Магия и пули (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 35

Когда скалистый ландшафт начал понижаться, а горы – расступаться, небо основательно потемнело. К Милану они подлетели в сумерках, и хорошо хоть, кто-то додумался обозначить летное поле кострами.

Когда «Авиатик» замер на земле и пропеллер остановился, на Федора навалилась такая усталость, будто он всю дорогу крутил педали или веслами греб, а не сидел пассажиром… Что же говорить о дель Кампо!

Летное поле озарилось магниевыми вспышками. Федору с огромным трудом удалось отбиться от газетчиков: меньше всего хотелось, чтоб его усталая физиономия, пропечатанная на первой полосе, вдруг попалась под германские очи. Итальянские техники ухватились за хвост и нижнее крыло «Авиатика», потащив его в ангар. Федор увязался за ними.

В ангаре было тепло. Удалось лишь сделать самые необходимые процедуры, итальянцы кричали: домани, домани, что означает – завтра, завтра. Наверно, графа встречали и угощали более изысканно, но Федор ни за что не променял бы дворцовый прием на этот импровизированный банкет с сухим вином, сыром, пастой и множеством простых, непритязательных, но очень вкусных вещей, что надавали «синьорам технико» их благоверные. Хоть вино было слабое, зато – много. В тепле развезло.

– Щас спою, – заявил Друг. – Только ты не мешай.

– Романс про гусаров?

– Нет. Знаю одну песню, вроде бы итальянскую.

В присутствии изумленных миланцев иностранный авиатор вдруг запел, не особо попадая в мотив, зато очень громко:

Итальянцы вытаращили глаза, потом принялись оглушительно ржать, затем старший из них предложил тост за «гранде кантанте», великого певца-авиатора.

– Чего это они? – удивился Федор.

– А ты не понял? В песне просто бессмысленный набор слов. Пародия. Они въехали и веселятся. Один ты сидишь надутый.

Но песня понравилась настолько, что спустя несколько минут нестройный хор мужских голосов сотрясал стены ангара:

В общем, интернациональное общение удалось на славу. Только запомнилось плохо. Наутро Федор проснулся с тяжелой головой и искренне пожалел, что в его магические таланты не входит самоврачевание. Хотя бы от состояния «после вчерашнего».

Спал он на стопке самолетных чехлов, не раздеваясь. Сверху заботливые коллеги накидали теплых летных курток. Из-под них даже вылезать не хотелось. Но – надо!

Оправившись и перекусив остатками вчерашнего пиршества, Федор полез в аэроплан. Предстояло сменить масло и фильтры, отфильтровав автомобильный бензин через тряпицу, заполнить под горло топливные баки. Проверить и отрегулировать зазоры клапанов. Осмотреть мотор на предмет протечек. Подтянуть тросы бипланной коробки. Проверить и отрегулировать тяги руля направления, руля высоты (здесь его именовали «руль глубины») и элеронов. Убедиться, что нет трещин на трубопроводах (один-таки пришлось заменить). И еще много-много чего.

Завершив основную часть работ, Федор забрался в кабину, чтобы крутнуть ручку магнето. Итальянец дернул за винт. Раз-другой, и мерседесовский шестицилиндровик послушно завелся.

За этим занятием их застал дель Кампо.

– Надеюсь, не собрался лететь без меня? – поинтересовался с улыбкой.

Федор вытер темные от смазки руки ветошью.

– Денек потерпим. А потом не выдержит аэроплан, – он тронул отверткой трос, соединяющий нижнюю плоскость с верхней. – Слышите, Михаил Тадеушевович, как звенит? В воздух просится!

– Хорошо. Дам сегодня телеграмму в российское посольство в Белграде, пусть встречают. Завтра не будет времени.

Граф был прав. Следующий перелет обещал стать не менее опасным этапом пути, чем альпийский, – длиннее других, девятьсот километров, и часть пути лежит над Адриатическим морем. Стартовать надо где-то часа за два до рассвета, чтобы засветло найти ипподром Белграда, в крайнем случае – любое другое ровное место для снижения.

Лишь бы двигатель проклятых бошей не подвел…

В воздух они поднялись в темноте и набрали максимальную высоту, какую позволил «Авиатик». Линия горизонта едва-едва проступила. Аэроплан был лишен каких-либо приборов, позволяющих определить крен, только визуально – относительно земли. Часы и наручный компас на ремешке – это все, чем располагал каждый из двух авиаторов.

Звезды светили ярко, что редко бывает зимой, конец ночи и утро выдались ясными. На подходе к морю из-за горизонта левее курса проступил огненно-яркий солнечный диск, земля окрасилась в радужные цвета… А слева под крылом дремала Венеция.

Когда же Венецианский залив остался позади киля, и внизу раскинулись Балканы, аэроплан снова начало трясти. Горы, пусть не столь высокие как Альпы – все равно горы. Они не прощают шалостей. Что ж, уже привычно…

Тем временем на самом крупном ипподроме Сербии собирались встречающие – российские дипломаты, журналисты, спортсмены, просто желающие посмотреть и засвидетельствовать уникальное событие. Сотни голов повернулись на запад, ожидая услышать стрекотание аэропланного мотора.

Белград постепенно накрыло ночной тьмой.

«Авиатик» не прилетел…

[1] Покупайте белорусское. Действительно, большинству магазинов в Беларуси доводятся квоты, какой максимальный процент импортного товара допустим.

[2] Известная фраза из книги: Илья Ильф, Евгений Петров. Золотой теленок.

[3] Автор слов Юлий Ким.

В конце ноября Северное море штормит, да и Балтика встретила неприветливо. Когда пароход, везущий из Франции Варвару с нижними чинами, бросил якорь в Гельсингфорсе, барышня была просто счастлива ощутить ногами твердую поверхность пирса и булыжники набережной. Она понимала – другого безопасного пути домой не существует, но куда легче вынести невзгоды и жестокую морскую болезнь, если б Федор находился рядом.

Распоряжавшийся от его имени российский офицер разведки, кстати – весьма импозантной внешности, настоящий гвардеец, оставил Варваре походную казну, остальные деньги забрал. Наверное, князь велел ему не скупиться: двадцати тысяч франков и полторы тысячи рублей хватало на дорогу всей команде с лихвой.

В столице Финского княжества барышня почувствовала, что одета не по погоде. Меховое пальто-пелерина, уместное в Париже, здесь не справилось, наглый морской ветер забирался под него снизу и похищал тепло. Значит, необходимой частью дорожных расходов станет покупка одежды… Она отчитается перед Федором по его возвращении, он точно не станет возражать. В худшем случае вычтет из жалования, да и то навряд ли.

Длинное приталенное пальто мехом внутрь с соболиной оторочкой немедленно потребовало соответствующей меховой шапочки. Затем – муфта, зимние ботиночки, перчатки. Чтобы соответствовало стилю, новое платье. И еще одно… Во Франции не успела прикупить из-за чересчур поспешного отъезда, почему сейчас должна себе отказывать? Тем более, впереди – последний морской переход, до Санкт-Петербурга. Короткий, но качка успеет сказать свое слово на прощанье.

Вернувшись в припортовой отель, Варвара пересчитала деньги. Франки она потратила почти все, обменяв остаток на рубли. Записала цифры в столбик. Унтера без денег обойдутся – они из Петербурга, служат в ГАУ. Федор их разбаловал, если дать им лишку, так пропьют, канальи. Отложила деньги на проезд до Тулы и оплату багажа. Сдаст его на станции, пусть отправят в Тулу. Там картины, прочие покупки и одежда Федора. А сама, оставив чемодан с бельем и саквояж, поедет налегке.