Дыши глубже (СИ) - "Eiya Ell" - Страница 37

— Прости, — обниаю, целую в шею, — больше не буду прятся.

— Конечно не будешь, ты же не хочешь, чтобы тебя трахнули в мороз, в лесу? — подмигивает.

— Уфф, ни исправимый! Пошли.

— Дай сюда руку и не вздумай отпускать.

Почему назад к дому, мы добираемся быстрей, чем когда шли в лес.

— Я хочу с тобой, — он ставит дрова около мангала на пол, — делать костер и шашлык.

— Нет, иди домой согрейся, мы сами справимся, с папой.

— Алекс, ну почему ты ведешь себя со мной, как с ребеноком? Мне не хололно! Да и я согреюсь у костра.

— Иди лучше помоги маме, — и я вспоминаю про тесто.

— Ладно, но позже я приду. можно?

— Только не надолго.

Я захожу в дом с заднего входа, слышу знакомые голоса. Раздеваюсь, снимаю сапоги, прохожу и вижу Валерия Виссарионовича с какой то женщиной, сидят на кухне мило беседуют с родителями Алекса.

— Валерий Виссарионович? Здравствуйте! — мужчина при виде меня поднимаетя, подходит, приобнимает.

— Наша капризулька! — все смеются, — как себя чувствуешь? Как малыши? — он мило улыбается.

— Все хорошо.

— Тогда позволь представить тебе мою любиму супругу — Настя, можно просто Настя.

— Здравствуте, — женщина средних лет, мило улыбается. Я прохожу к тесту.

— Мы присмотривали, — говорит т Тоня, — я включу духовку, уже пора печь. Она встает включает духовку. Наливает мне чай, — сначала выпей согрейся.

Мы остаемся беседовать за кружечками чая, в то время как мужчины удаляются помогать с монгалом и шашлыками.

Помоему вечер будет прекрасный.

Мы печем хлеб, запах которого распространился по всему дому. Как же давно я не ела свежий домашний хлеб. Срауз вспомнила детсво и маму.

Оживленно беседуя обо всем на свете, о чем только могут говорить женщины, мы накрываем на стол, я как будто всю жизнь жила в этом доме, и заню всех, кто сейчас рядом.

Мужчины заходят, моют руки. Алекс ставит на стол большую каструю с шашлыками. Мы все садимся, каждый со своей любимой рядом. Принимаеся за шашлыки.

— Какой вкусный хлеб! — говорит Валерий.

— Да, моя жена никогда не печет плохой, — отвечает д Толя.

— Это вообше то Амаля пекла, — т Тоня улыбается.

— Ты умеешь печь хлеб? — Алекс удивленно смотрит на меня, — ты ела сырое тесто?

— Нет, я не ела.

— Мама, — он смотрит на свою мать, — скажи она ела сырое тесто?

— Она ни ела сырое тесто, — мы смеемся.

— А почему она должна есть сырое тесто? — Валерий ничего не понимает, и его жена тоже.

— Дядь Валер, я вот хотел спросить, — Алекс поворачивается к нему, — когда Амаля перестанет есть странные вещи? — за этот вопрос я щипаю его под зад, гад.

— Когда родит, — д Валера отвечает спокойным голосом.

— Точно? — все смотрим на Алекса, — а что? я просто уточняю.

— Точно.

— Может ей каких то витаминов не хватае, поэтому ее тянет на странные вещи? — Алекс все не угомонится, поэтому я еще раз его щипаю.

— Что странного я сьела? — я уже не выдерживаю.

— Мясо сырое, еще не удивлюсь если и тесто…

— Алекс! — мы с его мамой кричим в один голос.

— Ладно молчу, — смеется, — точно когда родит все закончится?

— Я тебя задушу, подожди, — наклоянюсь к нему, — когда останемся одни, смеются все.

Вечер проходит просто замечательно.

***

АЛЕКС

Захожу в душ, и закрываю дверь, пока Амаля не успела меня заметить, быстро скидываю с себя одежду и прохожу к ней.

— Ты что тут делаешь? — она не видит меня, потмоу что глаза в пене, быстро становится под струи воды, открывает глаза, — я же дверь закрывала на замок, как ты зашел?

— А тут замок не работает, я все время забываю купить привезти с собой, теперь я рад, что язабываю, — она не успевает открыть рот, чтобы ответить, я сливаюсь с ее губами в поцелуе. Какая она сладкая, и вкусная. Дразнит, сучка, не отвечает на поцелуй, крепко зжала зубы.

— Нас услышат, немдленно прекрати.

— Нас никто не услышет, расслабся, — только после этого она отвечает на поцелуй, — моя слакая, я дурею от тебя, — скольжу языком по шеи, вода теплыми струями падает на нас, делая обстановку более сексуальной. Ее ркуи ласково гладят все мое тело, — скажи что ты хочешь меня, — спучкаю руку между ножек, нахожу чувствительные складки, глажу, ласково давлю на клитор, от чего с ее губ губ срывается громкий стон, — скажи.

