Ущелье Вверхтормашки - Дюрренматт Фридрих - Страница 9

Так что ничего избежать было нельзя. Большой Джимми хотел лишь опередить других, а Джо только пытался ему помешать, поэтому, когда все стали чесать об Эльзи языки, он и пригрозил, что свернет шею любому, кто станет приставать к девочке. Но оба они не приняли в расчет пса. А тот, стараясь защитить хозяйку, перевернул тележку с бидоном и вцепился зубами в зад Джо, пытавшегося спасти девочку, в то время как Большой Джимми валялся с ней в луже молока, а в лесу над пансионатом кто-то пьяным голосом громко декламировал:

Крику и воплей хватало, причем не разобрать было, кто больше кричал и вопил – Джо, Джимми или девочка. Наконец Джимми скрылся в доме, а девочка убежала вниз по склону. Пес же не отпускал Джо, он с такой силой вгрызся ему в зад, что даже сторож Ванценрид не смог оторвать. Только бандит по кличке Алый Цветочек освободил Джо от озверевшего пса, разрядив в него свой кольт Магнум фирмы «Смит и Вессон», хотя в самого пса и не попал: тот пастью схватил пистолет и помчался вниз по склону, таща за собой перевернутую тележку.

Ванценрид позвонил фон Кюксену. Барон погрузился в раздумье. Его сделки обрели недавно новый оттенок. Став членом синдиката, он начал продавать наряду с подделками, про которые туманно намекал, что они, вероятно, могут оказаться подлинниками, также и настоящие подлинники, утверждая, что они поддельные. Продавал он их только тем, кто навел справки в синдикате и знал, что картины эти подлинные, но краденые, зачастую из вилл тех, кто летом приезжал сюда утешаться от тоски богатства весельем нищеты.

Фон Кюксен подумал, не стоит ли сообщить о происшедшем на Минерваштрассе, затем решил действовать самостоятельно. Около полудня к пансионату подкатил «эстон мартин» и два «кадиллака». Из «эстона» вышел фон Кюксен, из «кадиллаков» два его приемных сына. Барон – светловолосый господин с моноклем, поблескивающим в глазу, в белых перчатках, с сукой породы доберман на поводке – впервые прибыл в пансионат. Ванценрид провел его в вестибюль.

– Мне следовало бы, собственно, позвонить в Цюрих, – сказал Ванценрид.

– Следовало ли? – переспросил барон.

– Таков приказ, признался Ванценрид.

– Почему ослушался? – пожелал уточнить барон.

Ванценрид забормотал, мол, Лихтенштейн ближе и потому он подумал…

– Осел не думает, а повинуется, – отрезал барон: он почувствовал, что сторож врет.

На диване лежал кверху задом Джо-Марихуана и стонал.

– Где остальные? – спросил фон Кюксен, и, поскольку Ванценрид ничего не ответил, барон приказал громким и властным голосом:

– Всем явиться!

Вестибюль медленно заполнился хмурыми субъектами, кое-кто из гангстеров прихватил с собой автомат. Видимо, что-то не ладилось. Использовать зимой пансионат как укрытие было гениальной идеей то ли «трубочиста» в пентхаузе на берегу Гудзона, то ли адвокатской конторы «Рафаэль, Рафаэль и Рафаэль», но надо было бы заранее предусмотреть возможность происшествия, о котором сообщил Ванценрид. Следовало учесть скуку как негативный фактор. Может, «трубочист» в Нью-Йорке или адвокаты с Минерваштрассе хотели таким способом сдать всю банду. А может, просто не предусмотрели скуку, может, он сам, фон Кюксен, виноват в происшедшем, прислав сюда книги классиков. Боже мой, какие у них физиономии, эти не могли не озвереть со скуки. Может, стоило бы все же известить троих Рафаэлей, но, с другой стороны, может, они как раз и хотели, чтобы он действовал самостоятельно, может, адвокатская контора на Минерваштрассе 33/а хотела, чтобы он вызвал полицию. Но тогда он, барон фон Кюксен, взявший в аренду пустой пансионат, сгорит ярким пламенем. Нужно поскорее вынуть шею из петли. В Нью-Йорке он кое-чему научился. И второй раз не допустит, чтобы синдикат обвел его вокруг пальца. Джо-Марихуана застонал.

