Однажды в Лопушках (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 4

Это баловство, конечно, только обыкновенное, ребячье…

Тимоха же…

…подбил мелкую Ивановскую в магазине на спор батончик шоколадный стащить. А Светке Ильиной в рюкзак открытый клей подбросил. Накормил собаку Святковских стеклом, с чего… в общем, поганый мальчонка.

Злой.

А отец его в том беды не видит. Во всяком случае, сколько наши ни пытались говорить, он лишь отмахивался. И вот что мне делать?

Оставить как есть?

Мало ли, какая придурь этому Тимохе опять в голову придет? Лопушки ведь… не просто так. Тут в окрестностях помимо бочага много чего имеется, куда детям лезть не след. А чуется, полезут.

Если не остановить. И я решительно постучала кулаком в железную калитку.

Федор Евдокимович, Тимохин папаня, был человеком рослым, вида мрачного, нелюдимого. Он глядел на меня сверху вниз и в прозрачных пустых глазах его мне чудилась насмешка.

— Ну, — сказал он, когда я закончила. — И чего?

— Чего? — переспросила я.

Во рту пересохло, а в коленях появилась распрекрасно знакомая слабость. И руки вспотели. Я вытерла ладони о джинсы, но легче не стало.

Я не боюсь.

Не его.

Не дома. Не…

— Чего от меня хочешь? — спросил он и сплюнул, хорошо хоть не на макушку.

— Чтобы вы поговорили с сыном. Объяснили… — я замялась, вот как объяснить этому человеку, что есть места, куда не след соваться, что наши с малых лет знают, и про Беськин лес, и про бочаг, и про старое кладбище, где, в общем-то, тихо и мирно, но только не на красную луну. — Может произойти несчастье. Кто-то пострадает…

Я вздохнула, вдруг поняв, что плевать вот ему на мои объяснения.

И на Васятку, который спрятался за спину.

И вообще на всех нас. Да и на собственного сына тоже плевать. Говорить он точно не станет, выдерет, может, да и то больше для порядка, ибо порядок в доме быть должен.

— Вы ведь хотите остаться здесь? — тихо спросила я и заглянула в снулые пустые глаза. — Вас терпят. Пока терпят…

— Угрожаешь? — вот теперь издевка сменилась плохо сдерживаемой яростью.

— Предупреждаю.

Я вскинула голову, пусть больше всего на свете хотелось втянуть её в плечи и сделать вид, что меня здесь вовсе нет. Нет уж…

— А теперь ты послушай, — в мою грудь ткнулся палец. Кривоватый. Твердый. С синюшным ногтем. — Вы тут привыкли… жить… а есть закон! И порядок! И вздумаете шалить, я на вас скоренько управу найду!

Да уж, разговора не получилось.

Калитка захлопнулась, отрезая подворье от прочей деревни. И Васятка вздохнул. Я же повернулась к братцу и, ухватив за оттопыренное ухо, сказала:

— Вздумаешь с Тимохой водиться, совсем откручу. Ясно?

— Ясно, — буркнул Васятка.

— Я серьезно. Он… ничего хорошего от него не будет. Может, потом образумится, а нет… надо дядьке Святу рассказать.

Васятка вздохнул и робко заметил:

— Может, не надо… ничего же ж не было.

— Пока не было. С тобой. А ну как завтра он кого другого подобьет?

— Не подобьет, — Васятка ухо свое из моих пальцев аккуратно высвободил. — Там тепериче некромант обжился. Всамделишний.

И заглянув преданнейше — вот всегда он так смотрит после очередной пакости — предложил:

— Пойдем, поглядим?

— Еще не нагляделся? — злости не было, разве что на себя, за свою-то беспомощность, которая вновь проявилась, хотя я клялась, что больше никогда в жизни.

— Ну… там еще темно было. А тут вот, по светлу… может, познакомимся?

— А тебе охота?

— Так… некромант же ж! Всамделишний…

Вот только всамделишнего некроманта нам тут для полного счастья не хватало. Нет, некромантов я не боялась, встречала их в университете. Обычные ребята, во всяком случае те, которые на первых курсах. Потом-то, конечно, менялись.

Все менялись.

И я вот изменилась.

