Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 61

Трулль и Енох в происходящее не вмешивались, видимо, не могли поверить своим глазам. Хотя священнику и не пристало вроде как вмешиваться в такого рода разборки, он должен словом увещевать.

— А теперь, господин Трулль, — сказал я, поигрывая дубинкой, — сделайте милость, свяжите надзирателей. Верёвок здесь вдосталь, и на вас со святым отцом тоже хватит.

— Что вы собираетесь делать? — дрогнувшим голосом спросил толстяк.

— Всего-навсего спасти свою и моего товарища шкуру. По-хорошему, весь этот гадюшник не мешало бы разнести к чёртовой матери, но это уж как-нибудь в другой раз. Вяжите, вяжите, что вы застыли, будто увидели Пречистую Деву Марию?

— Дьявольское отродье!

Не ожидал я от монашка такой прыти. Коршуном на меня накинулся, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами, как когда-то Урсула, испортившая нам с Адель вечер страсти. Однако удар увесистой дубинкой в лоб заставил Еноха замереть, будто натолкнувшись на невидимую стену, а следом, закатив глаза, со стоном осесть на пол. Причём сознание он до конца так и не потерял, сидел, обхватив голову руками, видимо, получил небольшое сотрясение мозга.

— Вяжи, сучий потрох! — прикрикнул я на Трулля, и тот, пыхтя, принялся связывать охрану.

Чтобы ускорить процесс, монаха я скрутил сам, а затем и самого Трулля. Потом проверил узлы на запястьях тех, кого связывал толстяк, подтянул… Ну вот, совсем другое дело, готовы, голубчики. Ставень я опустил, открывавшееся внутрь окно закрыл, чтобы после моего исчезновения пленники не смогли бы своими криками привлечь остальных надзирателей. Помимо дубинки вооружился мечом Баварца, у него же снял с пояса ключ от камер — ключ был один и подходил ко всем дверям.

Дверь весьма кстати открывалась наружу, используя этот факт, я подпёр её лавкой, на которой меня хотели пороть. Тяжёлая, зараза, еле управился. Ничего, зато надёжно, какое-то время в запасе у меня есть.

У лестницы, ведущей вниз, к полуподвальному этажу, где располагался каземат, как я помнил, дежурил ещё один охранник. Моё появление стало для него неприятным сюрпризом, вырубив бедолагу, я скрутил ему руки его же ремнём.

— Симон?! А где надзиратели?

— Некогда, Роланд, надо сматываться, — отмахнулся я, отпирая дверь.

Он всё норовил выяснить подробности происходящего, пришлось на него прикрикнуть, чтобы пошевеливался. Старик из своего угла смотрел на всё происходящее с открытым от удивления ртом.

— Если хотите сбежать — то путь на свободу открыт, — крикнул я ему. — Но дальше каждый за себя.

Старик предпочёл остаться. Ну и правда, куда ему бежать в его-то состоянии. А вот нам нужно было поторапливаться. Жаль, ах как жаль всё добро, что у нас конфисковали. Знать бы, где оно сейчас… Но некогда, каждая минута стоит жизни, тут бы шкуры свои спасти.

Мы выскочили на залитый солнцем двор. Вооружённых людей вроде бы не наблюдалось, вот только неожиданно ставни одного из окон первого этажа распахнулись и оттуда показалась красная рожа Трулля.

— Держите их! — возопил он, тыча в нашу сторону пухлым пальцем. — Стража! Хватайте их!

Вот же чёрт… Про окно я как-то и не подумал, балда. И уже со своей сторожевой вышки в нашу сторону мчится вооружённый до зубов стражник. Вот только, сообразив, что он один против двоих, пусть меч только у одного из нас, притормозил и стал растерянно оглядываться, видно, ожидая подмоги.

— Роланд, к конюшне!

И первым припустил в сторону приземистого, крытого просмоленными досками здания с узкими прямоугольными окнами. Роланд — следом за мной. Конюх — это был не стражник, а немолодой мужик вообще с одним ножом на поясе — в этот момент задавал лошадям овса, и при нашем появлении испуганно забился в угол.

Первой на глаза попалась Пегая, которая потянулась в нашу сторону мордой. Эх, подруга, не до тебя сейчас, извини. Ага, вот мой Аполлон, а в соседнем стойле стоит Матильда. Чёрт, и седлать некогда, но вот без уздечки никак, тем более что накинуть их уходит куда меньше времени. Мы с Роландом далеко не индейцы, что в фильмах с Гойко Митичем зачастую скакали без намёка на сбрую. Кстати, севшие на лошадь лишь после появления на континенте европейцев.

