Двуглавый Змей (СИ) - "Марло Arc" - Страница 29

— Не к вам. К тебе, Шантил.

— Не важно. Ты испытал шок ТАМ, и чувствуешь обиду из–за моих слов. Ты не чувствовал, и даже сейчас, не чувствуешь себя в безопасности. Ты нёс в себе все эти сомнения целый день, а теперь, вечером, когда ты измотан, все твои чувства выходят наружу, проявляясь агрессией.

— Во мне нет никакой агрессии.

— Это ты так думаешь. Знаешь, Ламлис, а не винишь ли ты себя? Точнее, не должен ли?

Мечник удивлённо поднял голову.

— Этот вопрос в твоих ярких, рубиновых глазах. Таких же ярких, как у Ринн. И от этого меня просто дрожь берёт. Что же ты со мной делаешь? — Нервно проговорила эльфийка. — Не чувствуешь ли ты вину, за то, что подслушивал? Так будь добр, сейчас прислушайся к себе, и пойми, что все твои мысли, чувства и ожидания только на твоей совести. Так что?

— …Ничего. Гм, ты права, я ужасно читаю чужие эмоции и не могу понять чужие мысли, не говоря уже о своих. И до этого момента я об этом даже не задумывался.

— И какой же вывод ты делаешь?

— Очень простой. Теперь мне кристально ясно, что я чувствую.

Теперь уже эльфийка вопросительно подняла голову.

— Прости меня, Шантил, но от этого места меня просто тошнит. Не бери на свой счёт, ты полностью права во всём, что сейчас сказала. Но разве я могу пойти против своих мыслей, чувств и ожиданий?

— Не можешь, — эльфийка вновь улыбнулась. Но теперь по–другому — по доброму, как она улыбалась утром. — Потому что такова природа человека, эльфа или любого другого существа. Никто не способен побороть самого себя.

Пепельноволосого мечника передёрнуло. Он не мог понять, притворная ли это улыбка, или искренняя, и это непонимание сводило его с ума.

— Вижу твоё замешательство. Нет, эта улыбка искренна. — Шантил звонко, но тихо, рассмеялась.

Наёмник промолчал, не сводя с неё глаз, а после развернулся, направившись к выходу. В шатре, где всегда было тепло и уютно, ему резко стало душно. Мягкий голос старосты за спиной заставил его остановиться у самого выхода.

— Ламлис, прошу, выполни всего одну просьбу. Без какой–либо платы. Не расстраивай Ринн.

— …Тогда и ты выполни всего одну просьбу. Без какой–либо платы. Всё–же ответь на вопрос. Ты можешь читать мысли?

Шантил наклонила голову, задорно улыбнувшись одними только кончиками губ. Настолько невинно, насколько это было возможно.

— Кто знает? — Тихо ответила она.

— Ясно…

— Не держи на меня обиды, Ламлис. Многое я не могу рассказать, многого ты не способен понять, и многое придёт к тебе позже.

В шатёр проник холодный ветер. Охотник скрылся ещё во время первых слов старосты, молча выйдя наружу. На холодную, ещё тёмную поляну, находящуюся в таком неприветливом лесу. Вышел на свободу, покинув неуютную, замкнутую и полную лжи и обид обитель эльфийки.

«Не держи зла на меня, только не за мои обиды на тебя, Ламлис. Я не имею права злиться, но я не способна принять это, побороть саму себя, такова моя природа. — Эльфийка грустно улыбнулась, уйдя в свои мыли и наблюдая за небольшим просветом, через который можно было видеть жестокую реальность. Реальность, которое им принесёт их будущее. — Прошу, не держи зла. Я знаю, ты не виноват, Ламлис. Никто не способен бороться с судьбой, и ты не исключение. Но я не в силах принять это и перестать тебя ненавидеть с того самого момента, как ты, чужак, появился здесь. Какое лицемерие…»

Ветер выл за окном, то ли от злобы, то ли от отчаяния. А может, и от горечи осознания того, что не может проникнуть в комнату, забрав тепло, источаемое горящим очагом, внутри которого задорно танцевали языки пламени. Не может пролететь над головой, затушив все свечи и обронить, тем самым разбив, лампы. С шелестом сдуть важные бумаги со стола, разнести их по комнате, по углам, по полу и к потолку, к горящей люстре. Не способен врезаться в кожу, пробравшись самых костей и забрав тепло сердец. Не способен выбить слёзы из глаз, заставив плакать находящихся внутри, там, в комнате, вне его досягаемости. Знал бы ветер, что никто из них не способен плакать, завыл бы от отчаяния и горечи ещё сильнее.

— Почему ты замолк, солнышко?

