Портрет планеты - Дюрренматт Фридрих - Страница 8
- Предыдущая
- 8/10
- Следующая
Выходит Енох в плаще, задумчиво смотрит на кубы, все еще стоящие справа.
Енох. Енох, ученый-атомщик и космолог, восемьдесят восемь лет. (Берет один из кубов и рассматривает его.) Я исследовал свойства солнца. (Ставит куб в центре сцены.) Изучал устройства атома (ставит второй куб рядом с первым) и пытался понять структуру Вселенной.
Ставит третий куб на два других куба. Адам поднимается и демонстративно переставляет шезлонг, садится спиной к Еноху. Енох присаживается на кубы.
Енох. Все свои знания я заложил в компьютер. Компьютер выдал формулу. Я продолжил свои исследования: обработал формулу и снова заложил ее в компьютер. Тот снова выдал формулу, я пытался понять ее и не мог. Потом я попал сюда. До сих пор я пытаюсь разобраться в этой таинственной формуле, которую мне выдал компьютер, формуле, которая означает последнюю тайну этого мира, может быть, бога; она имеет смысл, но я его не понимаю. Бессмысленная формула мира.
Выходит Авель с раскладным стулом, смотрит в зал, как будто рассматривает ландшафт, устанавливает стул на авансцене, садится.
Авель. Авель. Мне восемьдесят девять лет. Я художник. Вначале я рисовал людей. Рисовал богатых и бедных, почтенных буржуа и отпетых мошенников, поэтов, бродяг, композиторов и пьяниц. Потом – творения самих людей: эти ужасные здания и жуткие машины. Затем – природу, с людьми и без них. В конце концов мне надоела объемная живопись. Я отказался от перспективы и рисовал только цветовые композиции. Но и это меня разочаровало: в заключение я только вычерчивал круги, линии и треугольники, не закрашивая их. Я населял ими все полотно. Такой и должна быть, казалось мне, настоящая живопись. Потом я выставлял уже чистые холсты. Но скоро и холсты показались мне излишними. Я стал выставлять пустые рамки. Это была моя идея так изобразить Ничто. Я назначил им бешеные цены, и теперь мои рамы висят во всех музеях мира. Но вскоре их перестали покупать. И поэтому я нахожусь здесь. Каждый вечер я сажусь на берегу озера и рисую свою последнюю картину. Я вглядываюсь в озеро, и передо мною встает Ничто. Санитару нравится моя картина, врач уважительно похлопывает меня по плечу. Я доволен моей судьбой и горжусь своими успехами. Я сделал все, что мог. Я выполнил свою задачу.
По-военному маршируя, быстро выходит Каин, неся складное кресло. Оглядывается, раскладывает кресло рядом с красным телефоном. Стучит каблуком и чопорно кланяется. На Каине – офицерская форма и фуражка.
Каин. Каин. Девяносто лет. Это единственное, что я знаю о себе. Человек в белом кителе только что сообщил мне это. Я люблю сад, но не этот сад, а именно мой сад. Люблю цветы. (Каин поднимается и обходит вокруг кресла.) Тюльпаны, маки, шпорник, люпин, флоксы, незабудки, циннии, гладиолусы, мальву, подсолнухи. (Опускается в кресло.) Но больше всего – розы. (С большим трудом закидывает правую ногу на левую.) Я всегда любил цветы. Рядом с концлагерем был прекрасный цветник, за ним ухаживали арестанты, они пололи и подрезали цветы. К сожалению, арестанты часто менялись. Каждый день я стоял у газовой камеры и следил, как арестантов выстраивали в длинные шеренги. Голых мужчин, женщин, детей. Для них вырывали огромную братскую могилу, заполняли ее трупами, закапывали и выравнивали землю. Там я и разбивал свои цветники. С арестантами я обращался по-человечески. Мои цветники множились и славились по всей стране. Мои цветы имели огромный успех – они светились. (Снимает фуражку и вытирает пот носовым платком.) Никогда и нигде я не видел больше таких прекрасных тюльпанов, маков, шпорников, люпинов, флоксов, незабудок, цинний, гладиолусов, мальв, подсолнухов. И, конечно, роз (смотрит на Авеля). Впрочем, я выращивал и прекрасные астры. (Авель не реагирует, Каин снимает фуражку и кладет ее на пол.) Я люблю цветы, и потому, что я любил их всю свою жизнь, жизнь моя такая долгая. Я был хорошим человеком и поэтому еще долго проживу. Я люблю цветы, люблю цветы, цветы.