— Ксюху кликнем, — Васятка пританцовывал. — И Линку… если захочет.

Линка захотела.

Я думаю, что смотреть на некроманта, может, и не особо интересно, но всяко лучше, чем сено кидать. Хотя с вилами она обращалась по-прежнему ловко.

— Идем, — Линка воткнула вилы в стожок и отряхнулась. Вот как у неё получается? В старом спортивном костюме с вытянутыми коленями, растрепанная, с травинками, что в волосах запутались, а все одно прекрасная до того, что глаз отвести невозможно.

И это я же ж нормальной ориентации.

Ксюху тоже не пришлось уговаривать. Она скоро выбралась через окно, притворив его снаружи.

— Папка какой-то встревоженный, — сказала доверительно. — Всю ночь кругами бегал, а теперь вот притомился, да только нервный… спит и ухом дергает. Прислушивается.

— Ксюха! — донеслось из дому.

И дядька Берендей высунул в окно тяжелую голову.

— Ты куда?

— В лес, — бодро почти не соврала Линка. — Земляники глянем. Ягодок там…

Дядька Берендей покачал головою и точно ухом дернул. А еще я заприметила, что ухи у него были не совсем, чтобы обычное формы. И голова такая… ну, недообращенная. Вправду нервничает.

И с чего бы?

— Аккуратнее будь, — прогудел он. Голос у Ксюхиного папки был низким, рычащим, но оно чего еще от медведя ждать-то?

— Буду, — сказала Ксюха. — А ты спать ложись.

— Да… — он поскреб огромной косматой лапищей за ухом. — Что-то… неспокойно мне. Еще студенты эти…

— Студенты? — спросили мы хором, а Васятка подпрыгнул от восторга. — Какие?

— Да… велено принять… научную экспедицию… будто не хватает тут, — Ксюхин папка окончательно успокоился, и черты лица его поплыли, меняясь на глазах. — Лес волнуется, а они шлют кого ни попадя…

— Кого… ну па-а-ап! — заныла Ксюха и ресницами захлопала. Дядька Берендей только вздохнул.

Хороший он.

И одно время мы с Ксюхою всерьез думали, как бы свести его с теткою. А что, стали б сестрами не названными, а всамделишними. Да только потом Ксюха сказала, что ничего-то не выйдет, что берендеи однолюбы, и мамку Ксюхину он пусть и говорить о ней не желает, а не забудет.

Так-то.

— Говорю ж… экспедиция. Собираются изучать аномальные зоны.

— Откуда?

— Из Московского университета, ведьмаки, ведьмы… некромант за старшего.

— Всамделишний? — не утерпел Васятка.

Дядька Берендей кивнул и добавил.

— Целый кандидат наук. Для докторской материалы собирает. А с ним три аспиранта.

У меня зачесался нос, что было верным предвестником грядущих неприятностей. Нет, в Москве университетов полно, и вовсе не след ждать, что нынешняя экспедиция… и некромантов тоже много где учат, и, даже если из моего, это же не значит… ничего не значит.

— И где они жить станут?

— На усадьбе и станут, — пожал плечами дядька Берендей, которого подобные вопросы волновали мало. — Палатки поставят… велено кого нанять в помощь, чтоб там кухарить. Не хотите, девчата?

Мы переглянулись и покачали головами.

Нет, работы-то ни у кого не было, но… но вот что-то подсказывало, не след нам соваться.

— И правильно, — дядька Берендей широко зевнул. — Передайте этому… некроманту, что я к вечеру наведаюсь.

Мы кивнули.

Врать? А смысл…

Старая усадьба располагалась на пригорочке, и остатки белесого некогда нарядного каменного строения виднелись издали.

— Клад они искать приехали, — Васятка шел, то и дело подпрыгивая. — А вся эта экспедиция, она чтоб другие не лезли!

— Какой клад? — Ксюха ступала неспешно, срывая по дороге цветы, из которых плела венок. И вроде бы как случайно срывала, да только ложились узором травяным полынь да бессмертник, которые от дурного глаза защитят. Вплетались незабудки синими стежками, а следом и длинные кисти донника торчали. Он гнулся туго, зато скреплял силу прочих трав щитом незримым.