Первый квест (СИ) - Сухов Лео - Страница 15

— Нельзя приказывать семье личности! — сказал тот седой, кого назвали Ванычем. — Он личность. Они не статисты, а его семья. Пёс тоже личность и питомец! Вы куда и чем смотрите-то, придурки? Решили против Упорядоченного попереть?!

— Так это… Всего четыре процента! — возмутился один из охранников.

— Конечно, у тебя-то их целых шесть! — посмотрел на него седой, и в его взгляде читалось столько презрения, что охранник вспыхнул румянцем. И как бы случайно отвернулся.

А в следующий момент Ваныч уже смотрел на Игоря:

— Пойдём со мной, личность недоделанная! Пока поселю вас у себя!

— Я не понял, Ваныч… Он что, просто зайдёт? — растерянно спросил охранник, претендовавший на жену Игоря. — Какой-то лошара с лопатой и чемоданом на спине?

— А что, у нас есть запрет на посещение? — удивился седой. — Этой лопатой он ради семьи готов был зарубить проявившееся порождение. А ты зассал даже с нами в группе идти!

— Да не зассал я!.. — обиженно взревел охранник. — У меня нога!

— У Алексея, вон, тоже рана, а он пошёл! — отрезал седой.

Его взгляд скрестился со злобными глазами охранника. Несколько секунд они играли в гляделки, а потом «зассанец», как мысленно называл его Игорь, всё-таки отвёл взгляд.

Седой удовлетворённо кивнул. Хотя Игорь видел, что охранник просто не стал продолжать спор. Ни согласия с собеседником, ни уважения — одна только ненависть во взгляде. Этого ли добивался тот, кого называли Ванычем, или нет… Как бы то ни было, охранник явно ненавидел седого. И почти не скрывал этого.

А когда охранник мазнул взглядом по Игорю, стало понятно: эта безграничная ненависть теперь распространяется и на него. А ещё на его жену, на детей — и даже на пса. Как на свидетелей и причину его общественного позора…

— Пошли! — снова повторил седой и, не оглядываясь, двинулся в ворота.

А Игорь переглянулся с Алисой и взял за руку Веру. Жена крепко сжала ладошки Вани и Лизы, и вслед за седым они все вместе вошли в город. Впереди бежал пёс, довольно помахивая хвостом.

Город как будто перенесли сюда из начала двадцатого века. Кирпичные дома с высокими узкими окнами, разбитыми на сектора деревянной рамой, смотрели на заваленную снегом улицу. Видно было, что некоторые фасады пытались штукатурить, но краска уже начинала осыпаться, обнажая всё тот же красный кирпич. На проезжей части виднелись следы колёс без протектора. Люди шли по тротуарам, местами замощённым камнем, а местами — покрытым досками.

Из одежды преобладали куртки наподобие ватников, а ещё тулупы с меховым подбоем и шапки-ушанки. Перчатки были у редких прохожих, остальные довольствовались толстыми варежками. Не было только типичных для такого пейзажа тощих дворовых собак и жмущихся к помойкам облезлых котов. Единственный попавшийся по пути пёс выглядел более ухоженным, чем люди.

Столбики фонарей сиротливо отмечали каждые двадцать метров дороги. И, судя по виду и дверцам на плафонах, были они совсем не электрические. Хотя один раз попалась им по пути и вполне современная вывеска. И, если верить подведённой проводке, работающая — иначе зачем тянуть к ней провода?

Правда, первый же встреченный транспорт оказался повозкой на животной тяге. Её тащило большое и косматое животное, похожее на зубра или обросшую антилопу гну. У детей оно вызвало истинный восторг, а Игорь с Алисой проводили его усталыми взглядами. Ни удивляться, ни радоваться сил у них не осталось.

Казалось бы, всего сутки прошли с момента перехода, но эти двое чувствовали себя настолько вымотанными, будто провели в пути больше месяца. Седой молча шагал впереди. Он ни разу не оглянулся, но при этом как-то умудрился выбрать тот темп, за которым могли угнаться и взрослые, и дети. Люди расступались перед ним, а некоторые даже вежливо кивали, и седой тоже отвечал им кивком.

На Игоря, Алису и детей здесь смотрели без интереса. Разве что их странные наряды ещё как-то цепляли взгляд. Видимо, в городе принято было ходить в чём-то, более пригодном для морозов.

— Папа! А почему дедушка молчит? — тихо спросила Лиза у Игоря.

