Роман о Виолетте - Дюма Александр - Страница 5

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая

— Ну что ж, в таком случае, довольно пустых разговоров, ты будешь женщиной, подчиняющейся законам природы.

Милая девочка, она была воистину прекрасна в своей естественности.

Весь день она провела за чтением — благо моя библиотека содержала собрание прекрасных книг.

— Ты не скучала? — спросил я Виолетту.

— По тебе — да, а вообще мне не было скучно.

— Что ты читала? — «Валентину».

— Неудивительно, да будет тебе известно — это просто шедевр!

— Я это не знала, но вот плакала много. Я вызвал звонком г-жу Леони.

— Приготовьте нам чай, — велел я. Потом обратился к Виолетте:

— Ты любишь чай?

— Трудно сказать, я никогда его не пробовала. Леони накрыла на стол; постелила турецкую скатерть и поставила две изящные фарфоровые чашки и японскую сахарницу.

Сливки были поданы в кувшинчике из того же металла, что и чайник.

Чай горничная заварила нам в чайнике, а кипяток принесла в серебряном самоваре.

— Тебе еще нужна Леони? — спросил я Виолетту.

— Для чего?

— Чтобы помочь тебе раздеться.

— А зачем? — сказала Виолетта, развязывая свой витой пояс. — На мне только халат и рубашка.

— Отошлем ее?

— Конечно!

— Теперь никто нас больше не побеспокоит.

И, едва горничная вышла, я закрыл дверь на ключ.

— Значит, ты остаешься со мной?

— Если позволишь.

— На всю ночь?

— На всю ночь.

— Ах, какое счастье! И мы уляжемся вместе, как две подружки?

— Именно так. Тебе приходилось спать с подружками? , — В пансионе, когда я была совсем маленькая; с тех пор я только раза два ночевала у сестры.

— И что ты делала, лежа с сестрой?

— Желала ей спокойной ночи, обнимала ее, и мы засыпали.

— И больше ничего?

— Ничего.

— И если мы с тобой ляжем вместе, ты полагаешь, этим все ограничится?

— Не знаю почему, но мне кажется, нет.

— Чем же, по-твоему, мы будем заниматься? Она пожала плечами.

— Наверное, тем, что ты делал со мной сегодня утром, — и она бросилась мне на шею.

Я обнял ее и усадил себе на колени, затем налил чашку чая, добавил туда несколько капель сливок, положил сахар и предложил ей выпить.

— Тебе так нравится?

Она кивнула, но без особого восторга.

— Вкусно, но…

— Но что?

— Мне больше по вкусу парное молоко, пенистое, только что надоенное.

Меня ничуть не удивляло ее равнодушие к чаю, я давно заметил — этому китайскому напитку присуща некая аристократическая пикантность, чуждая плебейскому нёбу.

— Завтра утром будет тебе парное молоко. Возникла небольшая пауза; я взглянул на Виолетту, она загадочно улыбнулась.

— Знаешь, чего мне не хватает?

— Нет.

— Знаний.

— Знаний! Зачем они тебе, мой Боже!

— Хочу понять то, что мне непонятно.

— Что же ты желаешь понять?

— Кучу вещей, к примеру — ты спрашивал, девственница ли я?

— Да.

— Ну вот, я ответила, что не знаю, а ты рассмеялся.

— Правильно.

— Так что же означает быть девственницей?

— Это когда тебя еще не осыпал ласками ни один мужчина.

— В таком случае, отныне я уже не девственница?

— Почему ты так решила?

— Мне показалось, сегодня утром ты меня ласкал.

— Ласка ласке рознь, дитя мое, сегодня утром я тебя гладил, и очень нежно…

— Ода!

— Но от таких прикосновений девственности не лишаются.

— А от каких лишаются?

— Следует прежде разъяснить тебе понятие девственности.

— Разъясни непременно.

— Это будет нелегко.

— Ничего, ведь ты такой умный!

— Девственность — это физическое и нравственное состояние, в котором пребывает всякая девушка, никогда не имевшая любовника.

— А что значит иметь любовника?

— Совершить с мужчиной любовный акт, с помощью которого продолжается человеческий род.

— И мы еще не совершали этого самого акта?

— Еще нет.

— И поэтому ты мне не любовник?

— Пока я могу назваться лишь твоим возлюбленным.

