Парижские могикане. Том 2 - Дюма Александр - Страница 2
- Предыдущая
- 2/179
- Следующая
— Я хотела сказать, что в Багдаде стояла такая же жара, как в прошлом году в Париже на Внешних бульварах, например вблизи заставы Фонтенбло: это просто сравнение. Итак, было удивительно, что девочка дрожала, ведь жара стояла такая, что невозможно было находиться на солнце! И фея Карита, разумеется, не могла этого не заметить. Она попросила у отца позволения спешиться и спросила у девочки, не больна ли бедняжка.
Едва фея Карита к ней обратилась, как девочка опустила огромные глаза, до того поднятые к небу.
«Почему ты так дрожишь, дитя мое? — ласково спросила принцесса. — Может быть, ты больна?»
«Да, госпожа фея», — отвечала малышка, сразу догадавшись, что принцесса — добрая фея.
«Что с тобой?»
«Кажется, у меня жар».
«Почему же ты не в постели?» — продолжала фея.
«Потому, что собачкам еще хуже, чем мне, и меня послали погулять с ними».
«Да ведь не матушка послала тебя с собаками на улицу,
верно? Не могла матушка позволить тебе выйти в таком состоянии!»
«Нет, госпожа фея, не матушка», — подтвердила девочка.
«Где твоя матушка?»
«Умерла».
«С кем же ты живешь?»
«С Брокантой».
«Кто это?»
Девочка медлила с ответом, и фея повторила свой вопрос.
«Тряпичница, которая меня воспитала».
«И у тебя нет родных?»
«Я одна в целом свете».
«Как?! Ни матери, ни отца, ни брата?»
Девочку затрясло, она закричала:
«Нет! Нет! Нет! Нет брата! Нет брата!»
«Бедняжка! — пожалела ее принцесса. — А как тебя зовут?»
«Рождественская Роза».
«Ты и впрямь, дитя мое, похожа на цветок, чье имя носишь: такая же бледненькая и нежная!»
Девочка пожала плечами с таким видом, словно говорила: «Чего же вы хотите?!»
«Где ты живешь?» — спросила принцесса.
«Ах, госпожа фея! На одной из самых грязных и отвратительных улиц Багдада!»
«Далеко отсюда?»
«Нет, госпожа фея, в десяти минутах ходьбы».
«Я отведу тебя домой и скажу, чтобы тебя уложили в постель, хорошо?»
«Как вам будет угодно, госпожа фея!»
Девочка попыталась встать, но упала в канаву, до того она была слаба!
«Подожди, — сказала принцесса, — я возьму тебя на руки».
Она в самом деле подняла девочку: та была такой тщедушной, что весила не больше моей куклы. Принцесса поднесла ее к отцу. Тот принял сиротку на руки, посадил перед собой, и все двинулись в путь: папа вез Рождественскую Розу… Ой, я опять проговорилась! Папа принцессы вез Рождественскую Розу, а она держала в руках двух самых маленьких собачек, которые не поспевали за лошадьми. Три другие собаки были большие и бежали сами. Ворона кружила над головой Рождественской Розы; чтобы она не улетела, девочка время от времени ее подзывала:
«Фарес! Фарес! Фарес!»
Скоро они приехали на улицу — такую мрачную, что казалось, будто дело происходит темной ночью, а не средь белого дня. Хотя мой папа говорит, что солнце светит для всех, но до тех, кто ютится на той улице, его лучи, наверное, не доходят.
«Здесь! — сказала девочка, хватаясь за повод. — Вот дверь».
У нас на псарне дверь, наверно, чище, чем в этом доме! Чтобы войти туда, нужно было пригибаться, словно спускаешься в погреб, и двигаться ощупью в поисках лестницы.
Сидевший на каменной тумбе мальчишка — Рождественская Роза называла его Баболеном — вызвался присмотреть за лошадьми. И вот принцесса и ее отец поднялись на самый верх, где жила Броканта.
Насколько принцесса была молода и хороша собой, настолько Броканта была стара и безобразна. С первого взгляда становилось понятно, кто из них добрый гений: принцесса была похожа на фею, Броканта напоминала колдунью. Впрочем, она и была колдуньей, судя по стоявшему на треножнике огромному железному котлу, где варились волшебные травы; в пол была воткнута длинная ореховая палка, а вокруг нее разложены карты, проткнутые большими черными булавками. Наконец, в руках Броканта держала метлу; она в удивлении оперлась на нее, когда увидела генерала с Рождественской Розой на руках и фею, которая несла двух собак. Я уж не говорю об остальных собаках и вороне: они замыкали шествие.