— Просто не хочет говорить, — устало ответил тот.

Эх, если бы ребёнок мог смириться с таким положением вещей!.. Воспользовавшись моментом, Лиза вскоре выскользнула из-под надзора взрослых. Вот она идёт за ручку с мамой, а вот — уже поравнялась с седым и открывает рот.

— Лиза!.. — сдавленно простонала Алиса.

— Дедушка, а это ведь ты моему папе помог?

— Помог? — седой глянул на ребёнка и серьёзно обдумал вопрос. — Может, даже и помешал… Но нашёл его я. Как тебе и обещал.

— Спасибо!.. А почему ты молчишь? — ребёнок не собирался останавливаться на достигнутом.

Вообще у Лизы было такое свойство: она всегда шла до конца, досконально выясняя, где заканчиваются границы дозволенного.

— Я просто не люблю говорить! — улыбнулся седой. — Я говорю по делу… Позволь вопрос, малышка? А как это ты так много говоришь в столь юном возрасте?

Лиза посмотрела на седого, как на идиота. Половину слов она, похоже, вообще не поняла. И искренне посчитала, что дедушка мог бы и яснее выражаться.

Однако общий смысл уловила и всё-таки ответила:

— А я хорошо говорю. Я с братом говорю. С мамой говорю. С Верой говорю. С папой говорю. А брат… Брат молчит больше. Когда со мной не спорит.

— Гав! — подал голос пёс.

— И с собачкой говорю! — гордо добавила Лиза.

— А я вот как твой брат… — признался седой. — Больше молчу. Но ты не волнуйся! Мужчины часто так себя ведут. Мало говорят. И много делают.

— Как папа? — радостно уточнила Лиза.

— Я надеюсь… — ответил седой и покосился на Игоря, который не знал, куда ему деться от такой «похвалы». — Иди к своим. Будет ещё время наговориться…

Удивительно, но Лиза всё-таки послушалась. То ли обещание «ещё наговориться» возымело эффект, то ли она немного стеснялась — хоть это ей обычно и несвойственно. Так или иначе, уже через пару секунд Лиза с довольным лицом снова сжимала ладонь мамы. А Алиса промолчала и не стала ей ничего высказывать.

Вскоре седой свернул с широкой улицы, которая вела их от ворот, и углубился в переплетение узких и извилистых переулков. Чем дальше, тем меньше были дома. Сначала снизились до двух этажей, а затем даже их фасады становились всё более и более узкими. Пока не пошёл чуть ли не частный сектор… И дворики у домов здесь были либо совсем маленькие, либо отсутствовали вовсе.

У одного такого дома седой и остановился. Дворик там был крошечный — всего два на два метра. На нём умещался большой мусорный бак и коновязь с корытом для воды. Правда, коновязь и корыто были пусты. Видно, седой «Ваныч» транспортным животным не озаботился. Держал больше для гостей.

Фасад у дома был совсем узким — метров пять. Впрочем, шире здесь почти и не встречалось. Оглянувшись, Игорь подумал, что улица напоминает скандинавские города, где тоже любят лепить узкие здания с неширокими фасадами. Зато в доме было два этажа, подвал — и даже чердак.

Если седой не обманул, то для семьи Игоря найдётся место, чтобы переночевать и отдохнуть. А дальше он собирался искать работу и вставать на ноги. Правда, совершенно не представлял, кем ему здесь работать, но очень надеялся что-нибудь найти.

Седой взошёл по каменным ступенькам крыльца. А затем достал ключи и погромыхал в двери, раскрывая её перед гостями:

— Заходите!

Игоря с семьёй хозяин дома пропустил вперёд. За дверью находилась просторная прихожая. На противоположной стороне от входа виднелась печь. За ней — стена. Слева от неё — проход, который заканчивался тупиком. На стене «тупика» были видны дверцы, как для доставки еды в номер. Судя по наклонным деревянным перилам, ещё там была лестница в подвал.

Справа проход вёл в следующую комнату. А рядом виднелись перила и край ступенек, которые, похоже, вели на второй этаж.

Дом оказался сильно вытянутым. Простые деревянные полы местами были укрыты шкурами. Рядом с камином в прихожей лежала стопка дров. Седой покопался в сумке на поясе, достал оттуда какой-то металлический жетон и швырнул его в центр комнаты. Вращаясь вокруг своей оси, тот почти достиг пола, но звука удара почему-то не последовало…