Забери меня (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 20

— Успокоилась? — оборачиваюсь к ней.

Она расстроенно кивает и ведет пальцем по стеклу, повторяя причудливый след, оставшийся после дождя.

— Расскажешь, что это было?

Лера тяжело вздыхает:

— Я не знаю.

— Это не ответ.

Еще более тяжелый вздох:

— С девочками общалась. Они все с парнями…

— И что?

— А я нет.

Мне не понять логики этих девочек.

— Что мешает? Ты красивая. Сама знаешь это. Внимание она тебя всегда обращают.

Лера недовольно морщится и мотает головой, так что рыжие кудри прыгают по плечам.

— Не нравится мне никто. Я не хочу с кем-то, лишь бы было. Это все не то.

— И поэтому написала мне?

Она замирает. Смотрит, изумленно хлопая глазами, понимая, что сама себя загнала в ловушку.

— Я… — тянет, пытаясь подобрать слова.

Кручу ладонью, подталкивая к продолжению. Спустя еще минуту мучений Вознесенская устало отмахивается:

— Не могу ответить на твой вопрос.

— Стыдно?

— Подбросишь? Или мне прямо здесь выходить?

Подброшу. Куда я денусь.

Досадливо крякнув, выхожу из машины, и перебираюсь вперед. Меня все еще штормит. В брюках тесно, в голове хер пойми что. После такой встряски в пору коньяк из горла хлестать.

— Ты забыл, — в просвет между сиденьями просовывает так и не раскрытую пачку презервативов. Член с штанах негодующе дергается, протестуя против такого расклада.

Все, воспитательный процесс закончился. Успокаиваемся.

— Себе оставь. Пригодится.

— Обойдусь, — перекидывает ее ко мне.

— Куда тебя везти?

— К остановке. Хочу просто покататься… на трамвае. Подумать.

Невольно оглядываюсь, ожидая очередного подвоха, но натыкаюсь на совершенно серьезный взгляд.

— Как знаешь. Трамвай, значит трамвай.

Ближе к вечеру, когда из офиса все расходятся, я сижу у окна и смотрю на вечерний город. На снующие по проспекту машины, на темное небо в багряных разводах, на пешеходов, спешащих по своим делам.

Мне тоже надо идти. Домой. Там новый диван, шторы. Эля.

Надо, но мне не хочется. Ни того, ни другого, ни третьего. Поэтому собираюсь и еду в городскую квартиру.

Там тихо, пусто, хорошо. Наливаю себе стакан виски, кидаю туда пару кубиков льда и иду к телевизору. Перещелкиваю каналы, пытаясь найти что-то интересное, но внимание растекается, и мысли снова возвращаются к рыжей.

Она у меня на подкорке. Влезла, как носорог наследила, натоптала, нагадила, а я вместо того, чтобы прогнать и забыть, снова думаю о ней. Какая-то странная потребность, не имеющая под собой никакой логической основы. Блажь. Прихоть ненормального.

Кажется, я до сих пор ощущаю ее прикосновение к паху. Одного мимолетного воспоминания хватает, чтобы член встал, натягивая домашние брюки. Все-таки надо было ехать домой. Потрахаться с Эльвирой, согнать тестостероновый всплеск и успокоиться.

Нет. Самообман. Не хочу Эльвиру. Не на нее сейчас так стоит, что даже больно.

На Ёжика. Глупого, одновременно пошлого и стеснительного, с длинными трепещущими ресницами и россыпью веснушек по щекам.

Сейчас у меня не получается на нее сердиться. Я устал и, как это ни глупо, соскучился. И по рыжим кудрям, и по глазам наглым, и по репликам, от которых мозг кипит и уши в трубочку сворачиваются. По духам этим беспардонно цветочным.

Вообще по всей Лерке целиком. И мне уже не хочется разбираться, что за херня творится у меня в голове и в остальных местах. Просто беру телефон и отправляю короткое сообщение:

«Приезжай».

Тут же жалею, но уже поздно — письмо доставлено адресату. Лера его читает практически сразу, но ничего не отвечает. Ни через минуту, ни через десять.

Зато пишет Эльвира. Спрашивает, как дела, все ли в порядке, где я.

Я ведь ее даже не предупредил, что поеду на квартиру. Даже не вспомнил, что надо предупредить. И что самое странное, вины не чувствую. Мне просто… все равно.

