Эй, влюбись в меня! Том 1 (СИ) - "Focsker" - Страница 41

Прихватив тот за кончик, заметил, как шерсть на спине сестры, приподнимая плотно прилегавший к груди топик, встала дыбом, после чего тут же отпустил.

— Ген Х сильнее всего влияет на человека после достижения возраста в двадцать один год. Вместе с тренировками сила начинает расти в геометрической прогрессии, попутно перестраивая и подстраивая под себя человеческое тело и генетический код, — видя мой интерес к трансформировавшейся кошке, проговорила Аня, а после, поставив на стол бутерброды и какой-то салат, сильно пахнущий морепродуктами, спросила: — Как ты оказался здесь?

— Как и все, поступил. Отец да и я говорили матери, неужели вы не знали? — отмечая максимальную глупость данного вопроса, говорю я.

— Санёчек, да знай я, мы бы тебя ещё на вокзале встретили и отмечать отправились бы! — Две кружки чая со звоном приземляются перед мной, после чего Катюша, потеснив на стуле, вновь нежно воркуя, обхватывает меня своими звериными лапками.

— Катя… — шипит на ту злобно Аня.

— Всё нормально… — Я сотню раз представлял себе момент нашей встречи, и сам был очень рад тому, что он наконец-то наступил. — Так что с отцом? Он должен был позвонить и сообщить…

— У нас нет его номера, сам знаешь, мы не очень-то с ним и ладим.

«Понимаю почему», — кивнув сестре спрашиваю за мать, но те, словно недоговаривая мне что-то, отнекиваются.

— Мать ничего не говорила, — стараясь сохранить свою натянутую улыбку, говорит Катя.

— Ладно, всё в прошлом. Аня, я уже не маленький, и, может, вы мне наконец-то расскажете, какого чёрта произошло в нашей семье и почему вы с матерью нас бросили? — вспомнив, зачем я здесь, так и не сделав даже глотка чая, отодвигая кружку, произнёс я.

— Пожалуй… — позволив себе лёгкую и такую же, как у Кати, ненатуральную улыбку, отозвалась русая Аня.

Взлётная* — длинный коридор в общежитии, школе, универе, что соединяет между собой множество комнат (классов).

Цифры на груди* — имеется в виду ранг героя в евразийском регионе. В зависимости от достижений раз в месяц тот меняется, после чего изменяется и цифра на груди героя. Всего десять тысяч сильнейших на евразийском континенте героев удостоены своей цифры.

Историю сёстры затянули с самого начала, с дня знакомства матери и отца.

Рассказав уже известную мне от Сирены байку о том глупом самопожертвовании, на которое решилась мать, они плавно перекочевали к геройской свадьбе и тех былых добрых и светлых деньках, когда они уже могли «пешком под стол ходить», а в доме наконец-то появился ещё один мужчина — я. Опуская подробности о том, где тогда работали мои родители, они рассказывали, как мы весело играли, отмечали праздники, жили одой большой дружной семьёй до того момента, когда мать с отцом, разделившись во мнении по поводу моего воспитания, не сошлись в очередном споре.

Как выяснилось позже, из их криков и матов, хорошо запомнившихся моим сёстрам. Мать и отец, полюбившие друг друга в первый день встречи и с первого взгляда, желая понравиться друг другу, совместно опробовали на партнёрах доступные им чары. Отец, используя свою силу искажения реальности, старался казаться матери во всём идеальным, а та, в свою очередь, наслав на него проклятье «покорённых глаз», заставила повторно влюбиться в неё. Как итог: оба родича нарушили одно из главных правил использования способностей, отчего в случае, если бы об этом стало известно посторонним, они могли отправиться за решётку.

Именно эта информация, которую предки вылили друг другу на голову, со слов сестёр, и стала камнем преткновения. «Ощутив себя обманутыми, уставшие от годов рутины и быта, они разошлись», — говорила Аня, что, на мой взгляд, очень многого недоговаривала. По серым, стыдливым глазам русой «принцессы» — как называла её мама — понимал: где-то мне врут, оттого и промолчать не смог.

— Сестра, если ты не забыла, в те годы я уже мог читать и писать, отчего кое-что и запомнил… — Мой блеф воспринялся с очередной волной волнения и удивления, а также с резким «невозможно» со стороны попытавшейся отстраниться от меня Кати. Её острые ушки, словно реагируя на мои слова, поджались, также и до этого весело стоявший торчком хвост припал к земле.

