Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3 - Дюма Александр - Страница 17

• Предыдущая
• 17/162
• Следующая

– Посмейте! У меня хватит мужества, если его мало у вас! – в отчаянии воскликнул Рауль.

– Вот до чего вы несправедливы и вот до чего забывчивы! Вы забыли, что имеете дело с обессилевшим раненым… Ну, успокойтесь же! Я вам сказал: «Приезжайте!» Вы приехали. Не требуйте же ничего сверх этого у бедняги де Гиша.

– Вы мне посоветовали приехать, надеясь, что я сам увижу и разберусь, не так ли?

– Но…

– Без колебаний! Я видел.

– Ах!

– Или по крайней мере мне показалось…

– Вот видите, вы сомневаетесь. Но если вы сомневаетесь, бедный мой друг, что же остается на мою долю?

– Я видел смущенную Лавальер… испуганную Монтале… короля.

– Короля?

– Да… Вы отворачиваетесь… здесь-то и таится опасность… Зло именно здесь, не так ли? Это король?..

– Я молчу.

– Своим молчанием вы говорите в тысячу и еще тысячу раз больше, чем могли бы сказать словами. Фактов – прошу, умоляю вас – фактов! Мой друг, мой единственный друг, говорите! У меня изранено и кровоточит сердце, я умру от отчаяния!

– Если так, Рауль, вы облегчаете мое положение, и я позволю себе говорить, уверенный, что сообщу только то, что гораздо утешительнее по сравнению с тем отчаянием, в котором я вижу вас.

– Я слушаю, слушаю…

– Ну, – сказал граф де Гиш, – я могу сообщить вам лишь о том, что вы могли бы узнать от первого встречного.

– От первого встречного! Значит, об этом уже болтают! – воскликнул Рауль.

– Прежде чем говорить «об этом болтают», узнайте, о чем, собственно, могут болтать, дорогой мой. Клянусь вам, речь идет о вещах, по существу совершенно невинных, – может быть, о прогулке…

– А! О прогулке с королем?

– Ну да, с королем; мне кажется, что король достаточно часто совершает прогулки с дамами для того, чтобы…

– Повторяю, вы не написали бы мне, если б эта прогулка была заурядна.

– Я знаю, что во время грозы королю было бы, конечно, удобнее укрыться в каком-нибудь доме, чем стоять с непокрытой головою перед Лавальер. Но…

– Но?..

– Но король отличается отменною вежливостью.

– О, де Гиш, де Гиш, вы меня убиваете!

– В таком случае я замолчу.

– Нет, продолжайте. За этой прогулкой последовали другие?

– Нет… то есть да; было еще приключение у дуба. Впрочем, я ровно ничего не знаю о нем.

Рауль встал. Де Гиш, несмотря на свою слабость, тоже постарался подняться на ноги.

– Послушайте меня, – заговорил он, – я не добавлю больше ни слова; я сказал слишком много или, может быть, слишком мало. Другие осведомят вас, если захотят или смогут. Я должен был предупредить вас о том, что вам необходимо вернуться; я это сделал. Теперь уж сами заботьтесь о ваших делах.

– Что же мне делать? Расспрашивать? Увы, вы мне больше не друг, раз вы подобным образом разговариваете со мной, – произнес сокрушенно юноша. – Первый, кого я примусь расспрашивать, окажется или клеветником, или глупцом – клеветник солжет, чтобы помучить меня, глупец натворит что-нибудь еще худшее. Ах, де Гиш, де Гиш, и двух часов не пройдет, как я обзову десятерых придворных лжецами и затею десять дуэлей! Спасите меня! Разве не самое лучшее – знать свой недуг?

– Но я ничего не знаю, поверьте. Я был ранен, болел, лежал без памяти, у меня обо всем лишь туманное представление. Но, черт возьми! Мы ищем не там, где нужно, когда подходящий человек рядом с нами. Друг ли вам шевалье д’Артаньян?

– О да! Конечно!

– Пойдите к нему. Он вам откроет истинное положение дел и не станет умышленно терзать ваше сердце.

В это время вошел лакей.

– В чем дело? – спросил де Гиш.

– Господина графа ожидают в фарфоровом кабинете.

– Хорошо. Вы позволите, милый Рауль? С тех пор как я начал ходить, я преисполнен гордости.

– Я предложил бы вам опереться на мою руку, если б не думал, что тут замешана женщина.

– Кажется, да, – сказал, улыбаясь, де Гиш и оставил Рауля.