— Алекс… — я и так знаю что она хочет, чувствую же ее влагу на своих пальцах, это не вода.

— Скажи, — не могу оторватся от ее губ, другая давно гладит нежное полушарие груди, покручивая сосок.

— Хочу…

— Громче скажи, я не слушу….- башню срывает от ее пьяного голоса. В паху давно приятно больно завязался узел старсти, член готов разорватся, я так хочу в нее. В ее горячее, нежно тугое лоно.

— Я тебя хочу, Алекс….ахх- громкий стон, когда мой палец проникает внутрь ее, ласково делая круги внутри, трахаю ее пальцем, добавляю второй палец. Она насаживается на мои пальцы, требуя продолжения. Я знаю, она уже готова кончить, поэтому останоавливаюсь, слышу ее разочерованный стон.

Приподнимаю ее за бедра, она быстро хватается за меня ногами, скрешивая их у меня на спине. Руками обнимает за плечи, делаю резкий толчок и врываюсь внутрь. Закрываю глаза, издавая животный стон. Она насаживается на меня, вхожу глубоко, до основания. Наши движения происходят в такт друг другу. Я учашаюсь, не могу сдерживатся, стоны удовольтвия не перестают слетать с наших губ.

— Ванилька…я по тебе сума схожу……- ставлю на пол, — прогнись, — давлю рукой на спину, держу за бедру, — упрись ладонями в стену, — она слушается, в следушее мгновение я уже вколочиваюсь в ней. Двигаюсь жадно, часто резко, как всегда не могу сдерживаться, — не больно? — она мотает головой, не способная говорить ни слова, содрагается в оргазме. Зажимает мой член так, как будто выжимает, я лечу следом, пульсируя в нее. Какое наслаждение кончать в нее. Я уже по другому не смогу с ней. Надо придумать что то, чтобы после родов я кончал в нее.

Эйфория.

Она мой наркотик. Я больше не смогу без нее.

Приподнимаю ее, обнимаю ее сзади, нежно гладя мягкие полушария, вколочиваюсь зубами в шею.

— Я всегда буду помеченная ходить? — не свои голосом говорит Амалька, ставит голову на мое плечо.

— Всегда, по другому я не могу тебя любить.

***

— Алекс, — в сквозь сон слышу нежное дуновение над своим ухом, — проснись пожалуйста.

Амаля.

— Что то случилось? — я испугался, подорвался сел.

— Ничего не случилось, просто…

— С тобой все хорошо? Ты не спала что ли?

— Я не могла уснуть…..я хочу. это.

— Что, говори уже, — протираю глаза, чтобы проснутся.

— Тебе нужно одется.

— Одется? Мы куда то идем? — только сейчас я замечаю, что она полностью одета.

— Да, пойдем.

— Куда? Ночь на дворе. Ты куда собралсь? — я не могу сообразить.

— К соседям. Я хочу те бурелые помидроы, которые у соседей.

Только оказавшись в задней части двора, перед сеточной оградкой, разделявшей наш участок от соседского, я начал соображать, что сейчас происходит.

— Амаля, — шепчу, словно нас кто то может услышать, темной ночью, в огороде, — у нас полный холодильник помидор, в погрейте тоже помидоры, мамины, тоже свои, с огорода, ты могла бы есть их.

— Не могла, Алекс, — она тоже шепчет, — давай быстро перелезть через сетку, сорви мне пару помидор и пойдём, холодно.

— Во как, холодно, — смеюсь, она стоит с фонариком, в тёплой куртке, но в комнатных тапочках, мы воруем помидоры, кому скажи обсмеют — я тебе сказал сиди в комнате жди, но ты пошла со мной.

— Хотела убедится, что ты точно сорвал те, которые, я видела днем, — это вызывает у меня смех, — ну со ты смеёшься? Ты понимаешь, эти помидоры, которые с грядки, они пахнут по другому, и вкус другой, тебе не понять. Давай перелазь — это так легко сказать, пернонзь, как? Ставлю ногу на бетонный столб, маленький узенький столб, который удерживают сетку, хочу перепрыгнуть но не получается, она под моим весом прогибается в другу сторону, я пошатываясь, теряю равновесие, ставлю другую ногу уже на серку, она полностью гнется под моим весом и падаю в соседский огород, Амаля вскрикивает, рвётся ко мне, но я рукой подаю знак, чтоб не подходила, тем более с фонариком, сетка остаётся прогнутый, утром соседи поймут, что кто то лез к ним в огород. Ну черт с ними, сам утром скажу. Собираю помидоры, и перебираюсь обратно.