Предсказание - Дюма Александр - Страница 4
- Предыдущая
- 4/75
- Следующая
— А! Ну это уж слишком! — прорычал буржуа и направился к своим спутникам.
Затем он обратился ко всем, кто в состоянии был его услышать:
— Идите все сюда! Да идите же!
Буржуа был до такой степени преисполнен ярости, что на его призыв тотчас же сбежались все.
— Что случилось? — пронзительными голосами спрашивали женщины.
— Что произошло? — осипшими голосами спрашивали мужчины.
— Что произошло? — переспросил Ландри, ощутив поддержку. — Произошло невероятное!
— А именно?
— Произошло то, что этот господин пожелал, чтобы я увидел звезды на небе в ясный поддень!
— Прошу прощения, сударь, — проговорил молодой человек с величайшим спокойствием, — я вам, напротив, сказал, что погода чрезвычайно облачная.
— Это фигура, господин школяр, — ответил Ландри, — поняли? Это фигура.
— В таком случае, это неудачная фигура.
— Вы еще говорите, что у меня неудачная фигура? — проревел буржуа, оглохший от биения крови в ушах и потому не слышащий как следует или не желающий слышать. — А! Это уж слишком, господа: вы сами видите, что этот шут смеется над нами.
— Смеется над вами, — раздался голос, — да, может быть.
— Надо мной точно так же, как и над вами, как и над всеми нами; это любитель дурных шуток: он забавляется тем, что придумывает гадости и мечтает о том, чтобы пошел дождь и чтобы ему удалось подшутить над всеми нами.
— Сударь, клянусь вам, что я вовсе не мечтаю о том, чтобы пошел дождь, ведь если он пойдет, я промокну точно так же, как и вы, и даже чуть больше, потому что я на три или четыре дюйма выше вас.
— То есть, вы хотите сказать, что я просто шавка?
— Ничего подобного я не говорил, сударь.
— Карлик?
— Это было бы безосновательным оскорблением. Ведь в вас около пяти футов роста, сударь.
— Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы бросить тебя в воду! — воскликнул Ландри.
— А! Вот-вот! В воду! В воду! — раздалось несколько голосов.
— Если вы бросите меня в воду, сударь, — сказал молодой человек со своей неизменной учтивостью, — вы от этого не вымокнете меньше.
Поскольку молодой человек показал этим ответом, что обладает большим благоразумием, чем все собравшиеся, все собравшиеся выступили против него. Подошел огромный верзила и полуиздевательски, полуугрожающе произнес:
— Ну, мерзавец, с чего это ты взял, что сейчас идет дождь?
— С того, что чувствую, как падают капли.
— Падают капли! — воскликнул Ландри. — Но это же не дождь как из ведра, а он сказал, что будет лить дождь как из ведра!
— Может быть, ты в сговоре с каким-нибудь астрологом? — проговорил верзила.
— Я ни с кем не в сговоре, сударь, — ответил молодой человек, явно начиная сердиться, — тем более с вами, хотя вы и обращаетесь ко мне на «ты».
— В воду! В воду! — послышались опять голоса.
Тут школяр, чувствуя, что вот-вот грянет буря, сжал кулаки и приготовился к схватке. Круг вокруг него начал сжиматься.
— Смотрите! — воскликнул один из новоприбывших. — Да это же Медард!
— А кто такой этот Медард? — спросили сразу несколько голосов.
— Это святой, чей праздник отмечается сегодня, — произнес один из шутников.
— Прекрасно! — воскликнул тот, кто узнал молодого человека. — Только этот вовсе не святой, потому что он еретик.
— Еретик! — закричала толпа. — В воду еретика! В воду безбожника! В воду отступника! В воду гугенота!
И все подхватили хором:
— В воду! В воду! В воду!
Эти крики и прервали описываемый нами праздник.
Однако именно в этот момент, словно Провидение пожелало оказать молодому человеку помощь, в какой он, судя по всему, столь остро нуждался, появился тот, кого он ждал: красавец-юноша двадцати двух — двадцати трех лет; высокомерный взгляд его выдавал в нем дворянина, а манеры — иностранца, — так вот, вдруг появился тот, кого ждал молодой человек, и, стремительно прорываясь через толпу, очутился в двадцати шагах от друга, а тот, будучи схвачен спереди и сзади, за ноги и за голову, вырывался изо всех сил.