— А когда ты станешь моим любовником?

— Как можно позже.

— Неужели это столь тебе противно?

— Напротив, это то, чего я жажду больше всего на свете.

— О мой Боже! Как досадно! Опять перестаю понимать.

— Существует особый алфавит счастья, моя прекрасная маленькая Виолетта, и заслужить звание любовника женщины — означает дойти в нем до буквы «Z». Прежде следует освоить целых двадцать четыре буквы, из которых начальной «А» является поцелуй руки.

Я поцеловал ее маленькую руку.

— До какой же буквы ты дошел сегодня утром?

Я вынужден был признать, что оказался весьма близок к «Z», перепрыгнув через изрядное число гласных и согласных.

— Ты смеешься надо мной.

— Клянусь, что нет; видишь ли, милый ангел, я стремился как можно дольше постигать этот сладостный алфавит любви, где каждая буква — новая ласка, сулящая блаженство. Мне хотелось постепенно, один за другим, срывать нравственные покровы с твоего целомудрия, подобно тому как я буду сбрасывать с тебя одежды.

Будь ты одета, каждый предмет, от которого я бы тебя освобождал, открыл бы моим взорам нечто новое, неизведанное, очаровательное: шею, плечо, грудь и мало-помалу все остальное. Но я, как дикарь, проскочил эти прелести, пожирая глазами твою нетронутую наготу, а ты и не ведала, чем одаривала меня и сколь была расточительна.

— Оказывается, я вела себя неправильно?

— Нет, что ты, какой тут может быть расчет — я так люблю, я так хочу тебя.

Я распустил ее витой пояс, платье соскользнуло; она сидела у меня на коленях в одной сорочке.

— Хочешь узнать, что такое невинность? — я уже не владел собой. — Ладно, сейчас скажу, иди ко мне поближе, погоди… целуй меня в губы!

Я прижал ее к своей груди; она обвила руками мою шею, задыхаясь от желания.

— Чувствуешь мою руку?

— Ах, да, — ответила она, вся дрожа.

— А мой палец, ощущаешь его?

— Да… да…

— Я сейчас прикасаюсь к тому, что зовется невинностью. Достаю до той самой девственной плевы, которую необходимо разорвать, чтобы женщина могла стать матерью. Стоит повредить эту плеву — и девушка превращается в женщину.

Так вот, ограничиваясь лишь поверхностными ласками, я стремлюсь подольше сохранить тебя девственной. Теперь понимаешь?

На ласку моего пальца Виолетта отозвалась нежными вздохами, прерываемыми страстными постанываниями. Вскоре она, словно собравшись с силами, сжала меня так, что чуть не задушила, бормоча бессвязные слова; внезапно руки ее разомкнулись, она застонала, запрокинув голову назад, и сделалась безжизненной. Сорвав с нее сорочку и сбросив с себя все до рубашки, я отнес ее, нагую, на кровать, прижимая к своей непокрытой груди.

Когда она пришла в себя, мое тело было распростерто над ее телом, мои губы прижаты к ее губам, дыхание наше смешалось.

— О, я точно умерла… — прошептала она.

— Умерла! — воскликнул я. — Ты умерла! Это я сам, похоже, умер! Но нет, напротив, только сейчас мы и начинаем жить.

И я стал целовать ее с головы до пят, от каждого поцелуя она вздрагивала, словно от укуса. Потом в ответ жадно впилась в меня, тихо постанывая от наслаждения. Любая встреча наших губ наполняла тишину блаженством и восторгом.

Вдруг раздался крик изумления: она обеими руками ухватилась за неизвестный ей прежде предмет и ее озарило…

— Теперь ясно, чем именно… такое невозможно стерпеть.

— Виолетта, любимая, я больше не владею собой, ты сводишь меня с ума.

Я попытался отстраниться.

Она воспротивилась:

— Нет, не отворачивайся от меня, если любишь, не бойся причинить мне боль. Я хочу…

Проскользнув вниз и обвив мое тело руками и ногами, она сама проложила дорогу.

— Я хочу… — повторяла она. — Хочу… Внезапно она испустила вопль.

Увы и ах! Все мои возвышенные замыслы рухнули. Едва постигнув суть невинности, бедняжка Виолетта ее утратила. Когда она закричала, я остановился.

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая