Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum" - Страница 20

— Отдыхай, Менге Унэг. Утро наступает рано.

Когда я, потушив все светильники кроме одного, заключенного в стеклянный шар, улеглась в постель, Ду Чимэ все еще не было на месте. Под мужские разговоры у костра, под приглушенные звуки музыки, я быстро уснула.

И почти тут же почувствовала, как меня нетерпеливо теребят за плечо.

— Просыпаться! Вставать надо! — довольный голос моей соседки по юрту. Кое-как открыв глаза, я встретилась с сияющим взглядом сестры колдуна. — Пора, пора!

— Когда ты успела выспаться? — протерев глаза, чтобы они хоть как-то прогнать дрему, я села на постели. Ду Чимэ, помимо прочего, уже успела причесать волосы и переплести косы, подведя чем-то черным и без того яркие брови.

— Давно утро, — девушка махнула головой в сторону открытого входа в юрт, где едва светлело небо. — Пора, пора!

Нетерпеливо подскакивая на месте, степнячка протянула мне платье, очень похожее на то, что носила сама девушка. Из песочного цвета ткани, с яркой вышивкой по рукавам, платье, скорее рубаха, было до колен, с разрезами по бокам.

— Мне? — ткань выглядела очень дорогой, и гладкой как вода, так что я в первое мгновение растерялась, не решаясь дотронуться.

— Да. Быстрее, быстрее, — не утерпев моей утренней нерасторопности, Ду Чимэ сама натянула мне на голову одежду. Пока я выпутывалась из рукавов, мне на колени упали новые штаны, чуть темнее рубахи, но широкие и тонкие. Подгоняемы девушкой, сапоги я натягивала уже почти на ходу.

Выйдя из шатра, я смогла в полной мере оценить слова девушки «давно пора». Казалось, улус проснулся несколько часов назад, такая везде была суета. Дети носились у шатров, отовсюду доносилось лошадиное ржание, а вверх поднимались тонкие струйки дыма. Мимо нас, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, с гиканьем пронеслись степняки. Присмотревшись, заметила среди них знакомую фигуру, но уверенности не было, так быстро удалялись фигуры к окраине становища.

— Эргет? — вопросительно ткнув в сторону ускакавших, спросила Ду Чимэ. Девушка важно кивнула, выпятив грудь.

— Охота, — вспомнив подходящее слово, добавила она. А затем вновь поймала меня за руку, потянув куда-то в сторону большого юрта для работниц. Оказалось, что то самое маленькое место для уединения, что я так упорно искала вчера, едва не попав в неприятности, находится именно там. В то же мгновение стало мучительно стыдно перед колдуном, который поймал меня за поисками отхожего места едва ли не на другом краю улуса.

Подождав, пока я закончу все свои грязные делишки, показав, где стоит чан для мытья рук, девушка потянула меня дальше, к небольшому загону. Там, отделенные ото всех, стояла пара кобылиц с жеребятами. Матери были отделены от потомства небольшими загородками. Так, чтобы жеребята были рядом, но все же отдельно. Одна, красивая, серя в пятнах, кобылица и гарцевала не месте, словно устала находиться взаперти.

— Суара! — радостно вскрикнула Ду Чимэ, подходя к загону и увидев там служанку. Девушка быстро затараторила, словно ей было мучительно так долго молчать и оставаться непонятой. Выслушав этот неиссякаемый поток, Суара нахмурилась и кивнула, а уже после повернулась ко мне.

— Ду Чимэ хочет сама тебя учить, как доить кобылу, но так как вам сложно разговаривать, я стану переводить. Но слова запоминай.

Меня подвели к другой кобылице, что спокойно стояла в другой части загона. Сама рыжая, как и ее жеребенок, только со звездой на лбу, она без особого интереса повернула голову в нашу сторону, а потом так же равнодушно вернулась к прерванному занятию, пережевывая траву, от которой пахло прелой зеленью.

— Без жеребенка кобыла молока не даст, — рассказывала Суара, ставя возле кобылицы кувшин и открывая загон, что отделял жеребенка от матери. — Сперва малышу, потом нам.

Нескладный, с большими ушами и длинными тонкими ногами, жеребенок танцевал рядом, все норовя спрятаться от нас позади матери, пока Ду Чимэ не подозвала его, как-то по-особенному причмокнув губами. Тогда, словно догадавшись, что от него требуется, малыш ткнулся мордой матери под живот, в поисках молока.

