Я ПОПАЛ! в мир, скрытый в киске моей девушки! (СИ) - "Froggy" - Страница 13

– Что ты делаешь?

Она потянула меня за руку к одной из детских кроватей.

– Мы играем, – сказала она.

Ее червивые пальцы обвились вокруг моего члена. Играем? Это то, что она подразумевала под игрой? Она скользнула языком в мой крошечный ротик, лаская мой мягкий член в эрекции.

Я оттолкнул ее.

– Нет.

Она смущенно посмотрела на меня.

– Но мы же должны играть!

– Я не хочу играть с тобой.

– Ты больше не для нее, – сказала она, потирая руки. – Ты для меня.

Она знала, что я думал о Стейси. Я сжал кулаки, мое лицо покраснело в карикатурных глазах Фиг. Я хотел сделать кому-нибудь больно. Я хотел, чтобы кто-то физически почувствовал мою боль. Я хотел, чтобы кто-нибудь заплатил за все, что со мной случилось.

Пока я злился, Фиг наблюдала за мной, мастурбируя. Вена у меня на лбу вздрогнула, когда она вытерла жирными пальцами мои губы и ноздри, совсем как Стейси. Стейси всегда нравилось видеть мою реакцию на ее вкус, на ее запах, хотя она знала, что это меня бесит.

Но, Фиг на вкус отличается от Стейси. Она была ароматом роз. Цветочным потом. Ее запах наполнил мои легкие и придал моему дыханию пушистую текстуру.

Что-то в моем мозгу оборвалось, и я бросился на Фиг. Я схватил ее за локти и сжал изо всех сил, пытаясь сдавить до боли ее змеиные руки. Затем я бросил ее на землю так сильно, как только мог, прижав к земле, и начал душить ее так же, как Стейси душила меня.

Я остановился, когда увидел ее лицо. Она смотрела на меня в замешательстве. Она не была ранена и не напугана, просто не уверена, что я пытался сделать. Я убрал руки с ее шеи и отвернулся, пристыженный.

– Ты не так это делаешь, – проскрипела она подо мной.

Я почувствовал, как она схватила мой член и направила его себе в промежность. Она терла о скользкое отверстие, ее дыхание холодило мне шею. Затем она взяла меня за задницу обеими руками и притянула к себе.

Внутри словно был горячий кисель или, может быть, резиновый клей. Она извивалась подо мной с кривой улыбкой, сжимая мои бедра и пульсируя напротив меня. Мы целовали друг друга крошечными губками, прижимаясь к гладкой пластиковой коже. Мой резиновый пенис входил в ее латексное влагалище, издавая громкий скрипучий звук, который эхом разносился по затхлой комнате. У нее не было сосков, но я все равно облизывал ее груди, как будто они там были. Она, казалось, ничего не чувствовала.

Наш секс был далек от человеческого. Больше было похоже на секс улиток. Или секс медуз. Или японский аниме-секс. Наши бескостные тела скручивались в нечеловеческих позах. Это было невероятно странно, но это, наверно, лучший секс, который у меня когда-либо был.

Оргазм прошел по всему моему телу, как океанские волны под кожей. Мои яички раскрылись и выпустили два сырых яйца, которые поднялись и вышли из моего члена на Фиг. Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула, яички ушли глубоко внутрь.

Когда яйца лопнули, она глубоко вздохнула и прижалась головой к моему плечу, слезы стекали по ее щеке, скапливаясь на моей шее.

Я проснулся после короткого сна. Волосы Фиг, цвета корицы, были на моем лице, ее слюни на моей груди. Мы с трудом помещались на детской кровати, но мы так скрутились друг вокруг друга, что ни один из нас не рисковал упасть. Я развернулся и выскользнул из комнаты через кольчужные занавески на балкон. Тепло ярко-розового неба застилало мое лицо.

Это место было не призрачным миром, а просто разбитым одиноким миром. Он, должно быть, существовал веками, переходя от хозяина к хозяину, от матери к дочери, поколение за поколением. Я даже представить себе не мог, как это место было создано. Возможно, оно было создано какой-то космической катастрофой. Возможно, он был создан каким-то азиатским Франкенштейном. Или это была какая-то эволюционная мутация. Возможно, давным-давно в Азии, где родилась Стейси, была деревня, в которой было слишком много людей, но недостаточно еды. Возможно, эта ситуация продолжалась так долго, что эволюция должна была вмешаться и что-то с этим сделать. Возможно, родилось несколько самок-мутантов, каждая из которых содержала в себе плодородные миры. Миры, в которые могли переселиться многие жители деревни. Миры, где его обитателям не понадобятся ни пища, ни вода. Миры, способные вместить несколько деревень. Все, что нужно, это кормить и защищать женщин – хозяек миров.

