Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 72

Рядом с помостом стоял человек лет сорока, одетый богато, но как горожанин. Дворяне одеваются несколько иначе, а дресс-код в эти времена довольно строг. Внешностью и высокомерным, самоуверенным видом он напоминал Люциуса Малфоя из фильмов о Гарри Поттере, но как бы начинающего превращаться в хорька. За его спиной стояли два амбала, одетых попроще, с лицами, как принято про таких говорить, не обезображенными интеллектом. Видимо, телохранители.

Сам хорькообразный «Малфой» то и дело поглядывал на семью, сидевшую под помостом, а в его взгляде читались злорадство и торжество, а также какое-то предвкушение. Такое предвкушение обычно написано на лицах людей, которые собрались либо хорошо пообедать, либо переспать с симпатичной барышней. Этот тип мне сразу сильно не понравился. Бывает так, что антипатия возникает чисто интуитивно, без каких-то ясных причин, тут был как раз такой случай.

Тут чиновник на помосте перевернул песочные часы, и глашатай, развернув находившийся в его руках пергамент, зачитал на двух языках, немецком, точнее его нынешнем и местном варианте, а также французском, видимо, чтобы знали многочисленные гости с запада, приговор штадтгерихта[1]. Оказалось, что судился кузнец Карл Хромой (глашатай указал свободной рукой на мужчину под помостом), который не вернул в положенный срок почтенному купцу Соломону Пфефферкорну (широкий жест руки глашатая в сторону малфоистого хорька) долг в пять безантов!

Надо же, Соломон… А с виду ну совсем не похож на представителя самого приспособленного к коммерции народа. Да, видимо, и не является им, судя по крупному, почти с ладонь, золотому кресту на такой же цепочке, висящему на шее. Выкрест? Хотя, не тянет. Евреи в это время ещё не перемешались с европейцами, и внешность у них скорее левантийская. А тут "истинный ариец" почти, если бы не хорьковость. А имя… Ну, в Библии каких только имён не найдёшь.

Помню, отдыхали мы с Ольгой в Македонии, привлечённые дружелюбными ценами, тёплым балканским климатом, изобилием южных фруктов, красивыми видами и озёрами с чистыми пляжиками. И заглянули в соседний древний монастырь, посмотреть македонскую достопримечательность. Гид, рассказывая о монастырях, упомянул строивших обители местных царей. То есть, по титулу-то цари были болгарские, и сами, видимо, считали себя такими, но нынешние аборигены объявили их своими, македонскими. Родились здесь? На трон садились тут? Значит наши!

Чем-то это напоминает историю с Королёвым, Грином, Ахматовой и многими другими, записанными в «великие украинцы» по причине рождения на будущей территории УССР. Впрочем, дело не в этом, а в именах тех царей, которых звали Давид, Аарон, Моисей и Самуил — и причём это чистокровные братья-славяне! Ох и поржал я после ухода из монастыря!

Тем временем глашатай, продолжая зачитывать приговор, объявил, что по решению штадтгерихта в соответствии с законом осуждённый Карл Хромой и его семейство станут кабальными работниками почтенного Пфефферкорна, если никто не уплатит их долг в пять безантов до полудня. Последнее глашатай произнёс словно нехотя.

Несчастная семья от этих слов ещё больше помрачнела. Среди собравшихся на площади многие смотрели на них с сочувствием, но уплатить долг никто не стремился. Пять безантов по нынешним временам — весьма немаленькие деньги. Нам с Роландом хватило двух для путешествия от Клермона до Клерво и на покупку нужных нам вещей.

Рядом стоял молодой парень, лет двадцати, одетый, как состоятельный горожанин. Он беседовал с каким-то купцом несколькими годами старше, судя по акценту, из Лотарингии, называвшим парня Клеменсом, о каких-то торговых делах. Разговор шёл на французском, которым молодой горожанин владел вполне прилично. Я заметил, что на Пфефферкорна этот Клеменс поглядывал не очень дружелюбно. Уж не знаю, какие у них счёты, но я решил, что смогу от него узнать подробности этого дела. Пфефферкорн бесил меня всё больше!

— Скажите, мессер, — обратился я к Клеменсу, — а что произошло у этого купца Пфефферкорна с тем кузнецом? Уж больно он радостный. Сомневаюсь, что один кузнец, с женой и кучей детей, сможет заменить пять безантов.

— Вы правильно сомневаетесь, благородный риттер, — ответил молодой горожанин. — Ох, да я же вас знаю! Вас ведь зовут Симон де Лонэ, верно? Вас недавно пытались сжечь наш ландфогт и графский духовник. Я рад, что у них ничего не вышло! Не нравятся мне оба, особенно монах. А история с кузнецом Карлом Хромым и этим Пфефферкорном очень печальная.

История и правда оказалась печальной. Карл Хромой считался одним из лучших кузнецов-оружейников в городе. Будь он местным уроженцем, его бы давно избрали синдиком, то есть выборным руководителем ремесленной гильдии. Но он был чужеземцем, хотя жил в Саарбрюккене лет семнадцать, и был женат на горожанке из уважаемой местной семьи. Однако и без должности синдика Карл жил неплохо. Всё у него складывалось удачно, и в семье, и в мастерской, мастера уважали коллеги по ремеслу, да и другие горожане. Пока некоторое время назад к нему не обратился один соседний барон, решивший отправиться в крестовый поход, и заказать доспехи и оружие для всей своей дружины в несколько десятков человек.

Собственно, ничего плохого в этом не было. Наоборот, барон согласился отвалить за выполненный заказ такую сумму, что Карл стал бы богачом. Мастер не стал требовать предоплаты или залога, боясь упустить такой заказ. Да и барон был человеком слова.

Вот только имелись две проблемы. У Карла не хватало хорошего железа для изготовления оружия и доспехов, его нужно было покупать по весьма недешёвой цене. Мастер вложил в покупку все свои деньги, но их не хватало. Кроме того, сам, даже с помощью подросших сыновей, он не успевал выполнить заказ. Нужно было нанять дополнительных работников, а нанять было не на что. Карл хотел занять денег, но никто не соглашался ссудить ему пять безантов без залога. Никто, кроме ростовщика Пфефферкорна.

Да, этот Пфефферкорн, хоть и звался купцом, но основной доход имел с ростовщичества. Правда, держал лавку, торговавшую всякой всячиной, чтобы избежать проблем с Церковью и платить меньше налогов. Кредитором он был безжалостным, хотя, ни в чём криминальном вроде никогда не был замешан и даже не подозревался. Так что все удивились, когда он ссудил Карлу Хромому пять безантов без процентов и залога. Но жёстко оговорил сроки возвращения долга. Впрочем, Карла это не испугало. Он впрягся в работу в кузне как сказочный гном, и выполнил-таки заказ, выковав заказанное бароном вооружение.

Но в тот же самый день барона понесло на охоту. Не на зайчиков и даже не на лис, пусть на них рафинированные английские лорды будущих времён охотятся. А суровому немецкому барону развитого Средневековья подавай зверушку посерьёзнее! И он её нашёл, нарвавшись в лесной чащобе на медведя. Топтыгин эту встречу не пережил, барон тоже. И второе было значительно хуже, так как он не успел оплатить сделанные Карлом доспехи и оружие.

Собственные дети барона умерли в малолетстве, что было совсем не редкостью в эти времена, жену он тоже схоронил, после чего и решил воевать с сарацинами, так что баронство унаследовал его племянник, который сразу раздумал идти в крестовый поход, решив вместо этого жениться на знатной и богатой наследнице-сироте, через которую он мог получить графский титул. Естественно, оружие и доспехи ему для этого были не нужны, так что он отказался их выкупать, а заготовленную для покупки покойным дядюшкой приличную сумму стал тратить на то, чтобы обаять свою пассию и её опекуна.

Но даже и тут Карл сумел бы выкрутиться. Покупатели на хорошее вооружение обязательно нашлись бы, нужно было только некоторое время. Но времени ему не дали. Когда срок возврата долга вышел, Пфефферкорн обратился в штадтгерихт, где у него имелись связи — сын одного из судей женат на его дочери. Карла притянули к ответу. Он просил отсрочку, но судьи ему отказали. Так что в полдень мастер и его семья окажутся в кабале у ростовщика, если, конечно, никто не заплатит за них пять безантов.