— Защищайся, Медард! — воскликнул юноша. — Защищайся!
— Вот видите, это действительно Медард! — воскликнул тот, кто первый назвал это имя.
И, словно носить это имя — преступление, толпа в один голос закричала:
— Да, это Медард! Да, это Медард! В воду Медарда! В воду еретика! В воду гугенота!
— Как только еретик осмелился носить имя столь прославленного святого?! — закричала Перретта.
— В воду святотатца!
И те, кто схватил несчастного Медарда, поволокли его к обрыву.
— Ко мне, Роберт! — воскликнул молодой человек, почувствовавший, что не в состоянии сопротивляться толпе и что за всем этим шутовством стоит смерть.
— В воду разбойника! — завопили женщины, одержимые как в ненависти, так и в любви.
— Защищайся, Медард! — второй раз крикнул иностранец и обнажил шпагу, — защищайся, я здесь!
И нанося клинком удары плашмя направо и налево, он разгонял толпу: его удары накатывались на нее со склона, точно лавина. Но настал момент, когда толпа оказалась до того плотной, что, если бы даже она пожелала расступиться, это было бы ей не под силу: она выдерживала удары, рыча от боли, но не расступалась. Перестав рычать от боли, толпа стала рычать от бешенства.
Новоприбывший (акцент выдавал в нем шотландца) беспрерывно наносил удары, но не продвинулся вперед — точнее, продвинулся совсем незначительно — и увидел, что его друга сбросят в воду еще до того, как ему удастся до него добраться. Бедняга Медард очутился в окружении примерно двадцати крестьян и пяти или шести лодочников. Он пускал в ход руки, лягался, кусался, но с каждым мигом оказывался все ближе и ближе к обрыву.
Шотландец слышал только эти крики, все приближавшиеся к воде. Сам он не кричал, а издавал некое подобие львиного рыка, как только обрушивал на чью-то голову клинок или эфес шпаги. Вдруг крики стали еще громче, затем настала тишина, потом послышался всплеск упавшего в воду тяжелого тела.
— Ах, разбойники! Ах, убийцы! Ах, душегубы! — воскликнул молодой человек, пытаясь пробиться к реке, чтобы спасти друга или погибнуть вместе с ним.
Но это было невозможно: перед ним оказалась стена из живых тел, крепкая, как гранит. Обессилев, он вынужден был отступить, скрипя зубами, с пеной на губах, с залитым потом лицом. Он отступил на гребень откоса, выше собравшейся у обрыва толпы, чтобы увидеть, не покажется ли из воды голова несчастного Медарда. И там, на гребне откоса, опершись на шпагу, видя, что на поверхности воды никто не появился, он бросил взгляд на собравшуюся внизу взбесившуюся чернь, с отвращением разглядывая эту человеческую свору.
Стоя в одиночестве, бледный, в черном костюме, он выглядел словно ангел-истребитель, сложивший на мгновение крылья. Но этого мгновения оказалось довольно, чтобы ярость, клокотавшая в его груди, подобно лаве в недрах вулкана, вскипев, прорвалась сквозь губы:
— Вы все разбойники! — вскричал он. — Вы все убийцы, вы все подлецы, лишенные совести и чести! Вас собралось сорок человек, чтобы убить, сбросить в воду и утопить несчастного юношу, не причинившего вам никакого зла. Вызываю вас всех на бой! Вас сорок, выходите, и я вас всех убью, всех до одного, по очереди, как собак, а вы и есть собаки!
Крестьяне, буржуа и школяры, к кому и было адресовано это приглашение умереть, не обнаружили готовности положиться на случай и рискнуть схватиться холодным оружием с человеком, блистательно продемонстрировавшим свое умение обращаться со шпагой. И как только шотландец это понял, он с презрением вложил свою шпагу в ножны.
— Все вы не только трусливые негодяи, но и презренные мерзавцы, — продолжал он, обводя рукой стоящую внизу толпу, — однако я отомщу за эту смерть не таким ничтожествам, как вы, ибо вы даже недостойны встретиться со шпагой благородного человека. Прочь отсюда, мразь мужицкая, подлая деревенщина! И пусть дождь и град обрушатся на ваши виноградники, положат ваши хлеба и размоют ваши поля, и пусть длится это столько дней, сколько вас собралось, чтобы убить одного-единственного человека!
- Предыдущая
- 4/75
- Следующая