Фея Карита опустила собак на землю, потом обратилась к колдунье:
«Сударыня, мы принесли девочку, потому что она дрожала как в лихорадке; она больна: ее нужно уложить в постель и укрыть потеплее».
Броканта собиралась ответить, но собаки так оглушительно лаяли, что ей пришлось их припугнуть, замахнувшись на них метлой.
«Она сама хотела прогуляться! — отвечала принцессе Броканта, пряча глаза: разумеется, старуха сразу признала в гостье добрую фею. — Она никогда не слушается, вот и болеет».
«Девочка еще мала, — возразила фея. — Не нужно было ее отпускать. Однако почему вы не хотите уложить ее в постель? Я не вижу кровати!»
«Кровати?» — переспросила колдунья.
«Разумеется! У вас нет другой комнаты?» — спросила фея.
«Уж не думаете ли вы, что этот чердак — настоящий дворец?» — проворчала в ответ старуха.
«Милейшая! Извольте отвечать в подобающем тоне, не то я прикажу позвать комиссара: пусть он расспросит, где вы украли эту девочку!» — пригрозил генерал.
«О нет, нет, не надо! Я хочу остаться у Броканты!» — взмолилась девочка.
«Не крала я ее!» — возмутилась старуха.
«Только не пытайся убедить нас в том, что эта девочка твоя!» — сказал генерал.
«А я этого и не говорю», — отвечала Броканта.
«Раз она не твоя, значит, ты ее украла!»
«Да не крала я ее, сударь! Я ее нашла, подобрала на дороге, приютила, словно родное дитя; я отношусь к ней так же как к собственному сыну Баболену».
«Почему же, в таком случае, вы не послали Баболена выгуливать собак? Почему не оставили девочку дома?» — спросила фея.
«Потому что Баболен меня не слушается, а Рождественская Роза все исполняет раньше, чем я успеваю приказать».
«Пусть так, — возразил генерал, — но мы подобрали девочку на улице не для того, чтобы она умерла от простуды. Где она спит?»
«Здесь!» — отвечала колдунья, указывая в угол, где Рождественская Роза свила себе гнездышко.
Фея приподняла занавеску, отделявшую угол чердака, и ее взгляду открылась довольно чистенькая клетушка. Правда, постель состояла из одного матраса. Фея пощупала матрас и подумала, что ложе, пожалуй, жестковато.
«Признаться, мне неловко, что я сплю на пуховиках, а у бедняжки только этот матрас!» — заметила она.
«У нее будет пуховая постелька, одеяла и тонкие простыни, — пообещал генерал. — Я сейчас вам пришлю все это, милейшая, а заодно и доктора. Пока же укройте девочку потеплее и пригласите сиделку — вот деньги для нее и на лекарства. Если завтра доктор мне скажет, что вы плохо ухаживаете за малышкой, я прикажу комиссару полиции забрать ее у вас».
Колдунья бросилась к девочке и прижала ее к груди.
«Нет, нет, не беспокойтесь! — запричитала она. — Если я и не ухаживаю за Рождественской Розой как за принцессой, то только потому, что у меня нет средств».
«Прощай, Розочка! — проговорила фея, подойдя к сиротке и поцеловав ее. — Я еще к тебе приду, дитя мое».
«Правда, госпожа фея?» — спросила малышка.
«Правда», — подтвердила принцесса.
Девочка порозовела от удовольствия, а Карита сказала, обращаясь к отцу:
«Только посмотрите, какая она хорошенькая!»
Она в самом деле была хороша, господин художник! Вот бы написать с нее портрет!
— Так вы ее видели, мадемуазель? — рассмеялся Петрус.
— Разумеется, — кивнула Пчелка. Она спохватилась и поправилась:
— Я видела ее в моей книге со сказками: она била в костюме Красной Шапочки.
— Вы мне покажете, мадемуазель?
— Непременно, — с важностью отвечала Пчелка. Потом она продолжала:
— Фея и ее отец сели на лошадей, а полчаса спустя у бедной Рождественской Розы уже было все обещанное. Потом они приказали заложить экипаж и отправились в центр города за доктором. Врач уехал к девочке, и фея с отцом возвратилась во дворец. Фея была счастлива, что у нее такой добрый отец, а отец радовался, что у него такая хорошая дочь.
- Предыдущая
- 2/179
- Следующая