Пишу ей скупое сообщение: работал, устал, переночую в городе. Откидываю телефон и растекаюсь по спинке дивана, запрокинув голову и потирая лицо руками. Надоело все.

Мысли снова тянутся к Вознесенской.

Эх и придурок ты, Барханов. При-ду-рок!

Какое приезжай? Иди морду свою осунувшуюся умой и спать ложись.

— К черту, — хлопаю себя по коленям и рывком поднимаюсь с дивана.

Чтобы мозги прочистились мне нужен душ, мягкая постель и крепкий сон. Рабочая схема, которая всегда действует безотказно.

Привалившись спиной к стене, я долго мокну под тропическим дождём. Пытаюсь не думать о рыжей выскочке, насильно переключаю себя на другие проблемы, и вроде туман в голове начинает рассасываться. Даже удается настроиться на завтрашний рабочий день, но, когда выхожу из душа и беру в руки телефон, меня снова перетряхивает. Потому что там сообщение от Вознесенской. Еще короче, чем мое собственное. И еще нелепее.

«Ок».

Я зависаю. Перечитываю эти две буквы раз пятьсот. В голове не укладывается, вплоть до того самого момента, когда Лерка мне звонит и спрашивает номер квартиры.

— Пятьдесят семь, — отвечаю на автомате, и в тот же момент домофон начинает пиликать.

Запускаю.

Спустя еще несколько минут снова звонок, на этот раз в дверь. Я зачем-то смотрю в глазок. Наверное, для того чтобы убедиться, что не сбрендил окончательно.

На площадке действительно она. Стоит, обхватив себя руками и затравленно осматривается по сторонам. На ней все то же платье, которое я так безжалостно задирал в машине.

Что же ты творишь, Вознесенская? Что за розовые пони скачут у тебя в голове, вынуждая выкидывать вот такие фортеля? А может и не пони, может там стая вредных демонят, чья цель окончательно меня довести.

Я даже думать об этом не хочу, просто открываю дверь и жестом приглашаю ее зайти.

Лерка замирает на пороге, смотрит на меня широко распахнутыми глазами. В них нет страха, только удивление. Она будто сама не верит, что приехала ко мне.

— Ну что встала? Заходи, раз пришла.

Она кивает и смело шагает вперед. Протискивается мимо меня, задевая плечом, а я снова как дурак вдыхаю ее запах. И давлюсь неправильным ощущением правильности.

Не глядя на меня, рыжая скидывает босоножки и бредет на кухню.

— Я пить хочу.

Голос у нее сиплый, дребезжащий и совсем не такой уверенный, как она думает. Я иду следом за ней, залипнув на том, как короткий подол вьется вокруг подтянуты загорелых ног. Хоть бы переоделась…

Вознесенская берет с полки стакан, наливает в него холодной воды и пьет так, будто месяц провела в пустыне. Руки у нее дрожат, выдавая волнение.

— Зачем ты пришла, Лер? — спрашиваю, подпирая плечом косяк.

Она ставит стакан на стол, растеряно теребит кончик косы и морщит нос:

— Я же говорила…

— Опять ты за свое? — цежу сквозь зубы, чувствуя, как ускоряется кровь в венах. — У тебя что, горит в одном месте? Или тебя не принимают в кружок взрослых девочек, пока не потрахаешься?

Краснеет, но смотрит с вызовом.

— А может, еще какие причины? Ты озвучь, потому что я пока не понимаю твоих мотивов.

— Я пришла. Какие тебе еще нужны мотивы?

Вопросительно поднимаю брови, ожидаю продолжения.

— Ты какой-то неправильный мужик, — выдает она, насупившись, — вы же всегда готовы воспользоваться…

Я готов ее завалить прямо здесь, но не так.

— Ммм, вот ты какого мнения, — понимающе киваю, — что ж, если ищешь, кто бы попользовался, то лучше к дружкам-студентам иди. Так проще будет.

— Да не хочу я проще, — в сердцах хлопает ладонью по столу.

— Тогда в чем дело.

— Я… — она начинает ходить из угла в угол, нервно заламывая руки, дышит словно пробежала сто километров, — просто так получилось…

— Бред.

— Демид!

Я хочу ее дожать. Хочу, чтобы она, наконец, сказала то, что и так очевидно.

— Говори или проваливай.

Несчастный вздох, затравленный взгляд, бегающий по моему лицу: