Будь ты проклят, сводный! (СИ) - "Anna Milton" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
Я с трудом сглатываю комок страха.
Только этого мне не хватало. Вляпаться в неприятности с позволения сводного братишки. Не удержусь и прикончу его, если мой безобидный поход за принадлежностями для искусства обернется тюремным сроком.
Под тяжелым взглядом Антона я сажусь на бардовый кожаный пуф и вытягиваюсь по струнке. Складываю вспотевшие ладони на коленях, ноги плотно сжимаю вместе и стараюсь смотреть куда угодно, лишь бы не на причину моих несчастий. Он как назло мельтешит передо мной, расхаживая взад-вперед. К счастью, в тату-салоне есть на что отвлечься, и следующие минуты ожидания я изучаю необычные штуковины. Вот бы поближе исследовать, повертеть со всех сторон и пощупать. Я подмечаю для себя несколько конструкций, которые не прочь в будущем материализовать.
― Долго еще? ― здоровяк, стискивающий мягкие игрушки, многострадально смотрит на Дрю.
― Мы начали двадцать минут назад, ― Дрю хлопает его по предплечью, сообщая неутешительную новость.
― Сколько это продлится?
― Около двух-трех часов.
Мне искренне жаль громилу. С каким же сокрушенным лицом он покорно кивает.
Крашеный блондин поднимается со стула, кладет на передвижной столик на колесиках тату-машинку и отлучается в неизвестное помещение. Не проходит минуты, татуировщик возвращается, держа в руках черную коробку без подписей и этикеток.
О да, выглядит ничуть не подозрительно.
― Вечером затусим в «Арте»? ― спрашивает Дрю у Куркова.
Антон принимает у друга коробку.
― Ага.
― К девяти подтягивайся.
― И ты приходи, ― к моему большому удивлению, блондин адресует послание мне.
― Она ― пас, ― естественно, Курков выступает моим голосом.
Я награждаю его хмурым взглядом, однако его моя сердитая мина не трогает.
Стукнувшись кулаками, парни расходятся. Дрю возвращается к работе, а мой сводный брат пренебрежительно кивает на дверь. Впиваясь ногтями в ладони, я бормочу «до свидания» необычному знакомому Антона и покидаю тату-салон.
― О каком товаре шла речь? ― я догоняю гору мускул с требованием объяснить.
― Меньше знаешь, крепче спишь.
― Ты во что-то вляпался?
― Если и так, это тебя не касается.
― Антон, не смешно! ― от взыгравшего волнения бессознательно увеличиваю громкость голоса, спугнув пробегающую мимо кошку.
― Бля, завелась… ― брюзжит он, возобновив движение к тачке. Я хвостом увязываюсь за ним, не отставая ни на шаг. ― В коробке обувь лимитированной коллекции, выпущенной легендой японского баскетбола. Дрю помог мне выкупить бутсы с аукциона. Все, допрос окончен?
Я почти почувствовала укол совести за преждевременно сделанный вывод о нем. Репутация у Куркова всегда была безупречной. Лучший в оценках, в спортивных достижениях, и так далее и тому подобное. Но я знала, каким он становился вдали от посторонних глаз. Он умел быть уязвимым, забавным и не стыдиться этого. С ним было интересно и легко. После развода родителей примерный сын сбился с пути и превратился в чудовище.
Нет. Мне не жаль, что я подумала плохо о человеке, усердно катающем меня на эмоциональных горках. Месяцы психологического изнурения дают о себе знать, и еще долго будут откликаться во мне навязчивыми боязнями и комплексами. Внешняя уверенность ― лишь напускное.
Я лжец.
А он сросся на атомном уровне со своей маской демона.
Поэтому, да. Я бы не удивилась, выяснив, что он уверенно погружается глубже в пучину хаоса.
― Прекращай говорить за меня, ― категоричным тоном я делаю Антону выговор. Курков со вздохом закатывает глаза, мол, достала я его со своим «бла-бла». Я вновь стискиваю кулаки, сверля сводного брата негодующим взором. ― Я отвечаю, когда мне задают вопросы. Не ты. Понял?
― И что бы ты сказала Дрю? Что с радостью, ― корчит гримасу и помещает слово «радость» в кавычки, изобразив их пальцами, ― принимаешь его приглашение?
― Допустим.
― Закатай губу. Ты не сунешься в «Арт», ― Антон забирается в спорткар.