Я смотрел на почерневшие дома дальше по дороге. Фиг назвала это "раком". Возможно, у матери Стейси была болезнь, которая распространилась по ее телу, разрушая ее внутренности, а также мир внутри нее. Возможно, она передала мир Стейси и родила ее до того, как рак смог уничтожить весь мир. Возможно, ее мать умерла от болезни, прежде чем успела рассказать Стейси о тайнике, спрятанном в ее животе. Когда ее усыновили американские родители и привезли в Калифорнию, Стейси навсегда отрезали от правды. Если, конечно, кто-нибудь еще знал правду.

Я был уверен, что мир был создан так давно, что никто толком не знал правду. Даже жители этого мира. После стольких поколений истина, вероятно, была искажена, превращена в миф. Эти люди так долго были оторваны от внешнего мира, что, вероятно, сомневались в его существовании. Они, вероятно, знали об этом столько же, сколько мы знаем о Рае.

– Я буду скучать по ним, – сказала Фиг, выходя на балкон позади меня.

Она посмотрела на небо. Я думаю, она говорила об облаках. У нее были имена для всех. Она говорила о них, как о настоящих людях.

– Они были моими друзьями, – сказала она со слезой на щеке.

Я обнял ее. Не знаю, почему. Смешно, что она плакала из-за потери облаков, но в каком-то смысле это было даже мило.

– Но ты же здесь, – сказала она. – Тебе лучше.

Я вытер ее щеку большим пальцем. Он издала звук, похожий на звук дворника.

– Ты любишь меня в ответ, – произнесла она.

Я замер при слове "любовь" и отошел от нее.

– Я никогда не говорил, что люблю тебя. Мы едва знаем друг друга.

– Но ты изменился для меня, – сказала она, поглаживая мои скользкие рога, касаясь моей кожи. – Ты мой.

– Я не хотел меняться, – возразил я. – Это просто случилось.

– Это случилось потому, что ты принадлежишь мне.

В конце концов мы с Фиг поженились.

Теперь я был влюблен в нее. Может быть, даже больше, чем когда-либо любил Стейси. Ее скрипучий голос сводил меня с ума. Ее большие карикатурные глаза завлекали меня на несколько часов.

– Это было предначертано, – сказала мама Фиг на своем языке, наблюдая, как мы вместе входим в южное крыло особняка. Давно заброшенный участок, который мы ремонтировали в нашем доме.

Язык моей тещи – тайский, или какой-то другой язык, развившийся из тайского. Я пытался выучить его, но потребуется время, прежде чем я смогу говорить свободно. Фиг пыталась научить меня ему, но ее внимание редко задерживалось на одном проекте достаточно долго, чтобы чего-то достичь. Не знаю, где она выучила английский. Сначала я подумал, что она взяла его у Стейси, когда они были детьми, но я нашел несколько книг, написанных на английском языке на некоторых полках в особняке. Кто-то, кто мигрировал в этот мир, должен был знать английский язык в какой-то момент. Может, отец Фиг или дядя.

Иногда трудно получить прямые ответы от Фиг. Она определенно была странная, но я так ее любил. Я любил в ней все.

Так Фиг будила меня по утрам: во-первых, она выходила на улицу на прогулку. Когда она возвращалась, у нее была корзинка, наполненная чем-то, чтобы дать мне. Обычно это был цветок или кучка камней или улиток. Она клала их на одеяло в каком-нибудь виде. Это всегда был один и тот же дизайн, но я не знал, что это значио. Это был какой-то тайский символ, но я думал, что он означает любовь. После этого она терлась красным кончиком носа о красный кончик моего носа, пока я не просыпался и не целовал ее.

Если бы кто-нибудь во внешнем мире, даже Стейси, сделал со мной такое, я бы рассердился. Но с Фиг это делало меня счастливым. Она была такая милая.