Крестоносец. Византия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 1

Чуден Рейн при тихой погоде… Нет, я знаю, что Гоголь писал это про Днепр, но главная река Германии выглядит ничуть не хуже, во всяком случае в XII веке, когда экология ещё не изгажена, а береговые виды не испорчены индустриальной застройкой. В общем, Рейн действительно чуден, погода тихая, а мы готовимся к бою.

Везёт нам на них в последнее время. Ещё до Ближнего Востока не добрались, а уже успели побывать в городском бою с бандой Репейника, а теперь предстоит ещё один, на этот раз морской. Точнее, речной. Но обо всём по порядку.

В Саарбрюккене нам пришлось задержаться на пять дней, дожидаясь, пока более-менее затянется левая рука Ульриха, да и другие наши травмы подживут. К тому же у меня оставались кое-какие незавершённые дела в городе. Первым на очереди из неоконченных дел был, конечно, самогонный аппарат, за изготовление которого с энтузиазмом взялись Карл со средними сыновьями. Вышел аппарат ничуть не хуже того, что я оставил в Клерво. На мой вопрос, не будет ли у мастера неприятностей по профессиональной линии за нарушение цеховых законов, Карл пожал плечами:

— Я же не на продажу его делаю, и не десятками. А моё личное дело с вами, мессер де Лонэ, у меня дома, никого не касается. Да и кто узнает? Я болтать не стану, Штефан и Матиас тоже понимают, что к чему.

Сделанный аппарат я отнёс в «Зелёный Рыцарь», где сразу запустил в работу, решив заготовить дополнительный запас спиритуса. Тем более что брагу готовить не пришлось, я купил её недорого у трактирщика Клауса. Кроме того, на следующий день после битвы с бандитами в сопровождении Эриха я отправился в ювелирную лавку иудея Абрама. В отличие от ростовщика Соломона Пфефферкорна, тут уж всё было без дураков — натуральный сын Израиля. С крючковатым носом, как у покойного дяди Арафата, чёрными глазами, в которых плескалась тысячелетняя печаль еврейского народа, полуседыми пейсами, ермолкой-кипой, расшитой цветными нитями, в одежде с некоторым восточным колоритом. Последнее, впрочем, может быть и вынужденным — евреям в Европе в эти времена запрещается носить такую же одежду, как у христиан.

Мастер Абрам действительно оказался талантливым ювелиром. Для начала я посмотрел его продукцию, помня о подарках для Магды. Всё оказалось красивым и сделанным с большим вкусом, несмотря на примитивные средневековые инструменты. Выбрал золотые серьги с топазами и серебряное колечко с аметистом. В эти времена он ценится куда больше, чем в XXI веке, считаясь «церковным камнем», аметистовый перстень — знак сана у епископов, кардиналов и самого Папы. Кроме камней кольцо и серьги были украшены цветочным орнаментом тонкой работы. Когда я поинтересовался у ювелира, как его работа соотносится с его верой и её запретами на изображения, Абрам ответил с грустной улыбкой:

— Бог создал красоту в нашем мире, благородный риттер. Наверное, он хочет, чтобы люди на неё любовались. Если нам можно восхищаться творениями Всевышнего, почему мы не должны подражать им, в меру сил своих скудных?

Украшения ювелир продал со скидкой, пояснив, что благодарен мне за уничтожение банды Репейника. Чем они сумели его достать, он не пояснил, скорее всего, просто «крышевали». Надо сказать, что Магда вообще пришла от украшения в полнейший восторг, и Роланд, видя счастье на лице своей возлюбленной, также выглядел весьма довольным. От подаренного мною колечка Магда тоже не отказалась, едва не кинулась мне на шею.

Но если меня девушка поблагодарила разными вкусняшками своего приготовления, то Роланду повезло больше. Магда устроила ему в оставшиеся дни настоящий секс-марафон, не слезая с моего друга не только ночью, но и зачастую днём. Вымотала беднягу так, что он даже с лица спал. И даже денег с него не брала. Хотя противозачаточное зелье от эльзасской знахарки пить не забывала. А в последнюю ночь после ураганного секса вдруг заявила, что, когда выйдет замуж за Миккеля, то своего первого сына назовёт Роландом. Вот и пойми этих женщин!

