Бремя идолов - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/60
- Следующая
– Я принесу вам их, – кивнул Точкин.
– У него были какие-нибудь контакты в последнее время с криминальными или подозрительными элементами? Иногда у журналистов бывают информаторы из числа таких типов.
– Возможно, только он об этом никому не рассказывал. У каждого есть свои информаторы, но мы не обнародуем их имена, чтобы не подставлять людей. У Славы тоже были свои информаторы. Но он никогда про них не говорил.
– Даже вам?
– Даже мне, – кивнул Точкин, – и правильно делал. Разве можно рассказывать о людях, которые помогают тебе в работе? Это как в милиции – каждый опер бережет своих агентов.
– Про милицию поговорим в следующий раз, – заметил Дронго, – меня все же интересует круг информаторов Звонарева. Неужели вы никого из них не знали, ни о ком не слышали?
– Некоторых знал. Профессия у нас такая: ни одной статьи не подготовишь, встречаясь с одним человеком. Тут пять, шесть, восемь человек нужно – иначе нельзя составить полное впечатление. А тем более – объективное.
– Мне о Звонареве нужно знать как можно больше. Какой он был человек, что любил, как вел себя в разных ситуациях, как реагировал на несправедливость. Он был равнодушным, эмоциональным, сдержанным? Каким?
– Его главное качество – наблюдательность, – подумав, ответил Точкин. – У него было своеобразное умение примечать детали. Как у хорошего следователя. Если многие из нас видели проблему в целом, то он замечал такие детали, на которые другие не обращали внимания. Эмоциональным он не был, нет, скорее сдержанным. Но и равнодушным его нельзя назвать. Умел веселиться, радоваться, грустить. Мы готовили материал о детях, попрошайничающих на улице, и я видел, как он переживал это. Но старался не показывать. Даже с Валей особенно много не говорил. Во всяком случае, мне так казалось. Конечно, он гордился своими успехами, но радовался им как-то сдержанно, внутри, не стараясь особенно выказывать свои чувства.
– Он любил выпить?
– Нет. Иногда, после работы, в хорошей компании выпивал, но весьма умеренно. Всегда себя контролировал. Умел держаться.
– У него были враги в редакции?
– Вы думаете – его убил кто-то из наших? – даже улыбнулся Точкин.
– Я пока только спрашиваю, – терпеливо уточнил Дронго.
– Нет, думаю, нет. Не всем, конечно, нравилась его растущая популярность. Среди журналистов тоже есть конкуренция. Но чтобы из-за этого убивать… Нет, врагов у него не было. Все его любили.
– За исключением Виолы, – напомнил Корытин.
– Какой Виолы? – сразу насторожился Дронго.
– Секретарь Главного, – нехотя ответил Точкин. Было видно, что ему неприятно говорить на эту тему. – Она раньше встречалась со Славой, а потом он переключился на Валю. Виола считала, что он сделал это из-за ее отца, а девушку не любил. Ну, все как обычно. Когда парень бросает одну, она начинает сочинять гадости про другую.
– Я, кажется, видел ее в приемной, – кивнул Дронго, – очень эффектная блондинка.
– Весьма, – кивнул Корытин. Точкин пожал плечами, предпочитая не спорить.
– Она вам не нравится, – понял Дронго.
– Она не нравилась Славе. А из-за этого у нее испортились отношения и со мной. Виола знала, что мы дружим. В общем, она считала, что это я познакомил Славу с Валентиной, хотя на самом деле все было не так. Но разве можно что-либо доказать? У Виолы отца нет, она живет с матерью в обычной «хрущевке». А у Вали отец известный художник, четырехкомнатная квартира на Тверской. Я не думаю, что Слава предпочел из-за этого Валю. Конечно, нет. Но ему, наверное, было приятно, что дочь такого человека обратила на него внимание. Виола же обычная девушка. Симпатичная, красивая, толковая, но и только. А Валя интеллектуалка, ходила на все выставки, вернисажи, всякие богемные тусовки. Она очень много сделала для «просвещения» Славы, и ему, видимо, все было интересно, весь круг знакомых Вали. И отец тут ни при чем. Просто ему было интереснее с ней, я так думаю.
Дронго отметил скептическое выражение на лице Корытина, но не стал развивать дальше эту тему. Он задал совсем другой вопрос:
– У него были долги?