— И что же ты помнишь? — злобно глянув на кошку, отойдя от шока, скрестив руки под грудью, спросила сестра.

— Что раньше сёстры, глядя мне в глаза, не врали, — холодно обронил я, отчего Аня, убирая в сторону взгляд, недовольно прикусила губу. У неё было что сказать, но почему-то она боялась, не желала говорить правду. Минуты в молчании пожирали то предпраздничное настроение, воцарившееся в комнате. Хмуро глядя на сестёр и понимая, что не дождусь от столь резко настроенной сестры ещё хоть какой-то информации, попытался встать из-за стола.

— Санечка, ты прости нас, пожалуйста… — ткнувшись мне в грудь своим мокрым носом, пробормотала Катя. — Аня, если ты не скажешь, то я расскажу. Ты же о шраме, да? Всё из-за него и случилось…

— Замолчи, Катя, — стукнув кружкой по столу потребовала Аня.

— А вот и не замолчу, это ведь мои когти оставили ту рану, что даже лекарю залечить не по силам! — возразила златоглазая кошка.

— Это был наш с тобой спор, и он тут ни при чём! — вновь повысила голос Аня.

— Причём, мы спорили из-за него, и он должен знать! — Проступившие на пальцах Кати когти прямо в руках дробят кружку, отчего на шипящую от боли сестру проливается горячий напиток.

— Ладно, дело было…

— Сама расскажу, из-за тебя брат и так уже нас обманщицами считает! — перебив Аню, рыча от злости и вытирая себя полотенцем, произнесла Катя.

В тот день как раз таки родители и выясняли между собой отношения, да ещё и с применением собственных сил. Летала посуда, трещали стены, потолок менялся местами с полом, а крыша с фундаментом. В общем, всё как и при других обычных ссорах отца с матерью. Именно тогда в нашу детскую игровую комнату и просочилась некая сила, повлиявшая на рассудок двух моих сестёр.

Едва выбравшись из ванны и той передряги, затеянной родителями, голые и мокрые девчушки, не успев одеться, зацепились по поводу будущей жены для младшего брата, споря, кто выберет ему более достойную. Аня заявила, что лишь она, являясь отличницей в школе, может решать, кто подойдёт лучше, у Кати на этот взгляд нашлись свои контраргументы. Между девочками возникла ссора, переросшая в их первую серьёзную потасовку, закончившуюся тем, что плачущий я, попытавшись остановить их, влез под когти разгорячённой кошки. Особенностью когтей сестры являлось нанесение тяжёлых ран, блокирующих возможность влиять на регенерацию извне. Аня своими телекинетическим резцом тоже мне добавила, в итоге перемешавшиеся две силы такого нахерачили на детском теле, что вбежавшая на испуганный крик девочек мать едва сознание не потеряла.

В тот день я чуть не умер от потери крови. Ни отец, ни мать, будучи сильнейшими героями, ничего не могли поделать, и единственное, что тем оставалось, так только ждать экстренно вызванного героя-целителя из города.

Как после говорил сёстрам отец, сила, повлиявшая на умы девочек, принадлежала никому иному как мне самому. Вполне возможно, не осознавая того, будучи ребёнком, я уничтожил дружную и любящую семью. Теперь всё сходилось, вот почему отец никогда не говорил о том дне, так же, как мать и сёстры. Вероятно, именно моя вышедшая из-под контроля, неизученная способность рассорила мать и отца, заставила сестёр сражаться, пуская друг другу кровь, и именно для того, чтобы я не чувствовал себя во всём виноватым, они молчали. Долгие годы оберегая меня, они позволяли себя ненавидеть, и даже сейчас Аня, зная всё это, продолжала строить из себя злодея, когда на самом деле им был я.

— Извини, Саша, ты не должен был узнать… — С этими словами мир рухнул под моими ногами, на глазах наворачивались слёзы, и каждый вздох давался всё труднее и труднее.

— Не расстраивайся, братишка, — проговорила Катя, — силы, как и способности, разные бывают, точно так же, как боль и горе, что те способны принести окружающим. К тому же теперь всё будет по-другому: ты здесь, большой, сильный и красивый, твой блокиратор выключен, и мир вокруг нас вроде не погрузился в ад, а значит, вполне возможно, что папа с мамой ошибались на твой счёт. — Лапки Кати, обхватив за плечо, не собирались меня отпускать. Ластясь о мою байку, словно домашняя кошка, та своими длинными и жёсткими волосами потёрлась о моё лицо, от чего захотелось чихнуть.