— А ту будем доить? — пока мы ждали, я кивнула в сторону пятнистой лошади.

— Ты не сможешь. Норов у нее крут очень. В степь бы выпустить, порезвиться, да никак, — покачала головой служанка. Посмотрев вновь на рыжую кобылу, Суара кивнула мне. — Давай, учиться будешь.

— Я корову доила, справлюсь.

— Сходство есть, — Суара оттянула жеребенка в сторону от матери, что бы и мы могли получить порцию молока, — только нужно действовать осторожнее. Стань на одно колено так, словно обнимаешь кобыле ногу и медленно тяни вымя.

Нужно было закрепить кувшин на одном колене, и смотреть, чтобы тот не упал. С этим делом я справилась довольно легко, но на этом мое обучение только начиналось. Вернувшись с молоком, мы с Ду Чимэ почти сразу присоединились к группе женщин, что сидели у юрт на ковре и крутили твороженные шарики.

— Курут, — объяснила мне одна из них, виды как я с удивлением рассматриваю происходящее. Вместо того, чтобы быстрее убрать творог с солнца, спрятать в холодную комнату, если такая, конечно, в степи есть, женщины расскладывали шарики так, чтобы те овевались ветром и находились под яркими лучами. — Он должен высохнуть. Когда наш илбэчин со своими нойонами уйдет в поход с Великим ханом, ему не придется страдать от голода. Хатагтай Галуу повелела приготовить много курута в этом году.

— И все это заберет Эргет? — я смотрела на большие керамические кувшины, что стояли сбоку от юрта, до верху наполненные сушеными творожными шариками.

Женщины рассмеялись, услышав мой вопрос.

— Нет, Менге Унэг. Курут нужен и нам. Овец у хатагтай много, но зимы здесь суровы, так что сейчас важно заготовить столько сколько сможем.

В наступившей на короткое мгновение тишине раздалось вдруг громкое урчание. С трудом сдержавшись, чтобы не схватиться грязными руками за живот, я со смущением подняла голову на женщин.

— Не привыкла ты еще к нашим правилам. Сходите, Ду Чимэ, найдите лепешку какую. Иначе у нашей лисицы совсем сил не останется до обеда, — покачала головой женщина в возрасте, что командовала на заготовке курута.

— Идем, — ополоснув руки, сестра колдуна вскочила с места.

— И никто не ест? — я знала, что степнячке не просто понять мои слова, но все же надеялась услышать ответ.

— Потом. Сделать работу, потом есть. Потом спать, когда солнце злое.

— Когда солнце злое? — я подняла голову, всматриваясь в слепящий, яркий диск, что висел над головой. Мне казалось, что солнце в степи злое постоянно, стоит только выйти из тени.

Все было именно так, как меня сумела объяснить Ду Чимэ. Женщины работали до того момента, пока солнце не оказалось прямо над головой. Казалось, еще немного, и оно просто выжжет все вокруг, настолько нестерпимо оно палило с небес. Но женщины радовались, поглядывая на свою работу. Курут сох быстро.

Оставив в тени для присмотра какого-то мальчишку, все женщины ушила в один большой юрт, где уже ждала еда.

— Нужно поесть и отправляться спать. Пока в степи только охотники и бродят, да пастухи. А у нас работа потом будет, когда солнце вниз пойдет, — подавая нарезанное мясо и овечий сыр, объясняла Суара, сидя на подушках рядом. — С кобылой ты хорошо справилась. Завтра сама все попробуешь сделать. А вечером Ду Чимэ отвезет тебя посмотреть стада нашего илбэчина. Хатагтай хочет, чтобы ты была гордой и понимала, в какую семью попала. Даже в самую голодную и морозную зиму мы не будем голодать.

Женщины, вяло переговариваясь, поели и разбрелись по углам юрта. ДУ Чимэ, тоже вялая и сонная, поймала меня за руку, потянув прочь. Теперь мне стало понятно. Как можно вставать в такую рань. Э

то было куда разумнее, чем работать в пекло, когда солнце от ярости выбеливает степь. Войдя в юрт, закрыв полог, который помогал сдержать жар вне шатра, степнячка бытро скинула одежду и упала на кровать, натянув на загорелое тело тонкое покрывало.