Боярин. Князь Рязанский. Книга 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 1

— Скоро уже? — Спросил Хадис.

— Скоро, — ответил я, посмотрев на навигатор. — К речке подъедем, не переезжай. Он в кустах на той стороне. Остановишься на этом берегу. Пройдем пёхом вверх, чтобы не вспугнуть. Там у него схрон. Землянка.

— Спецназовец херов, — сказал Ахмед. — Он не выходит, ты говоришь?

— Лежит… Тяжёлый… Как бы коньки не двинул.

— Щас двинет… — Ахмед ухмыльнулся мне в зеркало.

Я сидел на заднем сиденье «крузёра», посередине, держась руками за спинки передних кресел. Мотало сильно. Машина, хоть и двигалась медленно, но её кидало так, что моя голова, порой, доставала стёкла дверей.

— Скорее бы уже… А то… Как бы самим не сдохнуть, от такой езды, — простонал Ахмед.

— Точно. Вон ручей… У воды тормози. И двигун глуши.

Мы скатились по пологому бережку. «Крузак» встал и замолчал. По инерции продолжив движение телом сначала вперёд, а потом назад, я достал из плечевых сумок два «ствола» и, скрестив руки, выстрелил сразу в обоих, снизу-вверх, прострелив одному печень и сердце, другому селезёнку и лёгкое.

«Пэ Эм» машинка не очень серьёзная, да и патроны были слабые, поэтому надо было добавить. Хадис уже успел открыть дверь, и его тело вывалилось головой вниз из кабины. Вторая и следующие пули скользнули вдоль его тела, и одна вышла через голову, выбросив из неё что-то жидкое. Он был мёртв.

Ахмед же сидел, уткнувшись головой в руль, и правой рукой искал под левым плечом кобуру скрытого ношения.

Я вывалился через свою правую дверь, открыл правую переднюю, перехватил Ахмеда за кисти рук, и выдернул из машины. Его громадное тело удивительно легко из неё выскочило.

Получив три пули в легкие, Ахмед лежал с открытыми глазами, и булькал красной пеной.

— Сука, ментовская. Говорил я Птахе, что…

Я выстрелил ему в голову, и он затих.

Сейчас надо было поискать в джипе антиугонный «жучок». Но, что-то мне подсказывало, что таких изысков в машине «вора в законе» быть не должно. Западло это. Так и оказалось. Обыскав тела и машину, нашёл три телефона: два смарта и один спутниковый. Спутниковый был отключён — берегли батарею. А смартфоны были мной заблокированы «глушилкой» еще при въезде в лес. Сейчас я достал из них «симки», и размолол телефоны на речном камне.

Оружие, перстни и цепи драгоценности я с них снял, перетащил тела в заготовленную заранее глубокую яму, прикопал, укрыл свежую землю снятыми дерном и кустом. Перекрестился. Достал флягу с водкой, и отпив из неё, тихо сказал:

— Кровь за кровь. Горите в аду, бесы.

Крови в машине не было. Даже выплеснувшаяся из головы Хадиса жижа не попала на дверь, а удобрила лесной чернозём.

Я поехал по руслу реки вверх по течению, потом свернул от русла налево, и ехал по «точкам», заранее вбитым в навигатор, ещё долго по лесным дорогам и бездорожью. Только глубоко под вечер джип выехал в нужный мне распадок.

Земля стала мягкой, влажной. Хорошо, что колёса были с твердым «грязевым» протектором, и их громадные зацепы уверенно несли джип, выгребая из грязи. Увидев знакомые ориентиры, с облегчением вздохнул и перекрестился. Почти стемнело.

Остановив машину, я вылез, и взяв свою сумку, пошёл к избушке. Въезжать на территорию хозяйства Отца Михаила на мирском, «бесовском», как он говорил, транспорте, не стал, хотя машину мою он терпел. По его понятием это была почти телега, а вот вертолёты он не переносил физически.

Мы познакомились с ним в 1997 году, когда наша оперативно-следственная группа, расследовала гибель в авиакатастрофе двенадцати человек — комиссии по учёту лесного хозяйства, и, в том числе, одного большого краевого начальника. Ан-2, с представителями лесхоза и администрации края, упал недалеко от избушки Михаила, зацепившись в тумане за верхушки сосен.