Когда Роланд поинтересовался, как её Миккель отреагирует, когда в первую брачную ночь выяснит, что он у неё совсем не первый, Магда с улыбкой ответила, что эта проблема решается просто. Достаточно кусочка бараньей печёнки, засунутого в соответствующее место, да рыбьего пузыря с куриной кровью, подложенного в постель, чтобы на следующий день все увидели на простыне доказательство невинности новобрачной, и сам муж никогда не усомнился, что был первым мужчиной в её жизни.

Рассказавший мне эту историю Роланд был столь потрясён таким женским коварством, что всерьёз задумался над тем, как избежать подобного фокуса со стороны своей будущей благородной невесты. А в том, что она у него будет, да ещё и принесёт хорошее приданое, он ни секунды не сомневался. Но как ни ломал голову, ничего, кроме отправки к невесте накануне свадьбы каких-то старших родственниц, которые проверили бы девицу на предмет формальностей, ему в голову не приходило.

Когда он поинтересовался моим мнением на этот счёт, я ответил, что женщин для проверки прислать, конечно, можно, но свадьба после этого может не состояться, так как невеста и её семья скорее всего сочтут такую проверку оскорбительной, и в итоге Роланд только обзаведётся новыми врагами. Неохотно признав мою правоту, парень продолжил изобретать, как избежать обмана со стороны своей будущей избранницы, хотя и без особого успеха.

Но это было позже, а в лавке Абрама, убедившись в мастерстве ювелира, я поинтересовался, сможет ли он сделать из горного хрусталя линзы нужного мне вида. Форму и размеры линз я зарисовал на прихваченной из Клерво бумаге. Изучив мои рисунки и сам хрусталь, который я принёс в лавку, Абрам ответил, что возьмётся за это дело, что это не сложнее, чем пилить и шлифовать другие камни, и что на всё про всё ему потребуется дня три-четыре. Надо сказать, что в это время все ювелиры обрабатывают драгоценные камни только шлифовкой. Гранить их научатся только в XV веке, я об этом читал в прошлой жизни. Зато шлифовать хороший ювелир умеет довольно быстро и качественно, а Абрам оказался одним из лучших. Зайдя в назначенный срок за заказом, я получил линзы вполне приемлемого уровня. Они, конечно, были похуже, чем веке в XX, не говоря уж про XXI, но для раннего средневековья являлись просто отличными и более чем подходили для моих целей. Расплачиваясь за них, я тоже получил скидку, и тоже за Репейника и его шайку. В этот момент я даже был немного благодарен судьбе за то, что подкинула нам эту драку с разбойниками, вон как меня теперь ценят.

Надо сказать, что наш бой с бандитами благодаря Клаусу с его семьёй, а также жене и средним сыновьям Карла, а может и стражникам ландфогта Трулля уже на следующий день стал известен всему городу и, похоже, органично влился в городской эпос. Во всяком случае, горожане сразу прозвали схватку в таверне «Битвой Четверых». Число наших противников росло, к нашему отъезду достигнув полусотни. Боюсь представить, на каких цифрах рассказчики остановятся.

Трулль выполнил своё обещание. Бежавшие из таверны сообщники Репейника были схвачены на другой день (видимо, люди ландфогта выпытали из увезённых в замок бандитов, в каких местах могут быть их «коллеги», а может власти и раньше это знали. А через день после боя, на городской площади состоялась казнь Репейника и его шайки. На казнь собрался весь город. Кто мог — втиснулся на площадь. Другие толпились в улицах выходивших на площадь, и пытались оттуда разглядеть хоть что то. У кого были деньги, те арендовали окна домов, выходивших на площадь. На достопамятном помосте перед ратушей, рядом с которым плотники накануне быстренько соорудили виселицу, сидели ландфогт, чиновники магистрата, судьи штадтгерихта.

Перед виселицей прохаживались палач и его помощники. Вопреки представлениям XX и XXI веков, никаких красных колпаков с прорезями для глаз или масок на них не было. Похоже, в XII веке этой профессии не стесняются. Палач с помощниками были мне не знакомы. Как пояснил Ульрих, казни по приговору штадтгерихта совершает магистратский палач, а не замковый. Цепь стражников отгораживала помост и виселицу от теснившейся перед ними толпы.