Тело - Кинг Стивен - Страница 33
- Предыдущая
- 33/48
- Следующая
- Дети, ведите себя прилично, - противно-скрипучим голосом проговорила она, подплывая к нам, - а то я в два счета вышибу из вас дурь. Вы знаете, что попечительский совет школы разрешил мне применять телесные наказания? Вы, мистер Чамберс, пойдете сейчас к доске.
- Я хотел вернуть деньги, - сказал ей Крис, - но их взяла леди Саймонс! Слышите? Она их у меня взяла. К ней вы тоже примените телесные наказания, или как?
- К доске, мистер Чамберс, пожалуйте к доске.
Крис в отчаянии посмотрел на меня, как бы говоря: "Ну, что, прав я оказался? Я знал, что так все и будет", и принялся уныло грести к берегу. Обернувшись, он попытался что-то произнести, и вдруг его голова исчезла под водой.
- Горди, помоги! Спаси меня, Горди! - крикнул он, на мгновение вынырнув и тут же погружаясь снова.
Сквозь прозрачную воду я увидел, что Криса держат за щиколотки и тянут вниз двое голых мальчишек с совершенно пустыми, лишенными Зрачков глазами, словно у древнегреческих статуй. Один был Тедди, а второй - Верн. Опять голова Криса оказалась на секунду на поверхности, и он, протягивая мне руку, издал ужасный вопль не своим, а каким-то женским голосом. Вопль, нарастая, разнесся по пляжу, усеянному людьми, однако никто не обратил на него ни малейшего внимания, и даже бронзовая от загара атлетическая фигура спасателя, дежурившего на вышке, не пошевелилась. Те двое дернули Криса вниз, он захлебнулся криком, уходя все глубже в теперь уже почти черную воду, в его обращенном ко мне взгляде было отчаянье и безумная мольба, а руки все тянулись вверх, к солнечным лучам. Вместо того, чтобы нырнуть и попытаться его спасти, я, словно обезумев, поплыл к берегу, а может, и не к берегу, по крайней мере туда, где, казалось, было безопасно. Но прежде, чем я достиг мелкого места, вокруг моей икры сомкнулась чья-то холодная как лед ладонь и принялась тянуть меня на глубину. Крик ужаса готов был вырваться из груди, когда я понял, что это уже не сон: кто-то и в самом деле тянул меня за ногу.
Открыв глаза, я увидел Тедди: он будил меня, чтоб я его сменил на дежурстве.
- А где Крис? - пробормотал я, еще не до конца очнувшись ото сна. Он жив?
- Дрыхнет твой Крис без задних ног, - проворчал Тедди. - Оба вы хороши: еле тебя добудился.
Остатки сна слетели с меня, и я уселся у костра, а Тедди залег досыпать.
20
Как я уже говорил, мне выпало дежурить последним. Сидя у костра, я с переменным успехом боролся со сном: то встряхивался, то опять проваливался в дрему. И хотя жуткие вопли больше не повторялись, ночь эта была далеко не тихой - чуть ли не ежеминутно до меня доносился то победный вскрик охотящегося филина, то жалобный стон некоего зверька, очевидно, ставшего добычей, то более крупный зверь с шумом и треском продирался сквозь заросли, и все это на фоне непрекращающегося стрекота сверчков. Я то клевал носом, то снова вскакивал, как ошпаренный, после очередного ночного звука, и если бы я вот таким образом исполнял обязанности часового где-нибудь в Ле-Дио, то меня непременно отдали бы под трибунал и, скорее всего, расстреляли.
Под утро меня сморило окончательно и бесповоротно, однако уже перед рассветом я заставил себя проснуться. Светало. Часы на моей руке показывали без четверти пять.
Я поднялся - при этом в позвоночнике что-то хрустнуло, - отошел на пару сотен футов от распростертых тел моих товарищей и помочился на замшелый пень. Ночные страхи постепенно отступали от меня, и ощущать это было приятно.
Вскарабкавшись на насыпь, я присел на рельс и принялся рассеянно подбрасывать носком кроссовки щебень. Будить остальных я не спешил: хотелось в эти предрассветные мгновения побыть в одиночестве.
Утро наступало быстро. Сверчки затихли, таинственные тени как бы испарились, отсутствие каких-либо запахов предвещало еще один жаркий день, возможно, один из последних... Пробуждались ото сна и птицы: откуда-то появился крапивник, присел на сук громадного поваленного дерева, откуда мы брали хворост для костра, почистил перышки и полетел дальше по своим делам.
Не знаю, как долго я сидел вот так на рельсе, наблюдая за багровеющим на востоке горизонтом. Наверное, достаточно долго, поскольку в брюхе у меня заурчало - пора завтракать. Я уже хотел подняться и начинать будить ребят, как вдруг посмотрел направо и остолбенел: в каких-то десяти ярдах от меня стоял олень.
Сердце у меня подпрыгнуло так, что, вероятно, выскочило бы изо рта, не прикрой я его ладонью. Я замер без движения, впрочем, сдвинуться с места я не смог бы, даже если б очень захотел. Глаза у оленя были вовсе не карие, а бархатно-черные, как у внутренней поверхности шкатулок с драгоценностями, какие я видел в ювелирной лавке. Маленькие ушки были словно сделаны из замши. Животное взглянуло на меня, чуть склонив голову, будто заспанный парнишка с всклокоченными волосами, в джинсах с манжетами и залатанной рубахе цвета хаки со стоячим - по тогдашней моде - воротником был для него явлением вполне обычным. Мне же олень казался неким чудесным видением, незаслуженным, а потому необъяснимым, даром свыше.
Довольно долго (по крайней мере, так мне показалось) мы смотрели друг на друга, затем животное повернулось ко мне спиной, нагнулось и, беззаботно помахивая белым хвостиком-обрубком, принялось щипать травку. Олень ел, не обращая на меня ни малейшего внимания и совершенно меня не опасаясь! Да и чего ему бояться? Это я боялся не то что шевельнуться, но даже старался не дышать.
Внезапно рельс, на котором я продолжал сидеть, мелко завибрировял, и через какое-то мгновение олень поднял голову, тревожно поглядывая в сторону Касл-рока и поводя коричневато-черным носом. Наконец, зверь встрепенулся, в три прыжка достиг зарослей и там исчез - лишь ветка хрустнула под копытом, будто одиночный выстрел в тиши.
Зачарованный, я продолжал смотреть туда, где только что пасся олень, пока грохот приближающегося поезда не стал явственным. Тогда я скатился с насыпи туда, где ребята, разбуженные тем же грохотом, уже потягивались и зевали спросонья.
"Вопящий призрак", как выразился Крис, был уже почти забыт: при свете дня охвативший нас тогда, в ночи, ужас казался просто-напросто смешным до неприличия, досадным эпизодом, который следовало предать забвению.
- Предыдущая
- 33/48
- Следующая
