Большая игра (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 35

Первый день цесаревич посвятил отдыху, а после обеда провел несколько приемов, вникая в Азиатские дела. На второй день он вновь встретился с рядом лиц и в сопровождении Кауфмана, Головачева, Абрамова, кузена Николая и герцога Романовского проехался по улицам города. В качестве почетной охраны его сопровождал наш полк в полном составе. Любо-дорого было смотреть на гусар Смерти, на нашу безукоризненно выглаженную форму, и на безупречно вычищенных лошадей.

Затем на поле, претендующем на роль ипподрома, состоялись скачки. Участвовало несколько групп лошадей, разделенных по возрасту и породам. Честь нашего полка отстаивали три офицера, все общепризнанные мастера данного дела: ротмистр Пасторин, поручик Рут и корнет Вепхо Джавахов. Цесаревич щедро одарил победителей и проигравших.

Я участия в подобном не принимал, хотя в лошадях, благодаря изученной науке иппологии, разбирался хорошо. Во всяком случае, не хуже большинства выпускников Старой Школы. Но здесь требовалось нечто большее — интуитивное понимание скакуна, ощущения его силы, некоторая родственность, если так можно сказать. Всего этого я был лишен.

На следующий день великий князь Николай Романов отправился в Казалинск, прихватив с собой шестой резервный эскадрон гусар Смерти. Предполагалось, что он присоединится к полковнику Голову, и когда придет приказ, они выступят на Хиву.

Вечером состоялся небольшой ужин, на сей раз только для офицеров из числа Александрийских гусар. Утром следующего дня мы наконец-то встретились с Николаем и смогли пообщаться в спокойной обстановке.

Флигель-адъютант* — воинское звание, состоящего в Свите Его Императорского Величества офицера. Представителям Свиты позволялось носить императорский вензель на погонах. Так же флигель-адъютанты носили особый мундир с аксельбантом и эполетами.

В Ташкенте Николай Романов поселился на улице Иканской, в одном из домов, принадлежащих купцу Хлудову. Хлудов посчитал немалой честью, что его собственность станет временным жилищем будущего Императора и предоставил в распоряжение Николая все возможные услуги.

Комнат в двухэтажном доме оказалось много. И все равно, места многочисленной свите не хватило, людям пришлось потесниться. Среди сопровождающих особое место занимали граф Строганов, секретарь Оом, профессор Боткин, генерал Рихтер, подполковник Козлов и ротмистр князь Барятинский. Все они являлись старыми и проверенными людьми, которым Николай полностью доверял.

Нахождение в свите Наследника считалось не только весьма почетным, но и крайне перспективным достижением. Попасть в число приближенных являлось недостижимой целью для большинства подданных Российской Империи.

И тем необычней было то, что Михаил Соколов не испытывал никакого желания оказаться в числе этих немногочисленных счастливчиков. Хотя, к Соколову, учитывая его прошлое, относиться следовало по-особому, не так, как к прочим.

Факт того, что некто уже прожил одну жизнь в будущем, сохранив знания об этом самом будущем, одно время казался Николаю выдумкой душевнобольного человека. Фантасмагорической историей, не заслуживающей серьезного внимания. Так было в самом начале их необычного знакомства.

С тех пор много воды утекло. Наследник давно осознал, какой удивительный подарок преподнесла ему судьба в лице Соколова. Николай видел в случившемся Божественный промысел. Мог ли Творец послать ему, будущему Императору, помощника в лице Соколова? Послать для того, чтобы в свой срок новый самодержец смог сохранить самое лучшее, что есть в России и попутно изменить и приумножить ее богатства, духовные и материальные?

От таких мыслей кружилась голова. Возможно, в нем говорила гордыня, желание почувствовать расположение Создателя. Николай неоднократно каялся в грехе гордыни, но не мог не возвращаться к данной мысли вновь и вновь. Ситуацию иначе как чудом и назвать было нельзя. И такой подарок судьбы, такого человека, следовало ценить и оберегать любой ценой, попутно храня тайну.

Тайну Соколова Николай хранил, а вот с сохранением жизни самого Михаила как-то не заладилось. Его необычный друг раз за разом отказывался от щедрых предложений и продолжал состоять в боевом полку, который постоянно участвовал в военных действиях. Его могли убить, и что тогда делать? Наследнику совсем не хотелось терять такого человека. К тому же, несмотря на невероятные преимущества, что подарил ему Александрийский гусар, Романов действительно к нему привязался и считал другом. Другом без всяких лишних условностей и недомолвок.

Но, несмотря на встречу с другом, Ташкент наследнику не понравился. Хотя, может он не понравился и потому, что Соколов продолжал рисковать жизнью, и в ближайшее время должна начаться война со всеми вытекающими последствиями, как для самого гусара, так и для прочих подданных Императора.

Ташкент не вызвал отклика в сердце, несмотря на прекрасный прием всех без исключения жителей. До города он добирался долго и устал от дороги, которая, казалось, никогда не кончится. Сам Ташкент показался ему огромной средневековой деревней, которая всеми силами пытается произвести впечатление и заставить говорить о себе, как о городе. Здесь оказалось слишком грязно, слишком не «по-европейски», не так, как он привык. Да и тот знаменитый азиатский колорит, о котором не раз упоминал Соколов, при ближайшем рассмотрении оказался куда скромнее и совсем иным, не таким, как он представлял себе в воображении.

Да еще и январь, холодный и ветреный, не доставил особой радости.

Завтракал наследник с приглашенными генералами во главе с Кауфманом. Лейб-медик Сергей Петрович Боткин осмотрел цесаревича, попросил показать язык, проверил пульс и температуру, дал очередную порцию лекарств. Затем состоялся небольшой моцион вдоль берега реки Чирчик.

Отобедав и выделив тридцать минут на короткий сон, наследник написал письмо супруге, описывая, как он добрался и поделился первыми впечатлениями о Ташкенте, после чего встретился с Соколовым.

— Николай! — оставшись наедине, Соколов для порядка еще раз кинул взгляд на запертую дверь и пожал протянутую руку цесаревича. Выглядел он колоритно — лихой вид, черная форма со шнурами, начищенные сапоги и открытая улыбка. И он повзрослел, усы и узкая полоска шрама придавали ему мужественный вид, какую-то внутреннею уверенность. Сейчас перед ним находился настоящий боевой офицер, который немало в жизни видел. И смелый взгляд такого человека могли выдержать не все. Правда, подобное не касалось самого Николая. Он был знаком с теми, чей взгляд мог заставить рядового человека покрыться потом и начать икать, попутно вспоминая все прошлые грехи. Так что Соколову предстояло еще многому научиться. Но главное заключалась в том, что Романов почувствовал невольное тепло и радость, глядя на друга.

— Миша, и я рад тебя вновь увидеть. Видит Бог, нам бы стоило встречаться чаще! Присаживайся, — цесаревич кивнул подбородком, показывая на небольшой круглый столик. Там стояла бутылка французского вина, бокалы, фрукты, свежий хлеб и паштет.

— Вот что мне в тебе нравится, так то, что друзей ты встречаешь радушно, — Соколов ловко открыл бутылку и разлил вино по бокалам. Двигался и говорил он спокойно, без панибратства и наглости.

Друзья выпили вина и неторопливо заговорили обо всем подряд. Больше всего цесаревича интересовало, как обстоят дела у самого Соколова и общее положение дел в Ташкенте. Так же его занимали вопросы, связанные с телефонами «Державы» и мастерской «Победа», изготавливающие полевые кухни для армии. Час прошел незаметно. Цесаревич приказал подать вторую бутылку.

— Ты меня окончательно раскрыл, — добродушно посетовал Соколов, вновь разливая вино. — И так ходили слухи, что у меня есть влиятельный покровитель. Но сейчас, после сегодняшнего нашего разговора, все окончательно подтвердится. Как мне с товарищами теперь общаться?

— Как и раньше, — Николай пожал плечами и сделал небольшой глоток. Он не видел особых трудностей в положении друга. Подобная ситуация, когда тот или иной офицер в силу каких-либо обстоятельств попадал в свиту одного из членов Царствующего Дома, являлось вполне распространённым явлением. — Скажу тебе больше — как только эта война закончится, я официальным приказом оформлю твое зачисление в мою свиту. Строганов и Рихтер уже знают, что нас связывают приятельские отношения. Про дружбу я пока храню секрет, иначе они обеспокоятся, что кто-то получил на мою персону слишком значительное влияние и сообщат Императору.