой плеер, обмотанный наушниками.

– Я не настаиваю. Но хотя бы одну песню. Выберешь по названию, – не сдавалась моя соседка. – А теперь я жду подробностей. Ты же прошла этот этап? Со своими тренировками я не смогла поддержать тебя сегодня. Прости