– Кажется, да, – ответил Точкин. – Но тоже не такие, чтобы из-за них убивать. Занял определенную сумму, чтобы купить квартиру. Очень комплексовал из-за того, что у него не было собственного жилья. Комплекс приезжего. И очень радовался, когда купил квартиру. Пригласил всю редакцию, мы все гуляли на новоселье.
– Он хорошо зарабатывал?
– Неплохо, – Точкин бросил быстрый взгляд на Корытина. И тот вмешался:
– Наши сотрудники получают неплохие гонорары, – заметил он, – мы стараемся адекватно оплачивать работу наших сотрудников.
– И, конечно, имеете неучтенные ведомости, с которых они не платят налогов, – добродушно заметил Дронго.
– Нет, – встрепенулся Корытин, отводя глаза, – вот это никогда!
По его реакции было ясно, что не все сотрудники газеты платят налоги с получаемых сумм, но это менее всего интересовало Дронго.
– У кого он занимал деньги?
– Вы все же думаете, что его убили из-за денег? – снова удивился Точкин. – Но там была не такая уж большая сумма…
– Вы не ответили на вопрос. У кого он занял деньги?
– Восемь тысяч у главного редактора, пять у нашего главбуха. Кажется, так, но точно я не знаю. По-моему, еще десять у кого-то, но точно не знаю. А главбуху деньги он уже вернул. Как раз перед самым убийством.
– А Сорокину остался должен?
– Да. Вообще-то Павел Сергеевич не дает денег взаймы, но на этот раз сделал исключение.
– У Звонарева сохранились записные книжки или какие-нибудь другие записи личного характера?
– Все забрал следователь. Они изъяли все Славины материалы. Мы даже не успели посмотреть, что именно они забрали.
– Понятно, – разочарованно протянул Дронго. – Когда вы сможете дать мне свой ноутбук?
– Вообще-то там у меня много личной информации. Если хотите, я перепишу все то, что касается Звонарева, на дискетки.
– Это долго. Там большой объем информации?
– Довольно большой. Несколько миллионов бит. Я занес в память на всякий случай.
– В таком случае лучше дайте мне ноутбук. Я бы не хотел работать с дискетками. Возможно, там нет ничего, что меня заинтересует. Судя по вашему лицу, вас не обрадовала такая перспектива. Сколько вам нужно времени, чтобы переписать всю информацию?
– Минут двадцать, двадцать пять. Я сделаю пять-шесть дискеток. Все, что хранилось в памяти. Если можно…
– Хорошо, – согласился Дронго. – Я подожду. Спасибо вам, Олег. И пожалуйста, никому не говорите о нашем разговоре.
– Ладно, – Точкин кивнул, поднимаясь со стула.
И только после того как он вышел, Дронго спросил у Корытина:
– Думаете все же, что он предпочел свою девушку вашей сотруднице из-за ее отца?
– Я же вам говорил о напоре провинциалов, – заметил Корытин. – Конечно, ему нравилась Валя. Но не об этом речь. Он не был подлецом. Но был достаточно расчетлив. Понимал, что с Виолой у него нет такого будущего, как с дочерью известного художника. И он сделал выбор. Правильный в общем-то выбор, – уточнил Корытин.
– Вы его не любили? – вдруг спросил Дронго.
– Я привел его к нам в редакцию, – напомнил Корытин и, чуть подумав, сказал: – Просто я к нему относился достаточно трезво. Парню нужно было возвращать долги, пробиваться в Москве. Поэтому он и выбрал Валю. Кстати, я знаю, где он взял недостающие деньги. Случайно знаю. Он продал три картины отца Валентины иностранцам за пятнадцать тысяч. Пять он вернул отцу девушки, а десять стали его первым вкладом за квартиру. Кстати, он никого не обманывал. Он честно рассказал отцу девушки, что картины стоили пятнадцать. Но тот хотел только пять и не стал брать остальные десять. А может, сделал это намеренно, его устраивал такой зять, как Звонарев. Парень, поймите меня правильно, умел ориентироваться в нашей суете. Хотя, не скрою, меня это немного настораживало. В общем же я всегда к нему относился достаточно хорошо, это все могут подтвердить.
- Предыдущая
- 13/60
- Следующая