Граф приблизился к нему. Рана и впрямь была нешуточная. Видимо, пес был настоящий кровопийца. Барон спросил, что он мог бы сделать для Джо, о кантональной больнице, пожалуй, не может быть и речи.

– Боже упаси, – простонал Джо и назвал частную клинику в Асконе на улице делла Коллина.

Но пес-кровопийца как-никак укусил человека, да и девочка была изнасилована.

Удивительно, что полиция до сих пор не явилась. Оставался лишь один выход.

Барон взял с собой добермана для своей личной безопасности, теперь собака поможет ему выпутаться из неприятного положения, в котором он оказался по милости синдиката. Закурил сигарету, огляделся и спросил:

– Кто?

Молчание.

Барон остановил взгляд на Ванценриде и приказал:

– Кругом!

Ванценрид повернулся к нему спиной.

Барон приказал:

– Спустить штаны!

Ванценрид повиновался.

Барон приказал:

– Нагнуться!

Ванценрид нагнулся. И тут его осенило. Он догадался, что скоро его будут оперировать во второй раз, но не там, где в первый. Догадка оказалась верной. Доберман впился в него зубами. Барон позвонил по телефону и сообщил местному полицейскому, что пес деревенского старосты укусил сторожа пансионата. Сторож сильно пострадал. Полицейский был не в курсе, что удивило фон Кюксена, – может, и не стоило натравливать Берту – так звали суку – на сторожа. Он посоветовал господам – так он выразился – запереться в погребе, сел вместе с доберманом в машину и вернулся к себе в Лихтенштейн. Оскар отвез Ванценрида в кантональную больницу, а Эдгар, бледный как смерть, на втором «кадиллаке» повез Джо в Аскону. «Господа» последовали совету барона.

Между тем Эльзи уже давно была дома. Староста Претандер колол дрова в сарае.

Человек он был замкнутый и грубоватый, но упорный, на его круглом как блин лице бросались в глаза густые пшеничные усы, а жесткие волосы на голове топорщились, как стерня. Он был бы веселым человеком, родись у него сын. Но родилась дочка. Жена давно умерла, кроме Эльзи, у него никого не было, а Эльзи – девочка, и потому он был груб и резок с ней, так что при виде ее лишь спросил, где пес, где Мани, и не обратил особого внимания на уклончивость ответа – не знаю. Решил, что пес никуда не денется, и когда тот явился с кольтом «Смит и Вессон» в пасти, с грохотом волоча за собой перевернутую тележку, он подумал только: слава Тебе, Господи, с Мани ничего не случилось, видать, вспугнул браконьера, хороший пес, умный. И даже не заметил, что Мани вернулся домой без бидона.

Около двух часов пополудни полицейский Лустенвюлер въехал в деревню на джипе. Полицейским он сделался лишь благодаря протекции своего отца, правительственного советника Лустенвюлера, поскольку был на 15 сантиметров ниже нормы. Но всю свою жизнь он ровно ничего не делал, только жрал, а потому и хотел стать полицейским или сторожем на железной дороге, чтобы и впредь ничего не делать, кроме как жрать. Но поскольку железная дорога наотрез отказала, оставалась одна полиция, где его в конце концов сплавили на отдаленный полицейский участок в ущелье Вверхтормашки, что в двенадцати километрах от деревни. Лустенвюлер притормозил перед домом старосты, но не вышел из джипа, а только посигналил. Огромная голова Мани высунулась из конуры и вновь скрылась. Дверь дома распахнулась, на крыльцо вышел староста.

– Привет, – поздоровался с ним полицейский.

– Чего надо? – спросил староста.

Из конуры опять появилась голова Мани.

– Ничего, – ответил полицейский.

– Значит, и говорить не о чем, – буркнул староста и вернулся в дом. Из конуры вылез Мани, потянулся и потрусил к джипу. Лустенвюлер вдруг перепугался и со страху окаменел за рулем. Пес обнюхал джип, повернулся и трусцой вернулся в конуру. Лустенвюлер посигналил. Еще раз и еще. Староста вновь вышел из дома.

– Теперь что? – спросил он.