— …Гм, да так, думаю о своих словах. Правильно ли я тогда всё сделал?

— Прошу тебя, только не вини себя. Эта чёртова эльфийка лишь жалкий манипулятор и эгоист. Ну что с тобой? — Обеспокоенно спросила волшебница, наклонившись к Ламлису и взяв его холодную руку. — Ты как?

— Всё со мной нормально. Просто, мне… плохо, наверное?

— О чём ты? Хотя да, ты выглядишь бледнее, чем обычно. Ты спал?

— Нет, почти сразу после мы с Тордраком ушли. Потом шли до самого василькового дола, где и переночевали. Спасибо, что ты всё–же открыла портал, а то я, гм, не знаю, чтобы мы делали. И, Мирана, я думал, мы уже выяснили, что мне не надо спать.

— Пекло, дорогуша, ты знаешь. Я бы открывала этот портал каждый день на протяжении недели. Ну, может, ещё дня три! — Задорно улыбнулась она. — Это ты так думаешь, сейчас всё могло поменяться. Ну, ладно, если ты говоришь, что не нужно, так уж и быть, поверю. Говоришь, помимо тебя и Тордрака, с тобой ходили ещё две эльфийки, один эльф и такой же эльф, только… маг?

— Да, но к чему ты уточняешь? — С подозрением спросил наёмник.

— Так, интересно. Говоришь, он читал заклинания без гримуара, но использовал компоненты?

— Угу…

— Не УГУкай мне. — Мирана замолчала, откинувшись назад и убрав одну единственную прядь белых волос. А после неожиданно засмеялась, чем сильно озадачила собеседника. — Ха–ха, ха–ха, дилетант! Хотела бы я посмотреть этому дикарю в его эльфийские глаза. Ха–ха–ха!

— Что смешного? — Смутился наёмник.

— Жалкое подобие магии. Его силы настолько ничтожны, что ему нужны материальные компоненты. Какой же из него жалкий чародей! — Под конец этого представления, она, казалось, успокоилась и шумно выдохнула. — Небось, даже, дальше третьего круга не продвинулся, ха. Давно я так не смеялась.

— Почему тебя это так смешит? Гм, и откуда у тебя вечно такая неприязнь к чародеям?

Волшебница замолкла, но эмоции сдержала, и, не подавая вида, холодно объяснила, делая большие паузы между словами.

— Потому что чародеи лишь гнусное подобие настоящих магов. Да, у них есть внутренняя сила, но по своей жалкой сути они похожи на бочку с горючим веществом. Сосуд, который в любой момент может вспыхнуть.

— Я не совсем понимаю…

— Мы, волшебники, меняем само мироздание, дёргая за тонкие ниточки реальности. Мы учились этому десятилетиями, кропотливо накапливая знания. Они же — природный дефект, мутанты, способные, нет, не использовать и менять по своему усмотрению природу, а гнусно питаться за её счёт, чтобы позже уродливо извергнуть всю накопленную энергию, направив её на разрушение.

— Гм, хорошо, я, кажется, понял.

— Ну и ладненько! — Оживлённо сказала волшебница, так, будто ничего и не было. — А вообще, я удивлена, что виртохвостов стало НАСТОЛЬКО много. Я‑то, думала, что не сильно вмешаюсь. Да уж, друиды бы меня совсем не поняли.

Нависло неловкое, (для кого–то, кто наблюдал бы со стороны), молчание.

— …О чём ты? — Удивлённо спросил Ламлис, почувствовав, как его ноги слегка дрожат. — Вмешаешься?

— А, ты про это? Да, я же упоминала, что изредка хожу туда за травами. Вот я как–то и подумала, что слишком уж накладно каждый раз использовать мазь против василисков. Ну я и решила слегка увеличить популяцию виртохвостов…

— Тордрак, вставай. Мы уходим.

— Что, прямо сейчас? — Дварф поднял голову, с удивлением посмотрев на друга. — Что случилось? Портал же…

— Тордрак… — Ламлис стоял, нависая над дварфом, выжидающе смотря на него. — …Пожалуйста.

— Эх, ладно, — Тордрак захрипел, поднимаясь с ещё не прогретой костром земли, болезненно хватаясь за рёбра. — Я ж за тобой хоть на край света. Ты эт, взял хоть…

Наёмник молча показал небольшой глиняный сосуд, в котором плескалась так дорого им доставшаяся жидкость. Увидев это и удовлетворительно кивнув, дварф окончательно поднялся, и, аккуратно потянувшись, шумно зевнул. Тут же пожалел об этом и вновь схватился за бок, сплюнул, потряс головой и окинул поселение странным взглядом. Наёмник же уже успел развернуться и направиться в сторону тёмного леса.