Шевалье де Мезон-Руж - Дюма Александр - Страница 16
- Предыдущая
- 16/106
- Следующая
— Узнали, что Мезон-Руж в Париже? — холодно переспросил Моран. — И что, было известно, каким именно образом он проник в город?
— Вот именно.
— Черт возьми! — сказал Моран, наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть Мориса, — интересно было бы узнать подробности, нам до сих пор никто еще не мог сказать об этом ничего достоверного. Но вы, гражданин, вы ведь секретарь одной из главных секций Парижа и должны быть лучше осведомлены?
— Несомненно, — ответил Морис, — поэтому все, что я вам сейчас расскажу, — истинная правда.
Все гости, и даже Женевьева, казалось, проявили нескрываемый интерес к тому, что собирался рассказать молодой человек.
— Итак, — начал Морис, — шевалье де Мезон-Руж прибыл, по-видимому, из Вандеи. Он пересек всю Францию как всегда удачно. Днем, прибыв к заставе Руль, он прождал там до девяти часов вечера. В девять часов какая-то женщина, переодетая простолюдинкой, прошла через эту заставу с костюмом егеря национальной гвардии для шевалье; через десять минут она вернулась вместе с ним. Часовой, видевший, как она проходила одна, заподозрил недоброе, заметив, что женщина возвращается в сопровождении молодого человека. Забив тревогу, он сообщил на пост, и караульный отряд отправился за ними. Преступники, почувствовав за собой погоню, бросились к одному из особняков, где был второй выход на Елисейские поля. По всей вероятности, патруль, преданный тиранам, ожидал шевалье на углу улицы Барр-дю-Бек. Остальное вы знаете.
— Да, — сказал Моран, — все, что вы нам здесь рассказали, довольно любопытно…
— А главное, достоверно.
— Да, похоже; но известно ли, что стало с той женщиной?
— Нет, она исчезла, и абсолютно неизвестно, кто она и что с ней. Компаньон гражданина Диксмера и сам гражданин Диксмер, казалось, вздохнули с облегчением.
Женевьева выслушала весь рассказ, бледная, неподвижная и молчаливая.
— Но, — произнес гражданин Моран со своей обычной холодностью, — но кто же может сказать, что шевалье де Мезон-Руж был в составе этого патруля, вызвавшего переполох в Тампле?
— Один муниципальный гвардеец, мой друг, дежуривший в тот день в Тампле, опознал его.
— Стало быть, он знал его приметы?
— Он видел его когда-то раньше.
— А как выглядит этот шевалье де Мезон-Руж? — поинтересовался Моран.
— Ему лет двадцать пять-двадцать шесть, он невысокого роста, блондин с приятным лицом, чудесными глазами и великолепными зубами.
Стало очень тихо.
— Ну хорошо, — сказал Моран, — если ваш друг из муниципальной гвардии предположил, что это шевалье де Мезон-Руж, почему же он его не арестовал?
— Ну, потому что, во-первых, не зная о его прибытии в Париж, он побоялся быть обманутым случайным сходством, а во-вторых, мой друг — человек несколько умеренный и всегда поступает так, как люди мудрые и умеренные: в случае сомнения воздерживается от действий.
— Вы бы так действовать не стали, гражданин? — внезапно спросил Диксмер Мориса, засмеявшись.
— Признаюсь, нет, — ответил Морис, — я бы предпочел обмануться, чем упустить столь опасного человека, как этот шевалье де Мезон-Руж.
— И что бы вы сделали, сударь? — спросила Женевьева.
— Что бы я сделал, гражданка? — ответил Морис. — О, Боже! Это не заняло бы много времени: я велел бы запереть все двери и ворота в Тампле, направился бы прямо к этому патрульному отряду, схватил за ворот шевалье и сказал бы ему: «Шевалье де Мезон-Руж, я арестую вас как предателя нации!» И уж если бы я схватил его за ворот, то ручаюсь, не выпустил бы.
— Но что бы с ним было потом? — спросила Женевьева.
— Был бы судебный процесс над ним и его сообщниками, и сейчас он был бы уже гильотинирован, вот и все.
Женевьева вздрогнула и бросила на своего соседа взгляд, полный ужаса.
Но гражданин Моран, казалось, не заметил этого взгляда и флегматично опорожнил свой стакан.
— Гражданин Ленде прав, — сказал он, — только так и нужно было действовать. К сожалению, этого не сделали.