Адам, Авель и Енох уходят. Каин снимает китель, вешает его на спинку кресла, садится снова, достает затемненное стекло и смотрит через него на солнце. Появляется Ева, она в халате, темных очках с газетами в руках. Она садится на стул Адама, читает газету. В течение всей сцены слышны начальные такты Пятой симфонии, выстукиваемые на барабане.
Ева. Что ты делаешь?
Каин. Смотрю на солнце.
Ева. Зачем?
Каин. В газетах что-то писали о нем.
Ева. Да?
Глухие звуки барабана.
Каин. А ты чем занята?
Ева. Читаю газету.
Каин. Что там?
Ева. Биржа.
Каин. А.
Барабан.
Каин. Он опять завалил экзамен.
Ева. Не хватило двух баллов.
Каин. Уже третий раз.
Ева. У него запоздалое развитие.
Каин. Отстань от моего протеза.
Ева. А ты отстань от моего сына.
Барабан.
Каин. Он опять со своей вечной Пятой симфонией.
Ева. А ты со своей служанкой.
Каин. Оно все жарит.
Ева. Кто?
Каин. Солнце.
Ева. И что?
Каин. Сейчас конец ноября, а жара все не спадает.
Барабан.
Ева. Ты купил акции автомобильного концерна?
Барабан.
Каин. Если смотреть на солнце через темное стекло, то оно видно очень отчетливо.
Ева. Они падают каждый день.
Каин. Если яркость Урана увеличится, то свет Солнца станет ярче.
Ева. Ты меня слышишь?
Каин. Солнце – это желтый карлик.
Звуки барабана.
Ева. Ты не купил эти акции?
Каин. Что я должен был купить?
Ева. Акции.
Каин. Зачем?
Ева. Они падают.
Каин. Они снова поднимутся.
Ева. Концерн выдыхается.
Каин. Это невозможно – он выпускает оружие.
Ева (складывает газету.) Может, ты и прав.
Слышен барабан.
Каин. Печет ужасно.
Ева. Опять похитили Джумбо-Джет.
Каин. К счастью, астрономы уверяют, что солнце стабильно.
Ева. На борту было двести восемьдесят пассажиров.
Каин. Стабильный желтый карлик.
Ева. Они взорвали его в воздухе.
Каин. Стабильно, как акции автомобильного концерна. Их опасно покупать, когда они колеблются.
Два коротких барабанных удара.
Каин. Я не могу больше.
Ева. Зато военный марш пришелся бы тебе по душе.
Каин. Оставь в покое мой протез.
Ева. Оставь в покое моего сына.
Каин. Он когда-нибудь доведет меня.
Ева. Твоя служанка – меня тоже.
Удары барабана, напоминающие грозу. Каин поднимает руки.
Каин. Гроза собирается.
Ева. Наконец-то.
Каин. Будет дождь.
Ева. Слава богу.
Ева встает, относит стул, на котором сидела, к груде хлама. Каин надевает китель. Выходит Адам, передает Еве блокнот для стенограмм, Каину – генеральскую фуражку, уходит. Авель ведет Аду, на ней – нитка жемчуга. Во время всей сцены Авель говорит с жутким спокойствием. Каин отдает честь при каждом ответе.
Авель. Этот смерч просто скандал.
Ада. Успокойся, милый.
Авель (садясь на стул Каина). Четыре недели он свирепствовал на восточном побережье, пять – на Тихом океане.
Ада. Успокойся, милый.
Авель. Две недели мы не выходим из бункера.
Ада. Успокойся, милый.
Авель. Треть населения погибла.
Ада. При таком демографическом взрыве это незначительно.
Авель. Погибли шесть авианосцев.
Каин (отдает честь). Устаревшие типы.
Авель. Закройте рот, генерал.
Каин (отдает честь). Слушаюсь, господин президент.
Ада. Не волнуйся, дорогой.
Авель. В джунглях утонули мои отряды.
Каин. Отряды врага тоже.
Авель. Закройте рот, генерал.
Каин. Так точно, господин президент.
Ада. Не волнуйся так, дорогой. Я не хочу, чтобы ты опять довел себя до инфаркта.
Авель. Мне нет дела до моего инфаркта, я забочусь о моей стране. Я – президент.
Каин. Так точно, господин президент.
Авель. Генерал, я приказываю вам – думайте, советуйте, а не талдычьте «так точно» и «слушаюсь».
- Предыдущая
- 8/10
- Следующая