Рауль застыл в неподвижности, оцепеневший, раздавленный, как рудокоп, на которого обрушился свод галереи: он ранен, он истекает кровью, мысли его спутаны, но он силится прийти в себя и спасти свою жизнь с помощью разума. Нескольких минут было Раулю достаточно, чтобы справиться с потрясением, вызванным этими двумя сообщениями де Гиша. Он успел уже связать нить своих мыслей, как вдруг за дверью в фарфоровом кабинете он услышал голос, который показался ему голосом Монтале.

«Она! – воскликнул он про себя. – Ее голос, конечно. Вот женщина, которая могла бы открыть мне правду; но стоит ли расспрашивать ее здесь? Она таится от всех, даже от меня; она, наверное, пришла от принцессы… Я повидаюсь с ней в ее комнате. Она объяснит свой испуг, и свое бегство, и неловкость, с которой избавилась от меня; она расскажет мне обо всем… после того как господин д’Артаньян, который все знает, укрепит мое сердце. Принцесса… кокетка… Ну да, кокетка, но иногда и она способна любить; кокетка, у которой, как у жизни или у смерти, есть свои прихоти и причуды, но она дала де Гишу почувствовать себя счастливейшим из людей. Он-то по крайней мере на ложе из роз. Вперед!»

Он покинул графа и, упрекая себя всю дорогу за то, что говорил с де Гишем лишь о себе, пришел к д’Артаньяну.

Капитан находился при исполнении служебных обязанностей: он дежурил. Сидя в глубоком кожаном кресле, воткнув шпоры в паркет, со шпагою между ног, он читал, покручивая усы, письма, лежавшие перед ним целою грудой.

Заметив сына своего старинного друга, д’Артаньян пробурчал что-то радостное.

– Рауль, милый мой, по какому случаю король вызвал тебя?

Эти слова неприятно поразили слух юноши, и он ответил, усаживаясь на стул:

– Право, ничего об этом не знаю. Знаю лишь то, что я возвратился.

– Гм! – пробормотал д’Артаньян, складывая письма и окидывая пронизывающим взглядом своего собеседника. – Что ты там толкуешь, мой милый? Что король тебя вовсе не вызывал, а ты все же вернулся? Я тут чего-то не понимаю.

Рауль был бледен и со стесненным видом вертел в руках шляпу.

– Какого черта ты строишь такую кислую физиономию и что за могильный тон? – сказал капитан. – Это что же, в Англии приобретают такие повадки? Черт подери! И я побывал в Англии, но возвратился оттуда веселый, как зяблик. Будешь ли ты говорить?

– Мне надо сказать слишком много.

– Ах вот как! Как поживает отец?

– Дорогой друг, извините меня. Я только что хотел спросить вас о том же.

Взгляд д’Артаньяна, проникавший в любые тайны, стал еще более острым. Он спросил:

– У тебя неприятности?

– Полагаю, что вы об этом отлично осведомлены, господин д’Артаньян.

– Я?

– Несомненно. Не притворяйтесь же, что вы удивлены этим.

– Я нисколько не притворяюсь, друг мой.

– Дорогой капитан, я очень хорошо знаю, что ни в уловках, ни в силе я не могу состязаться с вами, и вы меня с легкостью одолеете. Видите ли, сейчас я непроходимо глуп, я жалкая, ничтожная тварь. Я лишился ума, и руки мои висят, как плети. Так не презирайте же меня и окажите мне помощь! Я несчастнейший среди смертных.

– Это еще почему? – спросил д’Артаньян, расстегивая пояс и смягчая выражение лица.

– Потому, что мадемуазель де Лавальер обманывает меня. Лицо д’Артаньяна не изменилось.

– Обманывает! Обманывает! И слова-то какие важные! Кто тебе про это сказал?

– Все.

– А-а, если все говорят тебе про это, значит, тут есть доля истины. Что до меня, то я верю, что где-то есть пламя, раз я увидел дым. Это смешно, но тем не менее это так.

– Значит, вы верите! – вскричал Бражелон.

– Если ты со мной делишься…

– Разумеется.

– Я не вмешиваюсь в дела подобного рода, и ты это хорошо знаешь.

– Как! Даже для друга? Для сына?

– Вот именно. Если б ты был чужим, посторонним, я сказал бы тебе… я бы ничего тебе не сказал… Не знаешь ли, как поживает Портос?

– Сударь! – воскликнул Рауль, сжимая руку д’Артаньяну. – Во имя дружбы, которую вы обещали моему отцу!

• Предыдущая
• 17/162
• Следующая