Вертолёт с нашей группой приземлился на единственную в этом месте поляну, которая оказалась огородом Михаила. Велико же было наше удивление, когда из тайги выбежал косматый дед с деревянными вилами и загнал нас обратно в вертолёт. Только несколько выстрелов в воздух из дробовика вертолётчиков отпугнули его и позволили нам выйти.

Мы сначала приняли его за прятавшегося в тайге бандита, потом поняли, что он, скорее всего, старовер. Документов у него не было. И что это такое, по его словам, он не знал. Мы его потом попытались вывезти на «большую землю» для опознания, но вертолётчики категорически отказались его брать на борт, так, как вертолёт был и так сильно перегружен вещдоками и телами погибших. А лететь вторично за каким-то бомжом, никто не хотел. Мы его отфотографировали, взяли «пальчики» и оставили в покое.

Работал с ним я, так как был в группе единственным опером. «Покачав» его, я засомневался в его вменяемости. Говорил он на каком-то мало понятном мне русском языке. Его речь перемежалась ненужными, по-моему, междометиями и обращениями не только к Христу, но и к не известным мне духам, и древним славянским богам: Сварогу, Макоши.

После того, как мы вернулись по местам службы, я проверил его пальцы по учетам, нигде их не обнаружил, ни у нас, ни в центральном «Папилоне», и забыл про него на десять лет.

В 2007 году мы летели над этим районом тайги и я, вдруг увидев знакомую поляну, и всё вспомнив, попросил друзей опуститься на неё, объяснив, что там живёт старовер, и мне хочется его проведать. Вертолёт опустился, я нерешительно вышел из него, и никого не встретив, пошёл в избушку к Михаилу. Мужики шли следом.

Хозяйство Михаила было запущено, а сам дед лежал в доме, под медвежьей шкурой и тяжело дышал.

— Ты что, дед, заболел? — Спросил я.

— Отхожу, — сказал он и закашлялся. Из груди его вырывались хрипы.

— Чего вдруг?

— Огневица в груди. Нет у меня трав от неё.

Я оглянулся на друзей. Мы все были уставшие, набродились по тайге с утра, и в глазах каждого я увидел мечту о теплом сухом жилище на нашей базе на Улунге.

— Мужики, я останусь тут. Подлечу, бедолагу. А вы заберёте меня через неделю.

— Да ты что, Мишаня? Давай лучше его с собой заберём, на базу?

— А там что? Врач, что ли есть? Мы улетим и кому он там нужен? Аптечка у меня с собой. Там всё есть. Через неделю, если ему лучше не станет, заберём с собой на Большую Землю. Честно говоря, я хотел остаться здесь, и пообщаться с дедом наедине. Охота и рыбалка меня уже утомили, как и обильные алкогольные застолья. Я забрал из вертолёта свои вещи с аптечкой, а мужики улетели.

Через неделю Михаил уже ходил, и кашель его был не таким страшным. Он смирился с тем, что ему приходится принимать «бесовские» порошки. Сумамед подействовал. На вторые сутки, когда у деда появилась мокрота с прожилками крови, я стал ему давать отхаркивающие травяные настои, коих у деда было в избытке. А когда пришла пора улетать, оставил ему противовирусные и антигистаминные средства, разложив их по дням приёма в сложенные самолично маленькие коробочки из бересты.

За эту неделю я узнал про деда жутко интересные вещи, которые поначалу долго не укладывались у меня в голове. Как я понял из его рассказа, Михаил был пришельцем из пятнадцатого столетия. Из времени князей Василия Васильевича, и его сына Ивана Васильевича Третьего.

Пятнадцатилетний тогда «дед» Михаил Телятевский, был приставлен к двенадцатилетнему Ивану Васильевичу в качестве соратника в битвах с князем Шемякой. А перед венчанием Ивана на дочери князя Бориса Тверского Марии, Михаил ушёл из того мира в этот.

Ушел он довольно необычным способом. Нашёл ведуна, объяснил ему, что хочет уйти из этой жизни по причине неудачной любви, и попросил у него отравное зелье. Ведун зелье и написанную на бересте «молитву для самоубивцев» дал, но предупредил, что оно действует два раза. Используя его вторично, можно вернуться обратно.