Забери меня (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 2

Тело все еще дрожит, расслабляется, обмякает в его руках, и Дем это чувствует. Еще несколько отчаянных толчков, и он замирает, прижавшись к мои бедрам. Утыкается лбом мне в затылок и едва дышит.

Трясет не только меня.

Проходят несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он отступает, освобождая меня из своего плена. Сразу становится холодно и пусто, а еще так тошно, что хоть волком вой.

Мы ничего не говорим друг другу. Слова не имеют значения. Как и все остальное.

Я стягиваю вниз подол платья, подбираю с пора разорванные трусы, а Демид неторопливо застегивает брюки, пуговицу на пиджаке, в конце поправляет узел на галстуке и, не глядя на меня, идет к выходу.

Он уже спокоен, уверен в себе. Все тот же равнодушный сукин сын, что и раньше.

На его стук тут же прибегает охранник и открывает дверь.

— Визит окончен, — на ходу роняет Барханов.

— А девушка…

— А девушка, пускай посидит здесь до завтра. Подумает о своем поведении.

— Демид! — с возмущенным криком я бросаюсь следом за ним, но дверь захлопывается прямо у меня перед носом, — выпусти меня! Ты же обещал!

В ответ только звук удаляющихся шагов. Я бью ладонями по металлической поверхности, кричу, срывая голос, но все бесполезно. Он ушел.

Руль в одну сторону — раз, велосипед в другую — два‑с, громкий скрежет — три‑с. Я на земле — четыре‑с.

Дую на сбитую коленку и сердито смотрю на большой черный внедорожник, неровно припаркованный у тротуара. Хозяин этого мастодонта явно не заморачивался мыслями об удобстве других. Как встал, так и встал, а как там будут остальные корячиться — его не интересует.

— Понапокупают машин, а потом ставят их как попало, так что нормальным людям не пройти, не проехать. — Шипя сквозь зубы я поднимаюсь, отряхиваю шорты и осматриваю себя на предмет повреждений.

Ссадина на коленке, красное пятно на бедре, которое завтра превратится в здоровенный синяк, саднящие ладони.

Но это мелочи по сравнению с разбитым передним фонарем на любимом велосипеде. Я его только купила, первый раз выехала, и на тебе!

С некоторой опаской смотрю на задний бампер напавшего на меня автомобиля. Вмятин нет, но царапина имеется. Не глубокая, но заметная. Светлая на темном.

Блин. Я даже боюсь представить, сколько эта тачка стоит.

Не знаю, зачем это делаю, но прячу в сумку разбитый фонарь, потом достаю черный маркер и, воровато оглядываясь, начинаю затирать царапину. Вблизи, конечно, видно, но если не знать и не всматриваться, то вполне можно упустить из внимания такую досадную мелочь.

От усердия высовываю язык:

— Во‑от, так. Отлично, — пыхчу, замазывая улики, — превосходно.

Еще раз смотрю на свои художества и удовлетворенно киваю:

— Молодец, Лерка. Ох молодец. Не зря на художественном училась.

— Ты что там делаешь? — раздается мужской голос, и я подпрыгиваю, чуть не выронив из рук фломастер. Едва успеваю засунуть его в носок, чтобы не спалиться.

— Шнурки завязываю! — действительно начинаю путаться с завязками, при этом руки дрожат, как у старой бабки.

— Места другого не нашла?

Что он до меня докопался?

— Где хочу, там и вяжу. У тебя забыла спросить, — распрямляюсь и нагло смотрю на дядьку в черных, идеально выглаженных брюках и клетчатой жилетке. Ботаник какой‑то. — Твоя что ли машина?

Он не отвечает, только взглядом скользит по велосипеду, к счастью, не замечая повреждений на машине.

— Что там у тебя? — раздается еще один голос.

Не «кто», а именно «что». Так холодно, спокойно, что у меня вдоль хребта проносится толпа мурашек. Оборачиваюсь растеряно, забыв про наглость и привычку язвить, и как маленькая девочка, с открытым ртом пялюсь на нового персонажа.

Охренеть.

Я таких мужиков только в кино видела. Взрослый, высокий, затянутый в строгий костюм стального цвета. Как ему только не жарко? Я в маечке и шортах сопрела.

Он не лощеный красавец, не с обложки глянцевого журнала, но такой… породистый что ли. Взгляд хмурый, жесткий, прямой. Кажется, он им запросто может сваи забивать. Цвет глаз не могу разобрать. Хочется подойти ближе и взглянуть в них, но вокруг этого мужика стена. Ее не видишь, но ощущаешь каждой клеточкой тела, как и непробиваемую уверенность, от которой подкашиваются ноги.

Харизма, во всем ее великолепии.

Я даже забываю родной язык и ничего не могу сказать. Сейчас бы шутку какую или остроумную реплику, чтобы он обалдел и посмотрел на меня хоть с каким‑то интересом. Но вместо этого стою перед ним растрепанная, слегка помятая после падения, со съехавшим на бок хвостом и глупо хлопаю глазами.

Он равнодушно скользит взглядом по разбитой коленке, и обращается к мужчине, который был первым:

— Поехали.

— Эльвира Андреевна?

— Вон идет.

Только сейчас я замечаю, что к нам направляется женщина. Из тех, рядом с кем хочется поправить одежду, пригладить волосы и вообще дать волю комплексам. Потому что она идеальна, как статуэтка в музее. Фигура без единого изъяна, затянута в ярко‑красное платье, которое выглядит отнюдь не вульгарным, а наоборот сдержано‑лаконичным и стильным. Волосы забраны в высокую прическу, макияж такой, что его будто и нет, но он есть. Порыв ветра доносит до меня аромат дорого парфюма.

В общем, идеальная. Как раз под стать этому мужчине в сером костюме. У них даже взгляды одинаковые — по‑змеиному холодные, с едва скрываемой ноткой превосходства.

Меня почему‑то злит, что они так подходят друг другу. Даже колет куда‑то в солнечное сплетение странным чувством, очень похожим на ревность.

Казалось бы, по какому поводу? Но меня жжет, когда она подходит ближе к этому холеному гаду — а в том, что он гад, я почему‑то не сомневаюсь — и по‑хозяйски поправляет галстук. Видно, что они давно вместе, и их отношения в спокойном уверенном русле.

Он распахивает перед ней дверцу машины, и эта царевна садится внутрь, элегантно подбирая свои длинные, до блеска проэпилированные ноги.

Мужчина намеревается обойти машину сзади, приближается ко мне, смотрит на свои дорогие часы, которые ему явно интереснее девочки‑растрепки в драных джинсовых шортах.

— Дрын свой с дороги убирай, — поравнявшись со мной, кивает на велосипед, все так же ничком лежащий на асфальте.

Хочется сказать «сам ты дрын», но голос не слушается, потому что он все‑таки смотрит. Свысока, без единой эмоции. Я ему не интересна, совсем, и это вызывает глухое раздражение.

— Перешагне… те, — язык не повернулся сказать «перешагнешь». Мы с ним из разных эшелонов, и эта социальная разница бьет по глазам. Я перекусила в бургерной, а он отправится обедать в один из лучших ресторанов. Я хожу в кигуруми Пикачу, а он и дома, наверняка, не вылезает из костюмов.

Он едва поднимает одну бровь, дескать «я не расслышал. Тут кто‑то что‑то вякнул?»

Ну же, Лерка. Скажи, как ты можешь, чтобы у него уши в трубочку закрутились и отпали!

— Эээ… извините.

Что? Нет не так. Что??? Это я сказала? Пока я офигеваю на саму себя, мужчина проходит мимо со словами:

— Не путайся под ногами.

Провожаю потерянным взглядом его широкую, обтянутую костюмом спину и чувствую, как начинают краснеть уши. Что за дура!

Он садится в машину, и я только успеваю утащить в сторону велосипед, как она сдает назад, чтобы вывернуть на дорогу.

— Эй! Аккуратнее! Тут люди вообще‑то.

Меня никто не слышит. Я даже больше скажу, меня никто не собирается слышать. Пустое место.

Не путайся под ногами…

Теперь, когда этот персонаж вышел из моего личного пространства, стало легче дышать, и в мозгах прояснилось. Меня накрыл отходник от странной встречи, даже затрясло.

Какого черта я молчала? Тупица! Подумаешь мужик серьезный на пути попался, что ж теперь с поджатым хвостом ходить и не дышать?

Взгляд сам следовал по пятам за темной машиной. Вот она вывернула во второй ряд, бесцеремонно вклиниваясь в обеденную пробку, проехала десяток метров и застряла в автомобильном потоке.