— Ты, — кричу я в сторону перепуганного конюха, — быстро две узды! Накинь вон на ту и эту лошадь.

Тот бросился выполнять приказ, а я на всякий случай встал в проходе, чтобы у конюха не возникло шальной мысли смазать пятки салом.

— Быстрее! — прикрикнул я на него, кидая взгляды в сторону ворот конюшни.

Пара минут — и мы выводим в поводу лошадей во двор. А в нашу сторону бегут давешний стражник и с ним ещё один с мечом наперевес. Добраться до ворот, избежав схватки, не получится.

Первым на меня налетает надзиратель с копьём. В последний миг успеваю сделать нырок, наконечник копья касается моей шевелюры, а я рублю мечом по опорной ноге противника. Спасает его то, что на нём кольчужные штаны. С другой стороны, мне бы не хотелось оставлять его на всю жизнь одноногим инвалидом. А то, чего доброго, от сильной кровопотери мог и богу душу отдать. Тем более что сила удара была такова, что стражник с воем покатился по вытоптанной, пожухлой траве.

Но предаваться философским раздумьям некогда, и вот уже мой меч (эх, если бы мой, а это всего лишь конфискованный у Баварца, хотя, справедливости ради, не самый плохой) отражает удар другого меча. Краем глаза замечаю, что Роланд топчется рядом, не зная, что предпринять.

— Выдвигай засов, открывай ворота. Садись на свою Матильду и скачи что есть духу! — кричу я ему, не отводя взгляда от готовившего новую атаку противника.

— Но…

— Твою мать, Роланд, делай, что я тебе говорю!

Ещё секунду он раздумывает, затем бросается к воротам. А мне приходится

парировать натиск соперника. Тот проводит затяжную атаку. Видно, что рубака неплохой¸ но без защиты, лишь гамбезон на нём, и то расстёгнутый по случаю жары, и я боюсь реально его зарубить. Однако умудряюсь как-то изловчиться и нанести удар плашмя по незащищённой голове. Воин, покачнувшись, делает несколько шагов назад, прикладывает руку ко лбу, потом с удивлением смотрит на свою красную от крови ладони. Надеюсь, это всего лишь рассечение, и черепушка осталась цела.

— Симон!

Роланд уже верхом, его Матильда в нетерпении роет землю копытом. Мой Аполлон косится на меня коричневым глазом, ждёт, когда я взберусь в седло… Тьфу, седла-то и нет! В общем, ждёт хозяина.

А из замка уже вылетает с десяток стражников, и во главе, несмотря на хромоту, разъярённым берсерком мчится Баварец. Бросив ненужный меч, который без ножен уже только мешался, взлетаю на спину Аполлона, чуть по инерции не перевалившись на другую сторону, а рука по привычке пытается нащупать луку седла. Хватаясь пальцами одной руки за гриву, а второй держа уздечку, луплю каблуками в бока мерина.

Роланд первым вылетает за ворота, я следом, и в этот миг что-то бьёт меня в спину, вернее, в район левой лопатки, отчего я лечу вниз. От удара о землю из меня едва не вышибает дух. Я приподнимаю голову, гляжу на приближающихся воинов, а в проёме одного из окон вижу ухмыляющуюся физиономию Вагнера с опущенным арбалетом в руках.

Твою ж мать, Робин Гуд долбаный… Надо было тогда в лесу его догнать, хотя бы попытаться, да и прирезать на пару с дядюшкой.

— Симон, я тебе помогу!

С трудом поворачиваю голову в другую сторону. Там Роланд уже намеревается спрыгнуть на землю.

— Куда?! — ору ему я, и эти звуки больше похожи на хрип. — Удирай отсюда, дурак! Так хотя бы ты спасёшься.

— Но…

— Уезжай, Святым Януарием заклинаю, уезжай!

Может быть, упомянутое всуе имя святого, которого Роланд, я чувствовал, слегка побаивался, возымело своё действо, или он сам понял тщетность своей попытки меня спасти… В общем, Роланд пришпорил свою кобылу, спугнув невесть откуда взявшуюся стайку кур, и только когда он скрылся за углом дальнего дома, я облегчённо выдохнул. Надеюсь, хоть ему повезёт.

А что же я? Блин, как же болит, болт, похоже, вошёл куда-то в районе левой ключицы. А ведь этот Вагнер мог и лёгкое пробить, а то и сердце. Неужто пожалел меня ублюдок? Или просто так получилось?