Запрокинув на секунду голову, я бессильно смотрю в небо и обращаю мольбу богу, спрашивая у него, за какие грехи мне было послано такое невыносимо-несносное испытание в лице Антона Куркова.
Я сажусь на пассажирское кресло и пристегиваюсь.
― Почему ты не хочешь, чтобы я пошла в «Арт»?
― Потому что я сыт твоим присутствием по горло. Не хватало, чтобы ты сближалась с моими друзьями.
Я тяну уголок рта в поддразнивающей ухмылке.
― Звучит так, как будто ты ревнуешь их ко мне.
― Не неси хуйню, ― кривится он. ― Ты разрушишь атмосферу любой вечеринки своим занудством.
Ядовитый комментарий бьет кувалдой по моей гордости.
Перекинув копну волос на другое плечо, я отваживаюсь на нечто фантастически сумасшедшее. Наклоняюсь к сводному брату через сенсорную консоль и, с усердием воли уняв в теле нарастающую дрожь, дотрагиваюсь ладонью до его лица, медленно поворачивая к себе. Курков моментально столбенеет, округляет глаза и застывшим взором смотрит прямо мне в глаза.
― Я изменилась, Антон, ― на распев произношу я и впервые с момента возвращения в Россию чувствую свое превосходство над ним. О, как же это пьянит. ― Девочка, которую ты знал, которую прилюдно унизил, больше нет.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
АНТОН
Верю.
Верю, что она изменилась.
Как и моя реакция на ее присутствие, на ее прикосновения. Между нами чертовски мало пространства. Каждый сокращающийся по моей инициативе миллиметр лишает способности адекватно мыслить. А в данный момент, когда ее нежная ладонь касается моего лица, у меня белый шум в голове. Опять теряю связь с реальным миром. Самоконтроль достиг критически низкой отметки.
Я сорвусь… по любому сорвусь!
Я наклоняюсь к Таше непроизвольно, накрываю ее бархатистую руку своей грубой мозолистой ладонью, чтобы убрать, но в итоге крепче стискиваю изящные, хрупкие пальчики.
Просто… жажду эту девушку.
Она, проклятие с антрацитовыми глазами, подвисает, точно как я пару мгновений назад. Ей бы по-хорошему опомниться первой, влепить мне пощечину, отрезвить от одурманивающей близости. Остудить мое пламя льдом.
Коснусь ее губ, и пути назад не будет.
Рывок разделяет меня от того, чтобы впиться в эти припухшие уста, завлекательно поблескивающие после того, как она проводит по ним кончиком розового язычка.
От одной мысли о поцелуе с Ташей в тесном спортивном авто у меня твердеет член. Кожу пощипывает током, глотку сушит от нехватки влаги. В данный момент эта девчонка ― мой источник энергии.
Сводная сестричка освобождается от оков оцепенения, трется бедрами о сидение. Обтяжка из кожи скрипит. Я сосредотачиваюсь на этом раздражающем слух звуке, надеясь, что это поможет понизить уровень напряжения. Ни хрена. Витающий в воздухе накал возбуждения и противостояния нарастает. Даже дотрагиваться до чертовой руки Таши все равно что подходить ближе к краю жерла пробуждающегося вулкана без экипировки.
Да.
Она больше не та девчонка, с которой я обошелся как последний гандон. Она будет кусаться и брыкаться, если я нападу снова.
Я убираю от себя ее руку, чересчур резко, но предпочитаю эту крайность другой ― той, которая подразумевает сплетение наших обнаженных тел в жарком сексе. Чем больше я провожу времени с Ташей, тем чаще возвращаюсь к совету Мирона. Может, зря отпираюсь от этой идеи. Может, если затащу Ибрагимову в постель, мои муки прекратятся.
С другими кисками не церемонюсь. Так чем она отличается?
«Вы дружили» ― подсказывает память.
Точняк. Друзей не трахают, в том числе бывших.
К тому же, мы были детьми.
И Таша не была такой знойной красоткой.
Год назад я мог назвать сотню причин, по которым ни за что не залез бы ей под юбку.
Она с дотошной избирательностью тащит на кассу материалы для своих занятий чем-то там. Скульптурой, да. Одними только книгами забивает багажник моей итальянской малышки и выражает недовольство, говоря, что я сделал неразумный транспортный выбор для поездки с ней. Так бы и сказала, что ей потребуется хренов автобус.
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая