Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum" - Страница 3

— Чистого неба вам, путники, — тот что заговорил не спускаясь с седла, даже улыбкой не мог скрыть жестокий блеск глаз. Права беглянка: такой убьет, и не задумается. — Куда путь держите?

— Ты для того нас среди ночи побеспокоил, чтобы о пути спросить? — сощурил глаза мой побратим. Тамгиру не понравилось, что я припрятал девушку, но это он мог стерпеть, а вот наглость паххетов — нет.

— Прошу простить нас, дети степей. Не по своей воле мы нарушили покой ваш, — паххет прижал руку с хлыстом к груди. — Ночью сбежала у нас рабыня. Не видали ли вы следов?

— По ночам здесь только глупцы шастают лесами. А рабынь не было, — все так же резко отозвался Тамгир.

Паххет поджал губы, стараясь удержать на месте гарцующего коня.

— А если мы следы отыщем? — тихо, почти проворковал восточник, от чего и братья, и я вскинули головы, внимательно рассматривая незваных гостей.

— Попробуй, паххет, — фыркнул Тамгир, потирая рукоять кривого клинка. — Мы из улуса Чоно. Рискнешь?

Паххет побледнел, даже его загорелая, темная кожа не смогла скрыть страх.

— Простите, дети степей. Сбежала моя невеста. Нужно вернуть беглянку пока беда с ней не приключилась. — Попытался повиниться паххет, не слишком правдоподобно.

— Невеста, говоришь? Что ж ты так за ней плохо смотрел, что она сбежала? — фыркнул брат, а шкура у моих ног дернулась. Потянувшись, я перекинул ногу так, чтобы прижать мех. Не хватало еще из-за страха или нетерпения в еще большую беду попасть. Взяв заботу о безопасности девушки, глянув на ее хозяина, я не сомневался в своем решении.

— Не было тут ни невест, ни рабынь, паххет. — Весомо произнес я, ясно помня, в чем пришла девушка. — Уходи, и не мешай людям перед дорогой.

— И все же, если на вашем пути появится пропажа, я сумею хорошо наградить за помощь, — никак не сдавался паххет, сверля нас темными, злыми глазами.

— Иди, паххет. Унес твою невесту-рабыню Колючий Ветер степей. Не найдешь теперь, — фыркнул Тамгир, коверкая мое имя на горском языке.

Паххет, чувствуя издевку, но не понимая, в каком месте его оскорбили, тронул поводья, уводя своих людей обратно к каравану. Сквозь негустой лес было видно, как почернело небо с одной стороны. Значит, за моей спиной уже должна была появиться светлая полоса наступающего утра.

— Шутишь, брат? — без злобы спросил я Тамгира на родном языке, продолжая вырезать лису. Курчавый, с рыжими прядями в голове, Тамгир расхохотался.

— Всю правду сказал, от слова до слова, — кивнул другой побратим, поднимаясь и складывая свои шкуры в мешок. — Что делать будешь со своей находкой, Эргет Салхи, Колючий Ветер степей?

— Посмотрим, — убрав ногу с мехов и откинув край шкуры, я с интересом посмотрел на тощую, запуганную девушку.

– На лису похожа, серебристую. Как та, что по осени к улусу приходила, — фыркнул Тамгир, кинув один короткий взгляд в сторону девушки.

В чем-то он был прав. Бросив девице флягу с водой, я вернулся к костру. Что с ней делать дальше — сам не представлял. Может, переждет пока паххеты караваном тронутся, да дальше пойдет? Но, от чего-то, эта мысль казалась неверной.

Сидя под меховым покрывалом, дрожа от холода, я пыталась оставаться недвижной, надеясь, что степняки не выдадут. В горах поговаривали, что паххеты побаиваются местных, которые в любой момент могут лишить караваны права пересекать степи.

Лошадиное ржание и голоса, знакомые, с затянутыми гласными, вызвали новый прилив паники. Что решит степняк, если придется выбирать — я не предполагала.

Разговор начался спокойно, но я не сдержалась, вздрагивая, а через мгновение на меня легло что-то тяжелое, придавив к земле, не позволяя дергаться.

Голоса были приглушенными, слова удавалось разобрать с трудом, но по резким интонациям можно было предположить, что степняки отказали Хасану. Прошло еще немного времени, когда шкура откинулась, и на меня опять, без какого-либо выражения уставились черные глаза. Я ждала вопросов, каких-то слов, но степняки разговаривали только между собой, на своем языке, в котором я не понимала и пары слов.

Кинув мне бурдюк с водой, степняк отвернулся, словно его интерес на этом пропал. А мне было нужно как-то убедить черноглазого забрать меня с собой. Хоть рабыней, хоть девкой при шатре. Домой вернуться было невозможно, а у степняков даже рабы живут лучше, чем госпожи у паххетов. Правда, я не представляла, как убедить в своей нужности этого молчаливого мужчину, что не сказал мне ни единого слова.

Я молча сидела у огня, подрагивая от пережитых событий, когда степняки все как-то разом поднялись и отправились седлать лошадей. Мужчины почти не разговаривали, только как-то переглядывались, словно слова им и вовсе были не нужны. Быстро, за пару минут собрав вещи, оставив мне только то меховое покрывало, под которым я пыталась отогреться, степняки оказались верхом.

Оглядев в нарастающей панике стоянку, я поняла, что огонь больше не горит, фляга с водой привязана к поясу того черноглазого, что меня укрыл, а сам он сидит верхом на крепкой, мохнатой лошадке, чуть склонив голову на бок и наблюдая за мной.

Вскочив, в последний момент поймав сползающую накидку, я сделала шаг к нему навстречу, но не решилась произнести ни единого слова. Казалось, нарушать негласное молчание сейчас было самой плохой из идей.

Чувствуя, как от ужаса остаться здесь одной вдруг замерло сердце, я едва не расплакалась, кусая губы.

Сейчас этот мужчина ударит по бокам коня, а к вечеру меня задерут волки. Но даже в такой ситуации это казалось более приемлемым вариантом, чем остаться собственностью Хасана.

Четыре других мужчины уже скрылись между деревьев, выезжая на открытую местность, а я все ждала, молча глядя в черные, такие бездонные глаза.

Вдруг степняк тяжело вздохнул, словно не был уверен в правильности собственного решения, но ничего не мог поделать, и протянул мне руку. Не веря, я сделала еще шаг вперед, стараясь угадать о чем мыслит этот мужчина, но лицо вновь стало непроницаемым, ставя меня в тупик. Степняк ждал мгновение, а потом вопросительно вскинул брови. Конь под ним загарцевал, отвлекая мое внимание.

Пожав плечами, степняк легко тронул лошадиные бока каблуками, направляясь между деревьев. Вот тогда оцепенение слетело и с меня. Подгоняемая жаром, вдруг вспыхнувшим внутри, я метнулась за ним.

— Стой! Погоди! — обзывая себя последними словами, я все же успевала за медленно идущей лошадью.

Степняк не стал больше играть в гляделки, а просто ухватил за протянутую руку, буквально затаскивая меня в седло. Проделал это мужчина умело, но все же резко. От такого действа на запястье должны были точно остаться синяки, а сидеть перед степняком на лошади было катастрофически неудобно, но я готовилась вытерпеть все, чтобы только не остаться здесь. Особенно когда солнце поднимется в зенит, выжигая степь. Пусть была только весна, пусть его жар был не так страшен здесь, на самой окраине степей, но этого хватит, чтобы меня убить.

Не знаю, на каких богов я надеялась больше, когда бежала из лагеря паххетов, но, видимо, кто-то все же смилостивился над моей несчастной, такой невезучей судьбой.

Мысль, что это все может оказаться просто очередным испытанием, вызывала противный привкус желчи во рту. С трудом удерживая рвотные позывы в пустом желудке, я крепче ухватилась за длинную лошадиную гриву, намереваясь пережить все, и добраться до спокойной и мирной жизни.

— Долго ты, Эргет, — фыркнул мой рыжий брат по оружию, когда я поравнялся с отрядом, догнав их. — Что, ловить по лесу пришлось?

— Нет. Девушка сама не знает, чего ей хочется. То ли сбежать, то ли остаться. Пришлось немного помочь с выбором.

— И куда же ты ее денешь? Решил уже? Девушка в доме — либо жена, либо рабыня. В другом случае — беда. — Покачал головой старший из нас, Хар Сум, а подумав немного, добавил: — Да и так и эдак, порядка нет.