— А известно ли, что стало с шевалье де Мезон-Ружем? — спросила Женевьева.
— Ба! — сказал Диксмер. — Скорее всего, он тихонько ретировался; увидев, что его попытка не удалась, он, вероятно, сразу же покинул Париж.
— А возможно, даже и Францию, — добавил Моран.
— Вовсе нет, вовсе нет, — вмешался Морис.
— Как! Он имел неосторожность остаться в Париже? — воскликнула Женевьева.
— Он не двинулся с места.
Это предположение, высказанное Морисом так уверенно, было встречено всеобщим удивлением.
— Вы высказываете лишь предположение, гражданин, — сказал Моран, — предположение, только и всего.
— Нет, это факт, это утверждение.
— О! — произнесла Женевьева. — Что до меня, то, признаюсь, не могу поверить тому, о чем вы говорите, гражданин: это было бы непростительной неосторожностью.
— Вы женщина, гражданка, стало быть, поймете, что у человека с характером шевалье де Мезон-Ружа должно быть нечто, что одержит верх над всеми мыслимыми соображениями собственной безопасности.
— И что же ставит его выше страха лишиться жизни таким ужасным способом?
— Бог мой! Любовь, гражданка, — ответил Морис.
— Любовь? — повторила Женевьева.
— Несомненно. Разве вы не знаете, что шевалье де Мезон-Руж влюблен в Антуанетту?
Раздались два-три недоверчивых смешка, робких и вымученных. Диксмер посмотрел на Мориса так, будто пытался читать в глубине его души. Женевьева чувствовала, что слезы застилают ей глаза, а пробежавшая по ней дрожь не ускользнула от Мориса. Гражданин Моран пролил вино из бокала, который он в этот момент подносил к губам, и его бледность ужаснула бы Мориса, если бы все внимание молодого человека в этот момент не было сосредоточено на Женевьеве.
— Вы взволнованы, гражданка, — прошептал Морис.
— Разве вы не говорили, что я пойму, ведь я женщина? Женщин всегда трогает такая преданность, даже идущая наперекор их принципам.
— А преданность шевалье де Мезон-Ружа еще более привлекательна, — сказал Морис, — уверяют, что он никогда не говорил с королевой.
— Послушай, гражданин Ленде, — заявил сторонник крайних мер, — мне кажется, и позволь уж мне сказать об этом, что ты слишком снисходителен к этому шевалье.
— Сударь, — сказал Морис, возможно намеренно используя слово, вышедшее из употребления, — я всегда восхищаюсь натурами гордыми и мужественными, что не мешает мне бороться с ними, когда я встречаю их в рядах своих врагов. Я не теряю надежды встретиться когда-нибудь с шевалье де Мезон-Ружем.
— И что тогда будет? — спросила Женевьева.
— И, если я его встречу, то сражусь с ним.
Ужин был закончен. Женевьева, поднимаясь из-за стола, подала всем пример.
В этот момент раздался бой часов.
— Полночь, — спокойно произнес Моран.
— Полночь! — воскликнул Морис. — Уже полночь!
— Это восклицание радует меня, — сказал Диксмер. — Оно доказывает, что вам не было скучно, и вселяет надежду, что мы встретимся вновь. Это дом доброго патриота, он открыт для вас, и смею надеяться, вы скоро убедитесь, что это дом друга.
Морис поклонился в знак благодарности и повернулся к Женевьеве:
— Гражданка тоже позволяет мне вернуться?
— Не только позволяю, я прошу вас об этом, — с живостью ответила Женевьева. — Прощайте, гражданин.
И она ушла к себе.
Морис попрощался с каждым из гостей, выделив при этом Морана, который ему очень понравился, пожал руку Диксмеру, и ушел слегка ошеломленный, но скорее обрадованный, чем опечаленный, всеми этими такими разными событиями, что ему пришлось пережить в этот вечер.
— Несносная, досадная встреча! — сказала после ухода Мориса молодая женщина, разражаясь слезами в присутствии мужа, который вместе с ней вошел в ее комнату.
— Ну, полно! Гражданин Морис Ленде — известный патриот, секретарь секции, чистый, любимый народом, популярный. Напротив, это ценное приобретение для бедного кожевенника, промышляющего контрабандной торговлей, — ответил улыбаясь Диксмер.
- Предыдущая
- 16/106
- Следующая